Империя (Под развалинами Помпеи) - Курти Пьер (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗

Здесь даны были им в руки острые кинжалы, и упомянутый жрец, поднеся к Силану голого ребенка, сказал ему:

– Нанеси удар.

Прежде, нежели исполнить такой приказ, Деций Силан бросил испытующий взгляд на жреца и, заметив на его лице невозмутимое спокойствие, догадался, что все это комедия, вследствие чего он без малейшего колебания всадил кинжал в грудь ребенка, не услышав его крика и не увидев никакого движения.

– Нанеси удар, – сказал тот же жрец и Мунацию Фаусту, поднося к нему нежное созданьице, которое казалось девочкой.

Мунаций, в свою очередь заметивший подлог, ударил кинжалом также без малейшей робости.

Тут звонкий голос гиерофанта призывал их вновь наверх, так как они доказали вполне свою храбрость.

В эту минуту клессидра показывала полночь. [135] Когда Мунаций и Деций, взойдя по лестнице, вдохнули в себя воздух, насыщенный необыкновенно приятными благоуханиями, им показалось, что они вышли из мрака смерти к новой жизни.

Их ввели в обширный и ярко освещенный зал, вдоль стен которого стояло девять статуй, изображавших новых богов. Тут наши неофиты были одеты в двенадцать священных одежд. Затем на плечи Деция накинута была великолепная мантия с полосами, на которых были вытканы золотом различные животные; эта мантия, называвшаяся олимпийской, была эмблемой храбрости, выказанной перед тем неофитом.

Один из комастов надел на голову Деция пальмовый венок, листья которого были расположены так искусно, что составляли собой, как бы, ореол вокруг его головы; другой комаст дал ему в правую руку факел и пригласил сесть на роскошную кафедру, в которой он был медленно отнесен на середину храма; здесь он пересел на возвышенный исповедальный стул, помещавшийся как раз напротив святилища, где в эту минуту находилась сама богиня, лицо которой было закрыто покровом.

– Молись, – сказал ему иерофант.

Деций Силан опустился на колени и обратился к богине со следующими словами:

– О ты, предмет почтения богов небесных и гроза богов ада; богиня, дающая движение нашему миру, освещающая солнце, правящая вселенной и попирающая Тартар; ты, которой повинуются беспрекословно все звезды; ты, радующая собой всех богов и которой подчинены все элементы, по твоему желанию дуют ветры и собираются тучи; без воли твоей ни одно семя не может прорасти, ни одно растение расти.

В это мгновение покров упал с богини и Деций Силан увидел перед собой внучку Августа, гордую, прекрасную и, действительно, настолько преобразившуюся, что ее можно было принять за бессмертную обитательницу Олимпа.

Пораженный и очарованный необычайным видением, Деций не знал, что думать: все это казалось ему сном.

Юлия же, будто она была на самом деле богиней, отвечала на воззвание к ней неофита:

– Вот я тут перед тобой, мать всех вещей, повелительница всех элементов, начало всех веков, первая между богами, царица морей, самая древняя обитательница неба, первообраз всех богов и богинь. Мою неограниченную власть признают и светила, освещающие небесный свод, и морские ветры, и печальная тишина Тартара. Я единственное божество, боготворимое во вселенной под различными формами, различными церемониями и различными именами. Фригийцы зовут меня матерью богов, жители Кипра – Венерой Пафией, афиняне – Минервой Кекропией… Египтяне, отличающиеся древностью своего учения, одни только они чтят меня правильным культом и называют меня моим настоящим именем: царица Изида. Ты будешь счастлив и славен под моим покровительством. Когда окончив свою земную жизнь ты сойдешь в ад, там откроются для тебя Елисейские поля, если ты отличишься усердным исполнением моего культа и целомудрием…

Мало-помалу пришедший в себя и могший уже дать себе отчет в том, что происходило вокруг него, Деций Силан в эту минуту взглянул на богиню, чтобы удостовериться, действительно ли она говорит ему это, но богиня продолжала торжественным тоном:

– Сумеешь заслужить мою милость, зная наперед, что от меня зависит продолжить твои дни сверх срока, определенного тебе судьбой.

Богиня умолкла, и цаконы, посадив вновь на кафедру пораженного неофита, вынесли его на своих плечах из храма.

Затем настала очередь Мунация Фауста.

Наряженный в двенадцать священных одежд, в олимпийской мантии, с пальмовым венком не голове и факелом в руке, был и он отнесен на том же кресле и также торжественно на середину храма, и там, подобно своему товарищу, опустившись на колени и приложившись лицом к земле, проговорил молитву. Когда она была окончена, покров стоявшей перед ним богини упал, и он, взглянув на нее, Да не подумает читатель, что все это выдумка автора – заставить изидиных жрецов заменять богиню внучкой Августа для Деция Силана и милетской девушкой для Мунация Фауста. Такая фантазия была бы вовсе некстати в том труде, автор которого старается быть добросовестным иллюстратором того времени, в которое происходит его рассказ. Апулей сообщает, что он под именем Луция присутствовал на изидиных мистериях, и я говорю тут со слов этого очевидца. «Я находился, – пишет этот верующий, передавая о своем посвящении в упомянутые мистерии, – у самых границ ада и стоял на пороге жилища Прозерпины; оттуда я возвратился, пройдя через все стихии. В самую полночь я видел солнце во всем его блеске и находился в присутствии высших и низших богов и поклонялся им вблизи». (Met., lib. 9).

Молитву Апулея заставил я повторить Деция Силана; и Апулей утверждает, что после его молитвы ему явилась богиня Изида и дала тем самым ответ, который я вложил в уста Юлии. «Чудесное» появление Изиды, в данном случае, находит свое естественное объяснение в замене богини какой-нибудь женщиной и в ловком обмане со стороны жрецов этого культа. Но все века сходствуют между собой: хитрость и обман изидиных жрецов мы видим и в наши дни воспроизведенными в изображении мадонн и разных святых статуй и картин с подвижными глазами и говорящими, и все это делается нынешними жрецами с той же целью – эксплуатировать в свою пользу суеверие толпырадостно вскрикнул.

В Изиде он узнал Неволею Тикэ; она была еще величественнее в своем божественном наряде и казалась настоящим божеством. [136]

Глубоко взволнованным голосом повторяла она ему то, что было ей приказано; это был такой же ответ, какой слышал от Юлии Деций Силан.

Посвящение было совершено.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В храме Изиды, после мистерий

Когда цаконы вынесли кафедру, на которой сидел Деций Силан, в комнату, примыкавшую к самому храму, сюда явились низшие храмовые служители и сняли с Деция как олимпийскую мантию, так и двенадцать священных одежд. Вскоре принесли сюда же и Мунация Фауста, также подвергшегося тому же процессу раздевания.

Рамзет, войдя в комнату к двум неофитам, сказал им, что по установленному обычаю они должны подкрепить себя от утомления, причиненного им продолжительной церемонией; вследствие чего они, по его приглашению, перешли в триклиниум, т. е. обеденный зал, где для этого случая был уже накрыт стол.

Тут они очутились среди новых чудес.

Зал был ярко освещен многочисленными лампадами, канделябрами и ликнуками из блестящего серебра, [137] свет которых отражался на скатерти, вытканной золотом, и на столовой посуде и вазах из драгоценного металла; а воздух быль пропитан сладким запахом душистых трав и цветов.

При входе в триклиниум Децию Силану и Мунацию Фаусту была тотчас подана вода для мытья рук. Умыв руки, они, следуя строгому обычаю, надели на себя синтезисы, [138] а головы свои украсили гирляндой из только что распустившихся роз.

Тут открылась дверь зала и в него вошли Юлия и Неволея Тикэ. Сойдя со своих пьедесталов и не окруженные более божественным ореолом, они явились, как простые смертные, одетыми в белые платья и также с гирляндами в волосах. Увидев своих возлюбленных, они поспешили к ним навстречу.