Когда умирают боги - Харрис К. С. (книги полностью TXT) 📗
Картер хмыкнул.
– Хоть они и назвали те события Бескровной революцией, но ты-то знаешь, все было не так. Совершенно не так.
Откуда-то с улицы внезапно донесся громкий хлопок, за которым последовал детский смех – видимо, кто-то поджег шутиху. От неожиданности Том, и без того взвинченный до предела, вздрогнул и случайно наступил на кусок разбитого стекла, который хрустнул под башмаком.
Блондин повернулся, сунув руку в карман пальто.
– Что это?
Хозяин таверны шагнул вперед. Тому показалось, будто он услышал крик Хьюи: «Беги, Том!» Но Том не нуждался в понукании. Оттолкнувшись от стены, он побежал.
Он ринулся в шум и сутолоку Гилтспер-стрит, то и дело скользя по вязкой грязи. Вырвавшись из переулка, он чуть не столкнулся с двуколкой и услышал злобный крик за спиной. Вопил блондин:
– Держи вора!
«О господи, – подумал Том, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, – только не это». Он метнулся на узкую улицу, услышал за спиной пронзительный и настойчивый свисток. Вдохнув побольше воздуха, Том перепрыгнул через тлеющий костер и побежал дальше.
Сумерки тем временем сгустились. Впереди замаячили рыночные ряды. Если бы только удалось добежать до площади, затеряться среди пустых прилавков, быть может, даже под одним спрятаться…
Снова заверещал свисток. Том быстро оглянулся и угодил в расставленные руки рыночного сторожа, который вышел из-за ближайшего прилавка.
Сторож опустил ручищи на плечи Тома и схватил его.
– Попался, голубчик.
Том попятился, шумно дыша и слыша лишь биение собственного сердца. У сторожа было широкое мясистое лицо, нос картошкой. В последних лучах уходящего дня медные пуговицы на его тужурке блестели как золотые.
– Чего натворил-то, парень? А?
– Ничего, – едва переведя дух, ответил Том. – Ничего я не натворил.
Тут подоспел блондин, полы его пальто развевались при каждом шаге.
– Маленький негодник украл часы у моего приятеля.
Том извивался, как уж, в руках сторожа.
– Вранье! – От испуга у него дрожали ноги, и он едва сдерживался, чтобы не намочить в штаны.
– Вот как? – сказал блондин, протягивая руку. – Тогда это что такое?
Старый трюк. Том заметил золотые часы, спрятанные в ладони блондина, и попытался увернуться, но сторож держал его крепко. Даже шелохнуться не дал, пока господин опускал руку в карман Тома, после чего якобы вытащил оттуда часы за цепочку.
– Вот видишь, они самые.
Том обернулся к сторожу.
– Он прятал их в руке. Вы ведь видели? Видели?
– Уймись, парень, – сказал сторож. – Тебя застукали с поличным. Самое лучшее, что ты теперь можешь сделать, – ответить за последствия как истинный англичанин.
– Я же говорю, что не крал никаких дурацких часов. Я служу у виконта Девлина, а эти люди…
Сторож зашелся громовым хохотом.
– Ну конечно. А я Генрих Восьмой. – Он взглянул на блондина, – Обвинение будете выдвигать?
У блондина появилось какое-то странное выражение на лице, будто он что-то прикидывал в уме. Том вдруг пожалел, что упомянул при нем имя лорда Девлина.
– Будем, – ответил блондин, глядя на Тома с холодной жестокой улыбкой. – Мы намерены посмотреть, как этого негодника повесят.
ГЛАВА 42
Утром Себастьян проснулся с тревожным чувством, что его тигр до сих пор не вернулся.
– Вели Джайлзу немедленно подать карету, – приказал Себастьян камердинеру.
– Карету, милорд? В Смитфилд?
– Совершенно верно.
На этот раз Себастьян решил не прибегать ни к какой маскировке. Он намеревался в полной мере использовать богатство и титул, ни перед чем не останавливаясь, лишь бы узнать, что случилось с мальчишкой.
Седлоу смотрел прямо перед собой с непроницаемой миной.
– Какой прикажете подать сюртук, милорд? Один из тех, что приобретены на Розмари-лейн?
Себастьян, который в эту минуту завязывал галстук, замер на секунду и бросил взгляд на камердинера.
– Пожалуй, нет.
Седлоу хмыкнул, его обычно безмятежное выражение лица стало натянутым.
– Слушаю, милорд. Просто… если вы каким-либо образом предвидите, что события могут принять не совсем благоприятный оборот, как случалось дважды за эту неделю, то мне не хотелось бы думать, что вы подвергаете свой гардероб истреблению только из желания не задеть мои чувства.
– Будь спокоен, мое желание не задеть твои чувства никоим образом не в ответе за тот урон, что недавно понесли в Ковент-Гардене мой камзол и жилет.
– А также ваши замшевые бриджи, – добавил Седлоу. – Боюсь, привести их в надлежащий вид уже не представляется возможным.
– Сделай, что сможешь, Седлоу, – сказал Себастьян и обернулся на стук дворецкого. – Ну, как? Вернулся?
– К сожалению, нет, милорд. Но вас хочет видеть другая особа. – То, каким тоном Моури произнес слово «особа», в точности передавало его мнение о визитере. – Она утверждает, что служила камеристкой у леди Англесси.
Себастьян тихо чертыхнулся. Он чуть было не приказал Моури сказать женщине, что его светлость уже ушел. Его остановило лишь соображение, что Тэсс Бишоп пришла к нему в дом не из-за пустяков. Все равно придется ждать, пока запрягут лошадей. Он надел камзол.
– Проводите ее в утреннюю гостиную и скажите, что я буду через минуту. Да, и еще одно, Моури, – добавил он вслед собравшемуся уходить дворецкому, – велите подать туда чай и печенье.
Ни один мускул не дрогнул на застывшей физиономии дворецкого.
– Слушаю, милорд.
Когда Себастьян вошел в утреннюю гостиную, Тэсс Бишоп сидела прямая, как палка, на обитом шелком стуле, сложив руки на коленях. Чай и тарелка с печеньем на столике возле нее остались нетронутыми. При виде Себастьяна она вскочила с места.
– Нет, прошу вас, сидите, – сказал он, подходя к накрытому столику. – Как вы узнали, кто я?
Опускаясь вновь на стул, она смотрела, как он налил немного молока в чашку, затем добавил чаю.
– Я видела вас в понедельник, когда вы приходили к лорду Англесси. – Она тихонько потянула носом. – Мне с самого начала было ясно, что никакой вы не сыщик с Боу-стрит.
Себастьян мгновенно вскинул на нее глаза, перестав наливать чай. Должно быть, он как-то изменился в лице, услышав это заявление, потому что она поспешила пояснить:
– Только поймите меня правильно. Вы отлично справились и с акцентом, и с манерами. Вас выдало только одно – уж слишком вы добрый.
Себастьян рассмеялся и отставил чайник.
– Сахару? – спросил он, протягивая чашку.
– Нет, спасибо, милорд, – ответила она, почему-то встревожившись.
– Берите же.
– Да, милорд. – Приняв чашку, она с такой силой вцепилась в фарфоровую ручку и блюдце, что Себастьян даже удивился, как они не треснули; женщина даже не шелохнулась, чтобы сделать глоток.
Налив и себе чаю, он почти небрежно поинтересовался:
– Так зачем вы пришли ко мне сейчас?
Женщина глубоко вдохнула и выпалила:
– Я в тот раз не все рассказала. Есть еще кое-что, о чем вы должны знать.
– А именно?
– В прошлую среду… когда ее светлость не вернулась домой… я не знала, что делать. Я все время заходила в ее комнату проверить, не проскользнула ли она наверх незамеченной. В конце концов я там и уснула.
– В ее комнате?
– Да. На кушетке. Проснулась через несколько часов… то ли в два, то ли в три часа ночи. Свеча к тому времени догорела, поэтому я сразу и не поняла, где нахожусь. Потом вспомнила и сразу сообразила, что меня разбудило: кто-то пытался залезть в окно. Спальня ее светлости выходит в сад, знаете ли, а там растет старый дуб с крепкой такой веткой, которая дотягивается почти до самого окна.
Себастьян подошел к камину и повернулся к нему спиной, держа чашку в руке.
– И что вы сделали?
– Закричала. Уильям… это один из лакеев… услышал и прибежал, тогда тот человек удрал. Я еще подумала, наверно, это обыкновенный грабитель. На следующий день мы получили известие о том, что случилось с нашей госпожой, и все мысли о ночном происшествии вылетели из головы.
