Висельник и Колесница (СИ) - Жемер Константин Геннадьевич (книги онлайн .TXT) 📗
Любовь корыстна и жадна!
Покоя нас лишает,
Все под себя гребет она –
С ней Ад и в кущах Рая!
[127]
Грустно пропел Толстой ни с того, ни с сего. Максим недоуменно оглянулся на друга.
Лес поредел, тракт неожиданно раздался вширь, заставив компаньонов рвануть поводья на себя.
Цыганский обоз загораживал проезд. Длинный состав кибиток замер на секунду, чтоб тут же продолжить путь. Передний возница соскочил по нужде в кусты, прочие же для тепла попрятались за пологи. Так показалось…
…Справа что-то извернулось и заворчало, взгляды метнулись к канаве.
Медведица с перебитым хребтом скребла когтистой лапой тележное колесо и едва слышно скулила. Клочья шерсти, жухлая трава и комья грязи мешались коричневой массой в широкой кровоточащей ране. Полные боли глаза умирающей зверюги смотрели на людей с удивлением, мол, их-то она хотела видеть меньше всего!
Река Хроноса натолкнулась на плотину, возведенную самоуверенным, но храбрым строителем. Секундная заминка и запруду смыло, не оставив и щепы. Время понеслось еще стремительнее, чем прежде. Теперь цветастые платья цыган служили своего рода маяками, позволяя убедиться – не ушел никто! Одних настигли цельные выстрелы неизвестных стрелков, других – неотвратимые сабельные удары верховых. А что били именно с лошади, для Максима раскрылось почти тут же. Не нужно быть полицейским, чтоб заметить, что все тела поражены либо в голову, либо сильным ударом развалены от плеча до пояса.
Оторопь взяла компаньонов. Коренной за спиной громко выдохнул ругательство. В мгновение вылетев из седел, Толстой и Крыжановский понеслись к самой дальней кибитке, безошибочно распознав нужную. Все прочее утеряло остроту.
Мимо попадаются убитые цыгане, пару раз – серые плащи нападавших, из-под телеги выглядывают мёртвые руки, сжимающие безжалостно растоптанную скрипку. По всей прогалине – трупы лошадей, посеченные пулями. Выломанные оглобли тыкаются в ноги бегущим. Американец с трудом сохраняет равновесие, споткнувшись о вырванный шкворень, но боли не чувствует – бежит, не останавливаясь.
Вот оно! Яркий полог с заплатками отметается в сторону, но внутри никого, только солнечные лучи бьют через десяток крохотных дырок.
Максим отпрянул, огляделся кругом и охнул. Следом за кибитку заглянул и Толстой – в паре шагов лежал знахарь Лех Мруз. Могучий сабельный удар снёс старику верхнюю часть головы вместе с мозгами.
«Кто же он – страшный искусник, сотворивший сие?» – потрясённо подумал Максим.
- Что, старый шаман! – Проговорил Американец зло. – Надеюсь, теперь ты доволен! Как же, обвёл гажё вокруг пальца. Приезжайте в следующий раз, отвечу на все вопросы! Вот мы и приехали! Так чего же ты молчишь, провидец?
Крыжановский шумно дышал, и в ровных вздохах присутствовало едва ли не больше злости, чем в гневной речи Толстого.
В стороне от дороги поднялась человеческая фигура и направилась к ним. Американец выхватил пистоль, а Максим положил руку на рукоять сабли. Восставший походил на мертвеца, по голове из-под шапки текла густая кровь, ноги подкашивались, грозя в любой момент подломиться.
- Райе! Райе! – послышался хриплый зов.
Толстой, первым узнавший в раненом Виорела Акима, поморщился и мысленно возмутился божьему промыслу: «Это же надо?! Из стольких людей оставить жизнь именно сопернику в любви?! Будто одного полковника мало?!»
Баро имел весьма жалкий вид, вся гордость ушла, лишь глаза по-прежнему изливали в мир непроглядную тьму. Голос не слушался, плавая от баса до фальцета:
- Ай, жюкляно шяве! Дарано кутари! У-у-у, курш! Полцыцко жюкли! Кэрав тукэ ме! – раненый выкрикивал непонятные проклятия и грозил небу.
Толстой встряхнул цыгана и спросил единственно важное:
- Где Елена?!
Вместо ответа Аким заплакал навзрыд.
- Елена! Елена где?! – с окаменевшим от горя лицом процедил Толстой. – Убили?
От этого короткого слова – «Убили?» – Максима бросило в холод. - Убили? Убили?
- Най! – покачал головой цыган. – Инкэ наймишто, рай! Еще хуже, барин! Сгинула Еленик! Камнем пропэдисавив андо пай баро!
Граф хотел задать еще несколько вопросов, но тут Аким что-то вспомнил и вскочил.
- Лада Вайда! Лада! Сундук, баре! – захрипел цыган и, шатаясь, поплёлся к повозке знахаря. Мимо тела старика он прошел равнодушно, словно не замечая. Разбирая вещи в кибитке, нудно принялся причитать: «Лада! Лада! Лада Вайда!»
- Не это ли ищешь, любезный? – окликнул его Американец и указал на старый сундук с оторванной крышкой, валяющийся поодаль.
- Драгэ Девла![128] – прошептал Аким и стек по борту телеги на землю. – Драгэ Девла!
Курволяйнен и Коренной стояли у лошадей с оружием наизготовку. Две пары глаз внимательно оглядывали лес, ожидая нападения в любую минуту. Посмотрев на них, стряхнул оцепенение и Максим.
- В погоню, граф! – сказал он ровно. – Брось этого несчастного, какой от него прок? Польские друзья должны умереть сегодня! А она…, она не должна узнать неволи. Иначе на кой ляд сдалась наша любовь! Вперед!
- Погоди, Максимус! – остановил друга Американец. – Вождь, хоть и лишившийся ума – единственный свидетель всего, что тут случилось. Быть может, мы не знаем чего-то важного! Чего-то, что сможет изменить не только наши планы, но и жизни! Мы даже не ведаем, в какую сторону ускакали враги. Где прикажешь искать?
Максим нетерпеливо пожал плечами: «Вчера граф тоже удерживал, вон, что из этого вышло!». Тем не менее, вслух говорить ничего не стал, ибо не видел смысла усугублять и без того сильную боль товарища. Американец же продолжил допрашивать Акима. Тот постепенно приходил в себя. И, по мере этого, начинал членораздельно говорить.
Цыгане собирались добраться до русских биваков ещё засветло. Но у одной из кибиток сломалась ось. С починкой пришлось изрядно повозиться – закончили лишь при свете факелов. И, как только продолжили путь, произошло нападение.
- Как они выглядели, баро? – Допытывался граф.
Аким закрыл глаза и кивнул:
- Насулимос[129]! Орден! Вы с ними уже встречались.
- А старого Мруза кто зарубил? Ты видел? – задал вопрос Крыжановский.
- Мартя! Смерть! Бледный такой. Они его зовут – генераль.
Максиму вспомнился уланский полковник, ушедший от пули у смолокурни. «Вот, значит, кто на самом деле таинственный генерал-поляк. А вовсе не Понятовский».
- Да, Максимус, выходит мы тогда, в Москве, обмишурились. Взяли неверный след и гонялись не за тем человеком, – подтвердил догадку Толстой. – Вот так дуэль у нас вышла!
- Теперь-то уж не ошибёмся! – сквозь зубы процедил полковник. – В какую сторону они направились? Говори, цыган!
Но Аким не ответил, а лишь схватился за окровавленную голову и горестно застонал.
- Ты сам-то как выжил, вождь? – с несвойственной теплотой в голосе спросил Толстой.
Виорел Аким стянул шапку-кэчулу и показал металлическую подкладку.
- Мартя бил крепко, но про это не знал.
- Вот черт хитрый! – восхитился граф. – Стало быть, кровь не от клинка, а от своей же железной шапки.
«Что же у этого Марти за удар? – на краткий миг Максим испытал нечто вроде неуверенности. Вспомнились слова из сна: ваш рыцарь бит, жрица, никак ему против смерти не устоять! Ну, это мы ещё посмотрим, баро ведь устоял!» – Максим решительно повёл плечами и сказал:
- Видать, Бог тебя полюбил, цыган! Раз ты в дорогу эту шапку напялил!
Вождь покачал раненой головой и скривился от боли.
- Вайда Мруз сказал мне: «Надень шапку! Холодно!»
- Мда… – протянул Толстой пораженно. Не соврал, старик. Неужели, и правда будущее прозревал? А чего ж себя не спас?
Вопросы Толстого ни к кому не обращались, на них никто и не ответил.
