Лебединая дорога - Семенова Мария Васильевна (библиотека книг txt) 📗
Десяток рук держал весло с той стороны. Сигурда подцепили за пояс багром и втащили на борт.
— Не промочил ли ты ноги, Олавссон?
Драккар опять шел прямо по ветру, почти не кренясь. Килевая качка размеренно приподнимала то нос, то корму. Катившиеся волны по очереди подталкивали корабль и с утробным гулом уходили вперед.
Обоих спасенных, синих и онемевших от холода, раздели донага и принялись растирать.
Девчонка оказалась донельзя тощей и вдобавок смуглой, точно вылепленной из стоялого дикого меда. Как видно, чужеземное солнце прилежно калило не только ее, но и весь этот род. Подобная красота ни у кого не заслужила одобрения, а Хельги, послушав разговоры друзей, только хмыкнул:
— Стоило из-за нее мочить нас всех и топиться самому.
Халльгрим же обратился к Сигурду и сказал:
— Проучить бы тебя, но, думается, тебе немало и так. Жаль только, что там и впрямь не оказалось замшелой старухи!
Смуглянка всхлипывала на палубе, завернутая в Сигурдов крашеный плащ.
— Я буду звать ее Унн, — сказал Сигурд. — Потому что я вытащил ее из волны.
Имя Норэгр издавна означало дорогу на север. Целый месяц можно было идти на быстроходном боевом корабле вдоль скалистых, изрубленных берегов. С самого юга, оттуда, где в тумане маячили датские острова и зимой дождь шел чаще, чем снег, и до Финнмарка на севере, где на горизонте белыми призраками высились вечные льды.
Дивно ли, что на столь обширном пространстве обитало великое множество племен?
Транды, раумы, ругии, халейги и еще многие иные населяли каждый свой надел. И каждое племя называло свою страну гордо и ласково: Трандхейм, Раумсдаль, Рогаланд, Халогаланд…
Язык же здесь был всюду один. Северный, еще не распавшийся окончательно на урманский, датский и свейский. Племена разнились одно от другого, пожалуй, лишь вышивкой на родовых башмаках, что надевали на ноги умершим. Да еще пристрастием к тем или иным именам. Ну, то есть в точности так же, как у Звениславки дома: радимичи, кривичи, словене. Всяк свое, всяк сам по себе, а если разобраться — одно…
Людей, населявших Норэгр, на Руси называли — урмане.
Братья Виглафссоны жили в Халогаланде, стране халейгов. На самом севере населенной земли. Дальше к полуночи обитали только кочевники-финны — знаменитые колдуны, хозяева оленьих стад, охотники на волков.
День за днем драккар пробивался на север. Викинги проводили в море весь день: когда гребли, когда сидели под распущенным парусом. Вечером высаживались на берег.
Иногда им давал приют какой-нибудь незаселенный залив, загроможденный скалами до того, что лишь искусство старого Олава позволяло поставить корабль.
Тогда на берегу вспыхивали костры, а на ночь над палубой растягивали шатер и выставляли караульных.
Иногда же они стучались в чьи-нибудь ворота. И отказа им не было.
Попробуй не распахни ворот — продрогшие мореходы, пожалуй, быстренько снимут их с петель… Но не только страх открывал перед ними все двери. Пусть-ка кто-нибудь тронет тех, кто принимал у себя викингов Халльгрима Виглафссона!
Потому угощали их всюду отменно. И пиво на стол подавали хозяйские дочери. И молодые воины, мечтавшие о женах, ловили их за руки, приглашали сесть подле себя. А Халльгрим без лишней скупости расплачивался за ночлег и сулился заехать еще.
Но как-то раз он приказал править к берегу, когда день едва перевалил полуденную черту. Вскоре драккар втянулся в горло фиорда, и Звениславка увидела, как высоко на скалах загорелись дымные костры. Это береговые стражи сообщали на свое подворье: викинги идут!
Узкий залив тянулся долго. Потом на одном из берегов открылся жилой двор. Звениславка почти ждала, что увидит над крепким тыном торчащие копья да остроконечные шлемы обитателей двора. Но ошиблась — и отлегло от сердца. Жившие на берегу стояли у края воды, приветственно размахивая руками. Погода в тот день была тихая, драккар неторопливо взмахивал веслами, и гладкая вода со стеклянным звоном распадалась перед его носом.
Бросили якорь, и Халльгрим первым спустился по сходням. Навстречу шагнул статный мужчина в богатом плаще.
— Я привез тебе рабов, родич, — сказал ему хевдинг. — И надеюсь, что ты, как всегда, одаришь меня добрым льном. Ну здравствуй, Эйрик Эйрикссон. Велико ли нынче благополучие у тебя в Линсетре?
Имя «Линсетр» означало место, где возделывают лен.
Воины выудили из трюма всех пленников. Немцы по одному вышли на берег, угрюмо озираясь вокруг. К неволе привыкают не сразу. Им еще предстояло осознать себя рабами вот этого зеленоглазого Эйрика Эйрикссона. И каждое утро, открывая глаза, видеть перед собой не родную хамбургекую улочку, а невозмутимо спокойный фиорд и крутой лесистый склон горы на том берегу.
И станет прежняя жизнь похожей на несбывшийся сон. А тот сон, что снился им теперь, — явью, от которой пробуждения нет…
И хотя все это было у них еще впереди, те, кто был ранен, отчего-то хромали больше прежнего.
Хельги покинул корабль одним из последних. И он был единственным, кто вслух не радовался стоянке.
Халльгрим и его люди были в Линсетре дорогими гостями. Вечером собрали пир.
Эйрик Эйрикссон, как подобает хозяину, сидел на почетном сиденье, домочадцы — подле него, гости — напротив. Ярко горел посреди пола выложенный камнями очаг. Отсветы пламени бежали по нарядно завешенным стенам, дым уходил в отверстие крыши.
Рабы внесли столы с угощением. Звениславке такие столы все еще казались непривычными — низкие, по колено сидевшим. А ели здесь то же, что и всюду в этой стране: рыбу и дичь. Был и хлеб, но совсем не такой, как дома. Потому что неплохо рос здесь один только ячмень, да и тот переводили больше на пиво.
Зато пива подавали вдосталь. И напитка скир, который готовят из кислого молока. Викинги пили по своему обычаю — все вместе, пуская по кругу наполненные рога. И проносили их над очагом, освящая напиток прикосновением огня.
Звениславка сидела рядом с Хельги, по левую руку. И пила сладкую брагу из рога, который ему подносили. Эйрик внимательно разглядывал незнакомку, ее нездешний наряд и пуще всего тугую длинную косу. Коса его удивляла — ведь испокон веку девушки носили волосы распущенными, а замужние связывали в узел, прятали под платок. Халльгрим в конце концов заметил его недоумение и объяснил хозяину так:
— Это Ас-стейнн-ки. Она из Гардарики.
И поглядел на брата, но тот промолчал.
Звениславке неоткуда было знать, что Хельги когда-то сватал за себя сестру Эйрика Эйрикссона, зеленоокую Гуннхильд. Хельги был тогда зрячим и сражался не хуже брата, и красив был не менее, чем теперь, и все-таки вышло не так, как того хотелось и Эйрику, и ему. Своенравная девушка пожелала распорядиться собой по-иному-И оттого-то у Хельги По сию пору не было жены, да и Эйрик чувствовал себя словно бы виноватым.
Вот он и гадал про себя, кто она для Хельги, эта Ас-стейнн-ки?
Два дня в Раумсдале, в гостеприимном Линсетре, пролетели необыкновенно быстро. Серо-стальное море снова закачало драккар. И снова каждое утро Халльгрим хевдинг продирал глаза первым. И поднимал людей. И те садились на весла, не жалуясь на застарелую усталость. Потому что каждый взмах, каждое усилие заросших мозолями рук несло их домой.
Было так…
Давно было, но люди запомнили.
Клубились над морем черные грозовые тучи.
Запряженная двумя свирепыми козлами, с грохотом неслась по гребням туч боевая колесница. Спешил на битву с великанами рыжебородый Бог Top — Перуну словенскому, надо полагать, родной брат. Вздымался в Божественной деснице чудо-молот, каменный Мьйблльнир. Сокрушал врага и возвращался в метнувшую его руку. И видели люди летящую молнию, и слышали катившийся гром…
Но вот увернулся хитрый великан. Заглушило голос бури проклятие разгневанного Тора! А молот-молния угодил по прибрежным горам.
Дрогнула и раскололась земля. Между расступившимися скалами хлынуло море…
