Войку, сын Тудора - Коган Анатолий Шнеерович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
4
Дом Зодчего, как звали этого человека в Четатя Албэ, возвышался на том же малом крепостном дворе, у северной внутренней стены твердыни. С высокой башенки над его черепичной кровлей как на ладони были видны укрепления, посады и гавань, за которыми уходили вдаль на север и запад голубой плат лимана, на восток — желто-серые песчаные равнины, на юг — ковер степей с небрежно брошенными на него близ горизонта темными кошмами — островками густых рощ. Мессер Антонио с гордостью показывал отсюда молодым людям каменные пояса, доныне окружающие скалу.
— Ну-ка, воины! — обратился Зодчий к обоим юношам. — Даю вам несметную орду, пришедшую с моря и суши, вы ее повелители и полководцы. И задача ваша — взять эту крепость. Как бы вы поступили?
— Очень просто, — сказал Войку, — велел бы схватить мессера Гвидо, старшину цеха менял и знатнейшего из ростовщиков всего Понта. И мне тут же принесли бы ключи Белгорода: ведь все его защитники — в руках этого знаменитого кровососа.
— Кроме двоих, которые вместе стоят целого войска, — засмеялся Зодчий, — кроме моего друга, капитана Тудора, и его неустрашимого сына. Но твой план порочен в самой основе, ибо храбрый мессер Гвидо первым бы спрятался за этими стенами. Так что бы вы сделали, лишившись такого ценного залога?
— Для начала велел бы засыпать ров, — предположил Володимер.
— Допустим, — кивнул архитектор. — Допустим, что твои храбрецы не успели сжечь все, что может гореть за пределами стен, что они растащили по камням все дома в посаде и начали бросать их в ров, добавляя хворост, доски и просто землю. Но это ведь не простая канава, у нашего рва глубина — сорок аршин, а ширина — тридцать, и по дну, если его осушить, могут проехать рядом четыре всадника. А засыпать его придется под жарким огнем со стен.
— Это только поможет делу, — усмехнулся бывший послушник. — Чем больше в него попадет народу, тем скорее он наполнится.
Зодчий внимательно посмотрел на юношу.
— Ты не склонен, однако, щадить своих людей, — промолвил он со странной улыбкой.
— Это мощная крепость, и это война, — ответил Володимер. — К тому же ваша милость дала мне орду.
— Отлично! — Зодчий взмахнул рукой, соглашаясь с доводами московитина. — Султан наверняка поступил бы именно так, скажу только, что бесерменам сильно мешали бы в этом наши люди, ибо изнутри в ров ведет немало потайных ходов, и ночью через них можно выносить все, что твоя орда набросает за день. Но допустим, что вражеское войско справилось с этим делом. Что дальше?
— Дальше — штурм! — воскликнул Войку, — Барабаны, литавры и трубы возвещают приступ. Воины бегом выносят вперед лестницы, пушки опоясывают крепость сплошным огнем… Бойцы бросаются на стены, лезут вверх, рубятся с теми, кто встречает их на вершинах…
— И падают обратно. Ибо мы припасем для них достаточно стрел и ядер, камней и пылающей смолы. Падают и гибнут тысячами.
— Пока им все-таки не удастся овладеть первым поясом стен. Вон там, — Володимер показал на юг, где валы были ниже, — или вон там, рядом.
— Ты прав, друг мой, — согласился Зодчий, — эти места надо обязательно укрепить.
— Или не будут захвачены главные ворота. — Войку указал на юг, где не были сняты леса и трудились остатки недавно еще великой армии строителей, возводивших внешний пояс стен и выкопавших, вернее — выдолбивших в скале гигантский белгородский ров.
Зодчий покачал головой, покрытой круглой венецианской шапочкой из темно-синего сукна со спадающим набок широким верхом из вишневого бархата.
— Главные ворота, если мы их когда-нибудь окончим, сами по себе — отличная крепость, — сказал он. — Нападающим выгоднее оставить их и искать места послабее. Но после первого ряда стен во внешнем поясе остается второй. Он выше, шире и крепче, взять его будет еще труднее. И наряду осаждающих тоже придется сдержать огонь, чтобы не попадать в своих.
— Султан этого не позволит — ему своих рабов не жаль, — заметил Войку. — Наоборот, он прикажет усилить стрельбу. И весь внешний пояс будет взят.
— Тогда белгородцы отступят сюда, за стену второго двора. И врагу придется положить новые тысячи, чтобы овладеть ею.
— Но рано или поздно она падет. Ведь у него — орда.
— Мы отступим в цитадель, — сказал Володимер, забывший, что их задача — нападение. — Соберем в ней все пушки, весь запас ядер и пороха, все припасы. И выдержим там еще одну, самую долгую осаду.
— Пока на врагов из глубины страны не ударит со своим войском Штефан-воевода! — поднял руку Войку, торжествуя. — И не сбросит всю орду в лиман.
— Или всем нам, — сурово вздохнул Володимер, — придется взорвать себя в пороховой башне замка, чтобы не сдаться бесерменам.
На вершине башенки восцарилось молчание. И тут внизу застучали копыта: отряд пана Тудора, построившись на большом дворе, опять выступал в дозор к морским лиманам, на восток. Могучий воин, найдя глазами башенку над домом друга, увидел на ее вершине три застывшие фигуры и махнул им рукой.
— Однако мы теряем время, друзья, — заметил мессер Антонио. — Синьор капитан дал мне важное поручение, и мы должны его выполнить все вместе. А для этого — поспешим.
Широкоплечий и статный, с небольшой серебристой бородкой и усами, с коротко, по венецианской моде подстриженными, еще густыми кудрями, мессер Антонио стал быстро спускаться по узкой витой лестнице. Пройдя с полсотни шагов по проулку, Зодчий со своими спутниками быстрыми шагами взошел на стену крепости, рядом с громадой цитадели.
Отсюда, с большой высоты, открывалась взору широкая даль лимана, за которым угадывалось море. И юноши, взбежавшие на гребень каменного вала, так внезапно окунулись в сверкавшую, звенящую безмолвием голубизну утреннего воздуха и бескрайних вод, что захотелось, раскинув руки, взлететь в распахнутый простор и поплыть. Войку следил за многоножками галер, сновавших на подходах к порту, далеко внизу. А Володимер чувствовал, как под легким ветром с моря, среди лучей поднимающегося солнца начинает кружиться голова. Но страха перед высотой не было. «Свободен, свободен!» — кричал в нем ликующий молодой голос.
Рассказав о том, как Александр-воевода Добрый, дед здравствующего господаря, врезал в первые, построенными еще полулегендарным князем Югой стены крепости каменный куб цитадели, мессер Антонио повел юношей дальше, к воротам. Шли мимо изящных, утопавших в сирени домов богатых негоциантов и менял, владельцев мастерских и кораблей, капитанов крепостной стражи, живших в городе бояр. Сверкнули на солнце венецианскими стеклами каменные хоромы, где когда-то, в дни великой силы генуэзской общины Четатя-Албэ, жил консул далекой итальянской республики. Затем все трое проследовали мимо домов именитых купеческих семейств; некоторые из них свили гнезда на этой скале за двести лет до этого и крепко связывали отсюда смелыми торговыми операциями все четыре конца известной тогда вселенной.
— Здесь живет его милость пан Калояни, родом из греков, и его предприимчивый сын Дукас, — говорил Зодчий. — А тут — контора Димитрия Валиата, из валахов, или, как они зовут себя сами, — из мунтян. Пан Димитрий, почтенный отпрыск ныне почившего, но не менее знаменитого пана Юги, ведет дела со славнейшими негоциантами Львова, а ты, Влад, должен знать, что тамошние купцы не берут в товарищи дураков. Кстати, во Львове его агентом сидит почтеннейший из армян пан Мимикон Сорхиян. Не слыхал о таком?
Володимер покачал головой.
— Ну да, — улыбнулся Зодчий, — в славном Львове монахи не знаются с купцами, а воины с монахами. У нас же Меркурий объединяет многих. Вот дом преподобного отца Виссариона, пресвитера здешнего храма богородицы; святой отец прибрал к рукам половину белгородского хлебного торга.
Зодчий продолжал называть имена купцов и менял, военачальников и судовладельцев. Вокруг них стояли дома и конторы дельцов, в руки которых, по суше и по морям, плыли все богатства, проходившие через эти понтийские ворота тогдашней Европы. Именно здесь, вдали от базарной и портовой сутолоки, в обставленных с роскошью покоях или на увитых виноградом верандах, хозяева восточно-европейских рынков за чаркой доброго вина заключали соглашения о крупнейших партиях сукна и кож, драгоценностей и тканей, зерна и воска, утвари и рабов. Скреплялись сделки о грузах многих кораблей, об урожае целого года, о поклажах огромных караванов.
