Изгнанники - Дойл Артур Игнатиус Конан (полная версия книги txt) 📗
От продолжительного безмолвия смутное беспокойство зародилось в ее душе. Пора его нарушить.
— Сударь, мы уже миновали, наверное, калитку парка, где должен был ожидать нас мой брат.
Незнакомец ничего не ответил, продолжая сидеть все так же безмолвно. Она подумала, что, быть может, тяжелый грохот кареты заглушил звук голоса.
— Я говорю, месье, — повторила она, наклоняясь вперед, — мы проехали место встречи с г-ном де Вивонн.
Он не обращал никакого внимания на ее слова.
— Месье! — крикнула она. — Повторяю, мы проехали ворота.
Молчание.
Дрожь пробежала по телу. Кто этот безмолвный незнакомец? Внезапно ей пришло в голову, что провожатый, может быть, немой.
— Вы, сударь, не владеете языком? — спросила она. — Если это причина вашего упорного молчания, подымите руку, и я пойму вас.
Он сидел все так же окаменело, неподвижный и молчаливый.
Внезапный страх овладел ее душой. Господи, она заперта во тьме с этим ужасным, безгласным существом! Она громко вскрикнула от ужаса и попробовала, опустив окно, открыть дверцу. Железная рука схватила ее за руку и заставила опуститься на прежнее место. Однако неизвестный не произнес ни звука, а слышался только стук и скрип кареты да топот мчавшихся лошадей. Путешественники оставили Версаль далеко за собой и ехали теперь по проселочным дорогам. Стало еще темнее; по небу ходили тяжелые, темные тучи; далеко на горизонте послышались раскаты грома.
Г-жа де Монтеспан, задыхаясь, откинулась на кожаные подушки кареты. Она была женщина смелая, но внезапный страх, охвативший ее в момент слабости, потряс ее до глубины души. Она забилась в угол экипажа, впившись расширенными от ужаса глазами в фигуру человека, сидевшего напротив. Если бы он сказал хоть что-нибудь. Что бы она ни узнала, что бы ей ни угрожало — все лучше молчания смерти. Было темно, и она едва могла различать его смутный силуэт, к тому же с каждой минутой становилось все темнее и темнее от надвигавшейся бури. Ветер налетал короткими, сердитыми порывами; вдали грохотал гром. Безмолвие стало невыносимым. Она должна нарушить его во что бы то ни стало.
— Сударь, — крикнула она, — тут произошла какая-то ошибка! Не знаю, на каком основании вы мешаете мне опустить окно и отдать приказания кучеру.
Молчание.
— Повторяю, тут какая-то ошибка. Это карета моего брата, г-на де Вивонн, а он не из тех людей, которые позволят невежливо обращаться с его сестрой.
Несколько тяжелых капель дождя ударилось в стекло кареты. Тучи стали плотнее и повисли над землей. Монтеспан не могла видеть застывшей фигуры, но от этого вид неизвестного казался еще более зловещим. Она громко вскрикнула от ужаса, но отчаянный крик произвел на незнакомца впечатление не более, чем слова.
— Сударь, — кричала она, хватая его за рукав, — вы пугаете меня! Вы страшите меня! Я не сделала вам ничего дурного. Почему же вы намерены обидеть несчастную женщину? О, скажите что-нибудь, ради бога, скажите!
Тот же шум дождя, барабанящего по окнам, и гробовое молчание, нарушаемое только ее прерывистым дыханием.
— Может быть, вам неизвестно, кто я? — продолжала де Монтеспан, пытаясь говорить обычным властным тоном и обращаясь к полной непроницаемой тьме. — Вы рискуете узнать слишком поздно, кого вы избрали предметом своей шутки. Я — маркиза де Монтеспан и не из тех, кто забывает нанесенное ей оскорбление. Если вы хоть немного знакомы с придворной жизнью, то должны знать, что мое слово имеет некоторое значение у короля. Вы можете увезти меня в этой карете, но я не из тех людей, которые могут исчезнуть бесследно и неотмщенными. Если бы вы… О, Иисусе, сжалься надо мной!
Яркая молния внезапно разорвала огромную тучу, и на мгновение по всей окрестности и внутри кареты стало светло как днем. Лицо незнакомца с широко раскрытым ртом оказалось на незначительном расстоянии от лица г-жи де Монтеспан; в его блестящих, прищуренных глазах сверкало злорадное веселье. При вспышке яркого света ясно можно было различить все мельчайшие подробности этого облика — красный дрожащий язык, большие белые зубы, короткую, торчащую вперед остроконечную бородку.
Но не внезапная вспышка молнии, не смеющееся злое лицо с высунутым языком заставили застыть от ужаса Франсуазу де Монтеспан. Перед ней был тот, кого она боялась более всех на свете и которого менее всего ожидала встретить.
— Морис! — вскрикнула она. — Морис, вы?
— Да, милая женушка, это я. Как видите, после долгой разлуки мы снова рядышком.
— О, Морис, как вы напугали меня. Как могли вы быть так жестоки? Почему вы не хотели вымолвить ни слова.
— Мне приятно было сидеть молча и знать, что после стольких лет вы снова принадлежите мне одному, и никого нет между нами. Ах, женушка, как часто я мечтал об этом сладком часе.
— Я была виновата перед вами, Морис. О, как была виновата! Простите меня.
— У нас в семье не знают пощады, милая Франсуаза. Не напоминает ли вам эта поездка былое время? А карета? Все та же самая, в которой мы когда-то возвращались из кафедрального собора, где вы так мило произнесли обеты верности мужу. Я сидел там, где и теперь, а вы вот тут; я взял вашу руку, как беру сейчас, и пожал ее, а…
— О, негодяй, вы вывихнули… вы сломали мне руку!
— О, нет, милая женушка. А помните, как вы шептали мне клятвы любить меня всегда, как я нагнулся к вашим губам и…
— О, помогите, помогите! Ах, жестокий, вы ударили меня кулаком в губы.
— Неужели? Кто бы мог подумать в тот весенний день, когда мы строили наши планы на будущее, что между нами дело дойдет до этого? А вот еще и еще…
Он бешено наносил удары кулаками в темноте, стараясь попасть ей в лицо. Она бросилась на дно кареты, пряча лицо в подушки. А он с силой и яростью помешанного сыпал удары, падавшие то на кожаные подушки, то на деревянную обшивку, не обращая внимания на свои израненные руки…
— Итак, я заставил вас замолчать, — наконец прохрипел он. — Прежде я делал его поцелуями. Но время идет, Франсуаза, все изменяется, женщины становятся неверными, мужчины — суровыми.
— Можете убить меня, если так хочется, — простонала она.
— И убью! — просто ответил он.
Карета по-прежнему продолжала мчаться, покачиваясь и подпрыгивая в глубоких колеях. Гроза прошла, но еще слышны были отдаленные раскаты грома и далеко на горизонте по-прежнему вспыхивали молнии. Взошла луна; ее ясный, холодный свет посеребрил большие равнины, окаймленные тополями, осветил и забившуюся в угол кареты фигуру женщины, и ее ужасного спутника. Он откинулся назад и, сложив руки на груди, со злорадством смотрел на отчаяние кровно оскорбившей его когда-то женщины.
— Куда вы везете меня? — проговорила она после долгого молчания.
— В Портилльяк, милая женушка.
— Почему именно туда? Что вы намерены сделать со мной?
— Заставить этот лживый язычок умолкнуть навеки. Он не будет более обманывать людей.
— Так вы убьете меня?
— Назовите этот акт как угодно.
— У вас камень вместо сердца.
— Оно было отдано женщине.
— О, я действительно наказана за грехи!
— Не сомневайтесь, что именно за свои.
— Неужели я ничем не могу искупить их?
— Я позабочусь об их искуплении.
— У вас с собой шпага, Морис. Отчего же вы не убьете меня, если так уж сердиты? Отчего вы не вонзите ее в мое сердце?
— Будьте уверены, что я поступил бы именно так, не будь у меня превосходной причины делать иначе.
— Какой?
— Я расскажу вам. В Портилльяке я пользуюсь правом жизни и смерти его жителей. Там я полный властелин; я могу пытать, могу судить и казнить виновных. Это моя законная привилегия. Жалкий король не посмеет отомстить за вас, так как право на моей стороне, и он не сможет отвергнуть его, не приобретя себе врага в каждом сеньоре Франции.
Он снова открыл рот и расхохотался над своей собственной изобретательностью, а она, дрожа всем телом, отвернулась, закрыв лицо руками, из боязни видеть жестокое лицо и горящие глаза бывшего супруга. Еще раз она мысленно вознесла молитву богу, прося простить ее греховную жизнь. Так мчавшиеся лошади уносили в ночь мужа и жену, молча сидевших друг против друга с ненавистью и страхом в сердцах. Наконец, на повороте дороги они увидали огонь на башне, и перед ними во тьме возникла неясная тень громадного здания. То был замок Портилльяк.
