Графиня Солсбери - Дюма Александр (читаем книги онлайн TXT) 📗
Кстати, он убедился, что папа и кардиналы готовы вмешаться в эту войну, столь роковую для обоих королевств; посему, уверившись в доброй воле папского двора, он вернулся в свое прекрасное королевство под лазурным небом, чтобы перечитывать Данте и венчать лавровым венком Петрарку.
Однако Эдуард обо всем этом ничего не знал; выполняя данное им обещание, он выступил из города Гент в то время, когда уже начали созревать хлеба, с армией, где насчитывалось два прелата, семь графов, двадцать восемь знаменных рыцарей, двести рыцарей, четыре тысячи конных воинов и девять тысяч лучников, не считая пехоты, численность которой могла достигать пятнадцати или восемнадцати тысяч. Как только он разбил лагерь под городом, у ворот святого Мартина, к нему присоединился его кузен Иоанн Брабантский с двадцатью тысячами рыцарей и оруженосцев, а также простых людей и расположил свой лагерь в Пон-а-Рен, близ аббатства святого Николая; потом подошел граф Вильгельм Геннегауский с цветом своего рыцарства, с огромным войском голландцев и зеландцев, заняв позицию между королем Англии и герцогом Брабантским; далее пришел Якоб ван Артевелде с более чем шестьюдесятью тысячами фламандцев, разбившими свои палатки перед Сент-Фонтенскими воротами, на обоих берегах Шельды, и построившими мост, чтобы иметь возможность не спеша сообщаться друг с другом так часто и свободно, как они пожелают; потом, наконец, подошли князья Империи: герцог Гелдерландский, маркиз Юлих, маркиз Бранденбургский, маркграф Мейсенский и Остландский, граф Монсский, сир де Фокемон, мессир Арну де Бланкенгейм и все германцы, расположившиеся со стороны Геннегау, — они замкнули железное кольцо, окружавшее город и имевшее в ширину почти два льё.
Осада длилась одиннадцать недель; за это время много раз предпринимались ожесточенные штурмы; самые храбрые воины той и другой стороны совершали тогда прекрасные подвиги, не дававшие никаких результатов. Правда, изредка отряд, которому наскучило стоять под мощными крепостными стенами, отправлялся на вылазку, чтобы сжечь какой-нибудь замок, разграбить какой-нибудь город, нарушить покой какого-нибудь аббатства. Тем временем авиньонский папа послал с кардиналом письма королю Франции; в них он пылко призывал его к миру, тогда как г-жа Жанна де Валуа (она, как мы уже знаем, была сестра Филиппа и теща Эдуарда) переезжала из одного лагеря в другой, припадая к стопам обоих государей, заклинала их заключить перемирие и предлагала им посредниками мессира Жана де Бомона и маркиза Юлиха, ибо не могла склонить на это своего сына, разгневанного и ни о чем не желавшего слышать. Она так сильно подействовала на маркиза Юлиха, что он написал письмо императору; тот во второй раз послал гонца к Эдуарду, предлагая ему, как это однажды уже сделал, быть посредником между ним и королем Франции, поскольку эта война — в результате того, как она ведется, — не может ничего решить, а только разорит обе страны, где она продолжается уже более двух лет.
Мир был невозможен главным образом со стороны Эдуарда, которому предстояло исполнить свой обет, поэтому встал лишь вопрос о перемирии; г-жа Жанна де Валуа так ревностно взялась за это дело (она понимала: ничего другого добиться не удастся), что уговорила обоих королей назначить день, когда каждая из держав пришлет четырех представителей, коим будут предоставлены полномочия вести переговоры и дана, гарантия, что все, о чем они договорятся, будет подтверждено их суверенами. Итак, день был назначен, местом для переговоров была выбрана часовня Эсплешэн, стоящая посреди полей; в условленный день полномочные представители, выслушав порознь мессу, собрались в названной часовне, и с ними вместе находилась г-жа Жанна де Валуа. В переговорах со стороны короля Франции Филиппа участвовали Иоанн, король Богемский, брат короля Карл Алансонский, епископ Льежский, граф Фландрский и граф д'Арманьяк; со стороны короля Англии Эдуарда были его светлость герцог Иоанн Брабантский, епископ Линкольнский, герцог Гелдерландский, маркиз Юлих и мессир Жан де Бомон.
Переговоры продолжались три дня; в первый день королевские послы ни о чем договориться не сумели и, не добившись никакого результата, собирались разойтись, но г-жа Жанна так горячо их умоляла, что они обещали собраться завтра. На другой день обсуждение возобновилось и они смогли прийти к согласию относительно отдельных вопросов, но было уже так поздно, что они даже не успели письменно зафиксировать те из них, по которым достигли соглашения; наконец послы обещали встретиться снова в том же месте, чтобы обсудить и согласовать все остальное; через день они сошлись на большой совет, и на сей раз, к великому счастью г-жи Жанны, обе стороны заключили и подписали перемирие на год.
В тот же день новость об этом распространилась в обеих армиях, чему несказанно обрадовались брабантцы и люди из Геннегау, ведь уже два года именно они несли на себе всю тяжесть войны; защитники города Турне тоже вздохнули с облегчением, ибо среди них до такой степени давал знать о себе голод, что они были вынуждены удалить из крепости всех бедных людей и лишние рты. Всю ночь в лагере и на крепостных стенах ярко пылали костры, разожженные в знак торжества, а осажденные и осаждающие громко ликовали; потом, на рассвете, последние сняли и свернули свои палатки, погрузили их на повозки, укрыв холстами, и поехали назад, распевая песни, словно жнецы, что закончили уборку хлебов.
Король Эдуард вернулся в Гент за королевой Филиппой и, переправившись с ней через пролив, прибыл в Лондон 30 ноября того же года.
XV
Скольких бы тяжких трудов ни стоило г-же Жанне де Валуа добиться подписания договора в Турне, было очевидно, что перемирие гораздо больше напоминает одно из тех мгновений отдыха, которые позволяют себе два борца, чтобы затем с новыми силами продолжить схватку, нежели настоящие предпосылки мира; кстати, в момент возвращения Эдуарда в Лондон по двум причинам — одна из них существовала раньше, другая возникла совсем недавно — перенесли вопрос, безрезультатно обсуждаемый с помощью оружия во Фландрии, в две другие точки мира, где, сколь хорошо ни был бы этот вопрос замаскирован, его было тем не менее легко различить любому человеку, искушенному в политике той эпохи.
Первой причиной было возвращение короля Давида Брюса в свое королевство. После счастливого плавания на борту корабля под командованием Малькольма Флеминга из Каммерналда король вместе со своей супругой королевой Иоанной Английской высадился в Инвербервиче, в графстве Кинкардин, и был пышно встречен баронами Шотландии и тотчас отвезен в Сент-Джонстон. Вскоре слух о его возвращении распространился повсюду; шотландцы, жаждавшие вновь узреть своего короля, находившегося в отъезде семь лет, толпами собирались на пути его следования, мешая ему, когда он двигался по улицам, и провожая до дверей его покоев, когда он возвращался; какое-то время эти проявления любви трогали молодого короля, но вскоре эта излишняя настойчивость, досаждавшая ему повсюду, утомила его до такой степени, что в один прекрасный день, когда толпа сумела ворваться даже в столовую и окружила его с присущей назойливостью, он, поддавшись порыву несдержанности, вырвал из рук одного своего телохранителя палицу и уложил на месте некоего честного горца, щупавшего его камзол, чтобы проверить, из какого сукна тот сшит. Эта королевская выходка дала превосходный результат. Начиная с этого дня Давида Брюса, по крайней мере, перестали терзать любопытствующие, и он, обретя некоторый покой, смог, наконец, заняться делами королевства.
Первой заботой короля было разослать гонцов ко всем друзьям с просьбой, чтобы те пришли ему на помощь в борьбе с королем Англии, умоляя их сделать для него, приехавшего в Шотландию, то, что они столь преданно совершали во время его отсутствия. Прежде всего на этот призыв ответили его зять граф Оркнейский, наследные принцы с Гебридских и Оркнейских островов, потом рыцари Швеции и Норвегии — в общем, более шестидесяти тысяч пехотинцев и три тысячи латников.
