Последний еврей Багдада (СИ) - Кратер Макс (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
— Да он уже террорист! Или пособник террористов. Я в этом уверен. А по этому вашему взрыву у музея и грабежу я так скажу: будет приказ, мы начнем землю рыть. А сейчас людей на это у меня нет. Город все равно перекрыт. Ни одна крыса не проскочит.
Элиз, понял Дэвид, уже успела расспросить своего нового знакомого о происшедшем у музея, и он, судя по всему, ничего нового не сообщил.
Бронетранспортер вылетел на площадь со всех сторон окруженную двух и трехэтажными домами. Солдаты высыпали из машин наружу и взяли на прицел окна и крыши зданий. Забровски бодро спрыгнул на асфальт. Каска осталась в отсеке.
— Мерзкое местечко, — произнес он, втянув ноздрями воздух, — уверены, что останетесь здесь? Это может быть небезопасно.
— С нами все будет хорошо, — широко улыбнулась майору Элиз.
Конвой, разворачиваясь, сделал круг по площади и скрылся из виду.
До неприметного снаружи убежища ученого отшельника они добрались менее чем за десять минут. Серые пятна окон вокруг были безжизненны. По пустынному переулку ветер гонял мятые газеты и какой-то еще мусор. Кое-где тускло светили фонари.
В обычную с виду дверь пришлось позвонить дважды. Лишь затем щелкнул замок. Внутри оказалась узкая лестница, ведущая на второй этаж. Наверху загромыхали железные засовы. Дэвид и Элиз задрали головы.
На пороге стоял худощавый, морщинистый старик, державший в руке керосиновую лампу, свет от которой играл на стеклах его круглых, в стальной оправе очков. Сутулый, передвигаясь, он опирался на трость с набалдашником в виде львиной головы. Фигурка была виртуозно вырезана из какого-то черного камня. На плечи, прикрытые кашемировым халатом поверх белоснежной сорочки, спадали редкие седые волосы.
— Вот это типаж, — шепнула Элиз репортеру, — такой человек должен знать о табличке не многое, такой должен знать все.
Глава XXIV. Дорон Дарвиш
Ей подавай лишь лучших и благих,
Безбожные у Смерти — без вниманья
И жизнь не отнимается у них,
Поскольку продлеваются страданья.
Так учредил Великий Судия.
Иначе Смерть была б не наказанье,
а прекращенье тягот житья.
Книжные стеллажи были повсюду. Полки с томами самых разных размеров и корешками разной степени потертости уходили вдаль и тонули в темноте прихожей.
— Редчайшая красота. Откуда вы родом, дитя мое: Украина, Венгрия? — обратился хозяин к Элиз.
— Россия.
— Прошу извинить меня, что принимаю вас в полутьме. Электричество вновь отключили.
Старик говорил на английском без акцента. Изящным жестом он пригласил гостей внутрь. Первая дверь налево вела в кабинет, также больше похожий на библиотечный подвал. Стол и три стула с высокими спинками. Небольшое окно за столом было плотно затянуто темной тканью. На подоконнике стояла этажерка в виде перекрещивающихся друг с другом дощечек. Они образовали несколько рядов отделений, похожих на многократно повторяющуюся букву «Х». В них лежали свитки папируса.
Помимо тысяч мертвых книг, вобравших в себя, казалось, все знания мира, в кабинете было и одно живое существо. Справа от стола стоял внушительных размеров аквариум, наполовину заполненный водой. Часть искусно сделанной насыпи поднималась над подводным миром и образовывала островок. На самом краю двух стихий лежала черепаха. Земноводное существо размером с половину футбольного мяча вытянуло голову вверх и оценивающе смотрело на визитеров.
— Моя верная спутница средиземноморской породы. Я ей жизнью обязан, — прозвучал из коридора голос хозяина.
— Неужели? — с неподдельным интересом переспросила Элиз, — так расскажите.
— В один из дней в июне 41-го она сбежала из дома. Представьте, переползла через невысокий порожек и скрылась. Я бросился искать ее. Это был день Фархуда [61].
Элиз вопросительно посмотрела на Дэвида.
— Последний еврейский погром в Багдаде, — пояснил репортер, — тогда погибли сотни человек.
— И вся моя семья, — произнес Дорон Дарвиш, входя вслед за журналистами, — наш дом стоял на берегу, и она часто порывалась сбежать в родную стихию. Тогда ей это почти удалось. Я — тринадцатилетний мальчик был так занят поисками в камышах, что не слышал и не замечал ничего вокруг. А когда нашел ее, в дом уже ворвались погромщики. Один из них взял мою трехлетнюю сестру за ноги и с размаху ударил головой о стену. Больше суток мы с черепахой просидели в воде. Я прижимал ее к груди. Мать и других сестер они убили здесь, а отца забрали с собой. Через неделю его тело выбросили на улицу недалеко от правительственной резиденции. Убийцы даже не стали прятать его, так как были уверены в собственной безнаказанности.
Повисла тяжелая пауза.
— Но вы не уехали, — уточнила Элиз.
— Почти все мои соплеменники — большая была община — покинули и город, и страну, а я остался здесь. В этой земле лежат близкие мне люди. Заперся в своем доме, как в панцире. Ушел в учебу, лишь изредка выползая наружу. Стал как черепаха. Знаете, они очень быстро привыкают к неволе и перестают бояться нового для себя окружения. А еще чувствуют прикосновения к панцирю. Их главная защита наделена осязанием. Также и у меня. Я нахожусь в этих стенах, но чувствую все, что происходит снаружи.
— Вы ведь слышали о разграблении музея, — произнес Дэвид.
— Безусловно. Мне тяжело было об этом узнать. Я прочитал и вашу статью. Чем могу помочь?
— Вы делали опись экспонатов Национального музея для международного каталога, — начал Дэвид, — в числе прочего была золотая табличка с нанесенными на нее символами греческого алфавита предположительно третьего-четвертого веков до нашей эры.
— Все верно. Я помню ее отлично — интереснейший артефакт эпохи раннего эллинизма.
— Табличку похитили.
— Этого не может быть. Вы видели ее собственными глазами?
— Нет, — ответил репортер, — но я видел человека, который выносил ее. Она была обернута в кусок ткани.
— Вы ошиблись. Табличка была внесена в список особо ценных вещей, подлежащих вывозу в хранилища Центрального банка, и сейчас должна находиться там — в сейфах, под охраной американцев. Я сам видел этот документ. Власти обращались ко мне за консультациями при его составлении. Больше года назад на случай войны был разработан специальный план того, как следует поступать с теми или иными музейными экспонатами.
— И, тем не менее, наши сведения верны, — сказал Дэвид, — есть записи с видеокамер возле хранилища, есть масса других свидетельств. Кто-то, вероятно, вычеркнул табличку из списка.
— Уже после его утверждения это мог сделать только один человек — министр по культуре и информации Аман Зубари. Только он обладал такими полномочиями. Но не могу представить, зачем ему это понадобилось.
— А можете подробнее рассказать нам, что представляла собой табличка, — попросила Элиз.
— Это уникальный в своем роде образец делового документа эпохи завоевания Персидской державы Александром Македонским. Если он украден, то значит, мы лишились возможности когда-нибудь прочитать его. Вы ведь, наверное, знаете — он зашифрован. Будет очень жаль, если грабители переплавят его. Для них ведь, вероятно, это всего лишь кусок драгоценного металла.
— Вряд ли ее расплавят, — высказал предположение репортер, — судя по всему, за табличкой намеренно охотились.
— И кто же?
От возмущения ноздри старика-библиотекаря широко раздулись. Он присел за стол и попытался справиться с прерывистым, свистящим дыханием.
— Некий бельгиец, работавший здесь в миссии ООН. Его зовут Рудольф Кельц. Мы полагаем, что он мог быть организатором нападения на музей.
— К моему глубочайшему сожалению, с годами ничего не меняется. Охотники за древними сокровищами всегда рвутся в регионы, охваченные войной. Жаль, что теперь они орудуют и у нас. Повторю свой вопрос: чем я могу помочь?