Горбун - Феваль Поль Анри (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
– Мне приснилась дочь. Она упрекала меня за то, что теперь не имеет права называться мадемуазель де Невер.
– Как же во сне поступили вы? – спросил священник.
– Так же, как и наяву. Я прогнала ее, – отвечая, принцесса побелела, как мел.
С того дня она сделалась еще грустнее. К чувству утраты примешалось чувство собственной вины. Конечно, она ни на один день не прекращала поиски, рассылая экспедиции, как по Франции, так и за границу. Принц всячески поддерживал эти усилия и кроме того снаряжал свои экспедиции, в нескольких участвуя лично, чем вызвал к себе в свете уважение как чуткий предупредительный супруг.
В начале осени духовник принцессы привел к ней одну женщину того же примерно возраста, что и она, тоже вдову, – духовник надеялся, что между женщинами с похожей судьбой завяжется дружба, и тогда принцесса не будет так страдать от одиночества. Женщину звали Мадлен Жиро. Она была честна, добродушна, с первого взгляда понравилась принцессе и та ее назначила своей старшей камеристкой. Именно ей теперь приходилось дважды в день беседовать с Пейролем, отвечая на его обычное «Мсьё принц имеет честь просить госпожу принцессу принять его заверения в совершенном почтении и пригласить к столу». «Мадам принцесса благодарит господина де Гонзаго, но принять его приглашение не может, так как из-за плохого самочувствия не в состоянии находиться за столом».
Сегодня с утра у Мадлен было особенно много работы. Как никогда много пожаловало посетителей, и все добивались аудиенции у принцессы. Это были знатные господа: мсьё де Ламуаньон, канцлер д'Агессо, кардинал де Бисси, герцоги де Фуа и де Монморанси – Люксембург, принц Монако с сыном мсьё герцогом де Валентуа… и многие другие. Они прибыли на торжественный семейный совет, который должен был состоятся этим днем и членами которого все они являлись. Конечно, они хотели получше понять исходную ситуацию, а заодно узнать, какие претензии имеет вдова Невера к принцу Гонзаго. Принцесса отказалась их принять. Исключение было сделано только лицу, представлявшему регента, старому кардиналу де Бисси. Филипп Орлеанский передавал своей сиятельной кузине, что память о Невере никогда не потускнеет в его сердце, и что вдова Невера всегда и во всем может рассчитывать на его поддержку.
– Говорите же, мадам, – сказал кардинал в конце визита. – Господин регент исполнит любое ваше желание. Чего вы хотите?
– Ничего, – ответила Аврора де Келюс.
Кардинал тщетно пытался вызвать ее на откровенность. Она упрямо хранила молчание. В конце концов, у него сложилось впечатление, что она не вполне в своем рассудке. Покидая принцессу, де Бисси подумал, что принц Гонзаго заслуживает сочувствия. Направляясь к выходу, кардинал уступил дорогу камеристке принцессы Мадлен. Принцесса по своему обыкновению отрешенно сидела в кресле. Ее остановившийся взгляд, казалось, был лишен всякой мысли, а сама принцесса напоминала мраморное изваяние. Мадлен Жиро пересекла комнату, госпожа на нее не обращала внимания. Мадлен подошла к находившейся перед алтарем скамеечке для коленопреклоненных молитв, вынула из – под накидки и тихо положила на нее часослов – молитвенник. Потом она, скрестив на груди руки, застыла перед госпожой в ожидании ее слов или распоряжений. Наконец принцесса подняла на нее глаза и спросила:
– Откуда вы пришли, Мадлен?
– Из моей комнаты, – ответила та.
Глаза принцессы опустились. Несколько минут назад, ожидая прихода кардинала, она подходила к окну и видела фигурку Мадлен, мелькнувшую в толпе спекуляторов. Этого было достаточно, чтобы в сознании вдовы Невера возникли против служанки подозрения. Что поделаешь! Аврору де Келюс не раз обманывали. Сейчас Мадлен что-то хотела сказать своей госпоже. Хотела и не решалась. У нее была добрая душа, и она всем сердцем сострадала принцессе.
– Госпожа принцесса, – робко начала горничная, – позволите ли вы мне что-то вам сказать?
Аврора де Келюс улыбнулась и подумал: «Ну вот, еще одну подкупили».
– Говорите! – сказала она.
– Госпожа принцесса, – запинаясь от волнения, говорила Мадлен, – у меня есть ребенок. В нем вся моя жизнь. Я отдала бы все на свете, кроме него, для того, чтобы вы стали такой же счастливой матерью, как я.
Вдова Невера молчала.
– Я бедна. До того, как я поступила к вам на службу, мой маленький Шарло часто не имел самого необходимого. Ах! Если бы я могла хоть чем-то отблагодарить за вашу ко мне доброту!
– Вам что-нибудь нужно, Мадлен?
– Нет! О, нет! – воскликнула горничная. – Речь не обо мне, а о вас, мадам, только о вас. Этот фамильный совет…
– Я запрещаю вам об этом говорить, Мадлен!
– Мадам! – воскликнула служанка. – Дорогая моя госпожа, даже под страхом того, что вы меня уволите…
– Я увольняю вас, Мадлен.
– Я все равно исполню свой долг. Разве вы не желаете найти своего ребенка?
По телу принцессы пробежала дрожь, она побледнела, вцепилась в подлокотники кресла и наполовину привстала. Ее носовой платок упал на пол. Мадлен кинулась его поднимать. При этом в кармане ее передника звякнули деньги. Принцесса посмотрела на нее суровым испытующим взглядом.
– У вас есть золотые? – зловещим шепотом заметила она и, позабыв о высоком ранге, поступила так же, как поступила бы любая женщина, стремящаяся любой ценой проникнуть в чужую тайну. Неожиданно стремительным жестом она запустила руку в карман служанки. Та, бессильно опустив руки, плакала. Принцесса вытащила целую пригоршню золотых монет: десять или двенадцать испанских квадрюплей.
– Принц Гонзаго недавно из Испании… – вела допрос принцесса.
Мадлен бросилась на колени.
– Дорогая госпожа! – кричала она сквозь слезы. – Мой маленький Шарло благодаря этому золоту может учиться. Тот, кто мне его дал, тоже приехал из Испании. Во имя Всевышнего, госпожа, умоляю, прежде, чем прогоните, выслушайте!
– Уходите! – отчеканила принцесса.
Мадлен что-то хотела сказать еще. Но принцесса, властно указав ей на дверь, с решимостью повторила:
– Уходите!
Когда горничная исполнила приказ, принцесса без сил опустилась в кресло. «И этой женщине я доверяла», – подумала она, содрогаясь от неприязни, и закрыла лицо тонкими руками.
– О – о! – повторяла она, словно стон. – Никому! Никому! Господи! Сделай так, чтобы я больше никому не верила. Никому! Никому!
По – прежнему укрывая руками лицо, она ненадолго затихла. Внезапно ее грудь порывисто содрогнулась, и принцесса зарыдала, – отчаянно, беззащитно, безутешно. У этой женщины с потухшим взглядом приступы сильных эмоций были редки, и когда они порой ее одолевали, то отнимали у нее силы, и потом она долго чувствовала себя разбитой. Прошло несколько минут, прежде, чем принцесса смогла успокоиться. Наконец почувствовал, что способна говорить, она с решимостью произнесла:
– Я хочу умереть! Господи, Спасителю! Молю о смерти!
И, устремив взгляд на алтарное распятие:
– Боже Всемогущий! Разве я мало страдала? Сколько может длиться эта пытка?
Молитвенно воздев к алтарю руки, она с жаром продолжала:
– Господи Иисусе Христе! Пошли мне смерть! Помня о ранах Твоих и крестных страданиях, сжалься, пошли мне смерть! Пресвятая Богородица! Помня о ранах Твоих и крестных страданиях, сжалься, пошли мне смерть! Пресвятая Богородица! Помня о слезах скорби Твоей, умоли Сына послать мне смерть! Смерть! Смерть!
Ее руки бессильно опустились, глаза закрылись; откинувшись на спинку кресла, она замерла. На какой-то миг могло показаться, что небеса, сжалившись, исполнили то, о чем она просила. Но вскоре по ее телу пробежала слабая дрожь. Руки сжались в кулаки. Она открыла глаза и посмотрела на портрет Невера. Ее глаза были сухи и неподвижны как на портрете. В часослове, оставленном Мадлен на скамеечке для молитв имелась страница, на которой от частого употребления книга порой открывалась сама по себе. На ней был текст псалма «Miserere mei Domine» (Помилуй меня, Боже). Принцесса де Гонзаго читала эту молитву по несколько раз в день. Вот и сейчас она протянула руку к часослову. Он раскрылся. Несколько мгновений она рассеянно глядела на раскрытую страницу, собираясь начать чтение. Внезапно она вздрогнула, и из ее груди вырвался крик удивления. Она протерла глаза и оглянулась по сторонам, будто желала удостовериться, что это не сон.
