Триумф стрелка Шарпа - Корнуэлл Бернард (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
– Не зная языка, вам там нечего делать, – сказал Маккандлесс, после чего умолк на пару минут. Нас найдет Севаджи, – продолжил он. – Новости в этой стране распространяются далеко, и в конце концов он что-нибудь пронюхает. – Полковник снова замолчал. Шарп подумал, что он уже уснул, но тут шотландец покачал головой. – Судьба... Этот лейтенант Додд сведет меня в могилу.
– Мы схватим Додда, сэр. Обещаю.
– Надеюсь. Надеюсь и молюсь. – Полковник указал на седельные сумки в углу хижины. – Не поищете мою Библию, Шарп? И, может быть, почитаете немного, пока еще не совсем стемнело? Что-нибудь из Книги Иова.
Для полковника начались дни лихорадки, а для Шарпа дни полной изоляции. Может быть, война уже закончилась победой или поражением? Может быть, случилось что-то еще? Новости просто не доходили до жалкой лачуги, приютившейся под защитой чахлых, тонколистных деревьев. Чтобы не оставаться без дела, он расчистил старую канаву, пересекавшую участок вдовы с юга на север, вырубил разросшийся кустарник, истребил змей и перекопал землю. Наградой стал жиденький ручеек, робко заструившийся по дну канавы. Передохнув, Шарп нашел другое занятие: перебрал крышу, заменив старые листья свежими и скрепив их длинными отростками. Голод напомнил о себе урчанием в пустом желудке. Продуктов у вдовы было мало, так что рассчитывать приходилось только на оставленное Полманом зерно и горстку сушеных бобов. Работая, Шарп раздевался по пояс и за несколько дней загорел так, что кожа не отличалась по цвету от коричневого ложа мушкета. Вечерами он играл с детишками, строил для них форты из песка, а они обстреливали их камнями. Однажды, когда какой-то бастион не поддался «артиллерии», Шарп подорвал его «миной», на устройство которой ушло три патрона.
За Маккандлессом Шарп ухаживал как мог: вытирал ему лицо, читал Библию и поил растворенным в воде порохом. Он не знал, помогает порох или вредит, но все бывалые солдаты клялись, что лучше пороха средства от лихорадки нет, а потому сержант регулярно вливал в горло полковнику по ложке горькой смеси. Больше всего его беспокоила рана. Однажды, когда он, следуя инструкции швейцарца, смачивал повязку, подошедшая вдова робко отстранила его и, сняв старую, наложила свежую, предварительно обмазав рану отваром собственного приготовления. В отваре присутствовали мох и паутина, и Шарп испытывал некоторые сомнения относительно его целебных свойств, но по прошествии первой недели состояние раны, по крайней мере внешне, не ухудшилось, а в минуты облегчения полковник даже утверждал, что болит не так сильно.
Расчистив канаву, сержант взялся за колодец. Смастерив из рассыпавшегося деревянного ведра черпалку, тщательно выгреб со дна мерзко пахнущую грязь и посыпал его песком. Все это время его не оставляли мысли о будущем. Шарп знал, что майор Стокс с радостью примет его на склад, но понимал также, что рано или поздно полк вспомнит о нем и вернет в строй. А значит, он снова попадет в роту капитана Морриса и продолжит службу с сержантом Хейксвиллом, при мысли о которых сержанта передергивало от отвращения. Может быть, майор Гор разрешит перевестись в другую роту? В полку поговаривали, что полковник неплохой парень, не такой закрытый, как Уэлсли, и это позволяло надеяться на лучшее, но все же Шарп снова и снова возвращался к предложению Полмана. Не ошибся ли он, отказавшись вступить в его армию? Лейтенант Шарп, повторял он вслух. Лейтенант Шарп. Звучит неплохо. А почему бы и нет? В такие минуты сержант представлял, как вернется в приют на Брухауз-лейн. На голове треуголка, на боку сабля, на мундире галуны, на сапогах шпоры. Он вернется, и тогда каждый из тех ублюдков, что обижали мальчишку Дика Шарпа, получит по заслугам. За каждую плеть им воздастся десятикратно. Вспоминая побои и издевательства, он чувствовал, как поднимаются в душе злоба и ненависть, и еще сильнее взрывал землю самодельной черпалкой, избавляясь от гнева через работу и пот.
Однако во всех этих мечтах он ни разу не вернулся на Брухауз-лейн в белом, пурпурном или каком-то другом, кроме красного, мундире. Никто в Британии слыхом не слыхал ни о каком Энтони Полмане, и какое кому будет дело до того, что мальчонка из трущоб Уоппинга получил офицерский чин в армии магараджи Гвалиора. С таким же успехом можно объявить себя полковником Луны – всем будет также наплевать. Нет, если он не появится в красном мундире, на него никто и не посмотрит, его назовут хвастуном и выскочкой. Только красный мундир заставит их считаться с ним, принимать всерьез, потому что каждый увидит – Дик Шарп стал офицером в своей армии.
Однажды вечером, когда по новой крыше вдовьей хижины барабанил дождь, а полковник, сидя на кровати, клялся, что лихорадка проходит и он скоро встанет на ноги, Шарп спросил Маккандлесса, как можно стать офицером в британской армии.
– То есть, сэр, я знаю, что это возможно, – неуклюже пояснил он, – потому что мистер Девлин, например, поднялся из рядовых. До службы пас овец, а когда я его увидел, он был уже лейтенантом.
И лейтенантом, скорее всего, умрет, подумал Маккандлесс. Отчаявшимся, озлобленным стариком. Впрочем, вслух полковник ничего такого говорить не стал. Он вообще не говорил ничего довольно долго. Легче всего было бы оставить вопрос без ответа, прикрыться приступом лихорадки и спрятаться под одеялом. Маккандлесс понимал, что стоит за вопросом Шарпа. Большинство офицеров только посмеялись бы над честолюбивым сержантом, но полковник не был зубоскалом. При этом он знал, что человека, вознамерившегося перебраться из солдатской гущи в офицерскую столовую, поджидают два больших разочарования: разочарование неудачи и разочарование успеха. Первое более вероятно, поскольку вещи такого рода, как назначение на офицерскую должность бывшего рядового, случаются крайне редко. Но даже и те, кому удавалось совершить прыжок, не чувствовали себя счастливчиками. Им недоставало образования, полученного другими офицерами, не хватало манер и, самое главное, уверенности. В офицерской среде таких обычно недолюбливали и ставили на хозяйственные должности, считая, что им нельзя доверить руководство людьми в бою. Отчасти подобное недоверие было оправданно, потому что солдаты не питали теплых чувств к тем, кто вышел из их же рядов. Ничего этого Маккандлесс говорить не стал, полагая, что Шарп слышал подобные аргументы десятки раз и знает их наизусть.
– Есть два пути, – начал полковник. – Первый – вы покупаете патент. Звание прапорщика обойдется в четыреста фунтов, но на экипировку потребуется еще сто пятьдесят, и таких денег хватит только на паршивую лошаденку, саблю за четыре гинеи и форму. А ведь надо еще чем-то платить за пропитание. Прапорщик зарабатывает в год около девяноста пяти фунтов, но из них у вас вычтут за расходы на содержание да еще подоходный налог. Вы слышали, Шарп, об этом новом налоге?
– Никак нет, сэр.
– Вредное, пагубное нововведение. Отбирать у человека то, что он заработал честным трудом! Это воровство, Шарп, и занимается им наше правительство. – Шотландец нахмурился. – Итак, прапорщик может считать себя счастливчиком, если у него остается семьдесят фунтов, но даже при самом бережливом образе жизни этого не хватит на покрытие счетов за пропитание. В большинстве полков каждый обед обходится офицеру в два шиллинга на еду плюс шиллинг на вино, хотя, разумеется, без вина можно и обойтись, а за воду взимать плату еще не додумались. Но шесть пенсов в день уходят на прислугу в столовой, еще шесть на завтрак и столько же надо заплатить за стирку и починку формы. Чтобы жить так, как живут офицеры, надо, помимо жалованья, иметь дополнительный доход примерно в сотню фунтов в год. У вас есть такие деньги?
– Нет, сэр, – соврал Шарп. Не хвастать же, что камней, зашитых в мундире, хватило бы на патент майора, а не то что прапорщика.
– Вот и хорошо, – сказал Маккандлесс. – Хорошо, потому что это не лучший путь. В большинстве полков на солдата, ставшего офицером за деньги, смотрят свысока. Да и как иначе? В армии хватает честолюбивых молодчиков с кошельками, набитыми папашиными денежками. Зачем им необразованный выскочка, который едва сводит концы с концами и занимает шиллинги на оплату счетов за столовую? Я не говорю, что это невозможно. Любой из квартирующих в Вест-Индии полков с удовольствием и дешево продаст вам должность прапорщика, потому что у них постоянный недокомплект из-за желтой лихорадки. Служба в Вест-Индии – это смертный приговор. Если солдат хочет служить где-то в другом месте, ему следует идти вторым путем. Он должен стать сержантом, должен уметь читать и писать. Есть еще и третий путь. Совершить нечто героическое. Например, пойти во главе «Форлорн хоупс». Возможностей много, как и способов покончить с жизнью. Главное здесь попасть на глаза генералу. Иначе – пустая трата времени.
