Приключение собаки - Марриет Фредерик (читать книги .txt) 📗
— Хм! Это я видел своими глазами, — сказал Кобль, — а то никогда б не поверил, что это возможно!
— Да, что уж за дьявол без хвоста! Дьяволу хвост все равно, что змее жало!
— Да! — сказал Шорт.
— Ну, а теперь мне пора и домой! — сказала Могги и, простившись со всеми, села в лодку и отчалила.
— Что же мы теперь скажем, когда вернется шкипер? — спросил капрал, глядя на отрубленный хвост.
— Вы пойдете и пожалуетесь ему на Могги. Проклинайте и браните ее, на чем свет стоит, и сожалейте о случившемся несчастье, как сам он!
— Швабры! — сказал Дик Шорт, указав на кровавый след, оставленный собакой на палубе.
Не успели люди замыть эти следы и убрать свои швабры, как прибыл Ванслиперкен.
— Была здесь эта женщина? — спросил он Шорта.
— Да!
— Разве я не отдавал форменного приказания никогда не пускать ее на судно?
— Нет! — ответил Шорт.
— В таком случае я отдаю его впредь!
— Поздно! — отозвался Шорт.
— Что он хочет этим сказать? — спросил Ванслиперкен.
— Не могу знать, сэр! — ответил старик. — Могги приезжала сюда за вещами своего мужа, остававшимися здесь на судне.
Ванслиперкен отвернулся, отыскивая глазами капрала ван-Спиттера, который стоял навытяжку, держа одну руку под козырек и зажав в другой отрубленный хвост Снарлейиоу, с вытянутой печальной физиономией.
— Что такое? — спросил Ванслиперкен.
— Вот хвост, мингер! — почтительно произнес капрал.
— Хвост? Какой хвост? — воскликнул лейтенант.
— Собакин хвост, мингер, — сказал капрал, — который эта злая ведьма, эта собачья дочь Могги…
Ванслиперкен не верил своим глазам, не понимая, что ему говорят. Но вдруг им овладело такое бешенство, что с минуту он не мог произнести ни слова, а затем с страшным проклятием бросился в свою каюту.
— Моя собака! О, моя бедная собака! — воскликнул лейтенант, закрыв лицо руками при виде обезображенной
Снарлейиоу и небольшой лужицы крови подле того места, где она лежала. — Что они еще сделают тебе, эти изверги?! Какие новые козни будут строить? Но я отомщу им всем! Я отомщу! — и целый град самых страшных проклятий посыпался из уст Ванслиперкена. — Этот проклятый Костлявый, наверно, главный виновник этого зверства, — и я отомщу ему, страшно отомщу!
Ванслиперкен позвонил и потребовал к себе капрала, который явился с хвостом в руках.
— Положите это на стол, капрал, и расскажите, как все это случилось!
Капрал рассказал, что Могги, когда он отвернулся, схватила резак и, поймав собаку за хвост, отрубила его прежде, чем он успел очнуться.
— А Костлявый стоял тут же?
— Да, стоял!
— Кто же держал собаку, когда эта женщина замахнулась на нее? Кто-нибудь, наверно, держал! Вы не видали, не Костлявый ли это?
— Не видал, сэр… но… но полагаю, что вы угадали!
— Да, да, капрал, я знаю, что прав, и, поверьте, жестоко отомщу! А пока идите. Как вы думаете, поправится Снарлейиоу?
— Да, мингер, собаки бывают с хвостами, бывают и бесхвостые!
— Да, но потеря крови может быть опасна. Вы не знаете, что нужно сделать, чтобы остановить кровь?
— Эта женщина, эта Могги, сказала, когда я говорил: «Ах mein Gott! Собака умрет, она изойдет кровью». Могги сказала: «Нет, скажите мистеру Ванслиперкену, что лучшее средство вылечить собаку, это прижечь ее каленой кочергой». Она говорила, что это сразу останавливает кровотечение.
Ванслиперкен затопал ногами и выругался совершенно непозволительными словами.
— Пойдите, капрал, за тряпкой или шваброй и пришлите сюда Костлявого.
Тот явился.
— Я так понял из слов капрала, что вы, сэр, держали мою собаку, когда эта проклятая женщина отрубала ей хвост!
— Это ложь, я не трогал вашей собаки, сэр, но уж, видно, всякий раз, как с ней что-нибудь приключится, я должно быть в ответе. И на что мне было рубить ей хвост? Уж не так же я голоден, чтобы на него зариться?
— Выйдите вон, сэр! — вскричал взбешенный Ванслиперкен при мысли, что Костлявый издевается над ним.
— Прикажете это выкинуть за борт? — осведомился слуга, взяв со стола хвост.
— Оставьте это, сэр! — заорал лейтенант. Костлявый вышел за дверь, сияя от радости. Оставшись один, Ванслиперкен уронил голову на руки и долго сидел неподвижно в этой позе, устремив глаза на отрубленный хвост.
Какие мысли шевелились тогда у него в мозгу, трудно сказать, но спустя некоторое время он встал, положил хвост в карман и, выходя наверх, приказал подать себе шлюпку, заявив, что едет на берег.
ГЛАВА XXXVI. Странный торг
Высадившись, Ванслиперкен направился прямо к своей матери, чтобы поделиться с ней своим горем и просить ее содействия.
— Ну, что, дитя мое, принес ты денег? — было первое слово старухи, когда лейтенант переступил порог ее комнаты.
— Нет, матушка, денег я не принес, но принес вот это! — и он положил перед ней на стол хвост своей собаки.
— Это! Что это такое? — сказала старуха, взяв в руки хвост и брезгливо разглядывая его.
— Что ты, ослепла, старуха, что ли? — воскликнул, не вытерпев, Ванслиперкен. — Разве не видишь, что это хвост моей собаки!
— Ослепла, старуха! Хвост собаки! Зге, Корнелиус, да как ты смеешь так говорить со мной? Как смеешь класть мне на стол паршивый хвост твоей собаки?! Разве это твоя грязная нора? Вот смотри, — вскричала взвешенная старуха, — смотри! — и она выкинула хвост Снарлейиоу за окно. Вон он где, твой хвост, а теперь убирайся отсюда вслед за ним, непочтительный сын! Сметь так забываться со мной!
Вопреки своему негодованию Ванслиперкен проследил в воздухе полет хвоста и увидел, как он упал между отброшенных капустных листов на соседнем дворе.
Успокоившись на том, что он, уходя, может подобрать его, он теперь весь сосредоточился на мысли о примирении с матерью и всячески стал умолять ее простить нечаянно сорвавшееся слово, оправдываясь тем, что страшно расстроен, но старуха долго не сдавалась.
Наконец ему удалось умилостивить ее, и тогда он сказал:
— Матушка, я пришел сюда просить вашего совета и помощи! — и он подробно рассказал все покушения на жизнь Костлявого, кончавшиеся полнейшею неудачею.
— Иначе говоря, ты хочешь, чтобы я размозжила ему голову или иным каким путем отправила его на тот свет? — сказала старуха. — Это можно, только убийство — такое дело, за которое никто не берется без сильных побуждений. Убить человека потому только, что кто-то пришел и попросил: «Пожалуйста, убейте этого человека», — никто не согласится. Люди убивают или за деньги, или из жажды мести, но не иначе! Мне не за что мстить этому парню. Если же ты жаждешь мщения и считаешь, что хвост собаки требует человеческой жертвы, так и сделай это дело сам. А если сам не можешь, то плати тому, кто за это дело возьмется, деньга. Ты говоришь, что извести его может только женщина. Ну, вот я женщина и опытная в этом деле. Но знай, что убийство оплачивается очень высокой ценой!
— Что вы хотите этим сказать, матушка? Хотите, чтобы я дал вам золота? Возьмите, сколько вам надо, ведь, все мое хранится у вас.
— Я хочу все, сколько у тебя есть!
— Все?! — воскликнул Ванслиперкен.
— Да, все! И что же тут такого? Ведь со временем все опять будет твое?
— Хорошо, если оно все равно будет моим, так пусть теперь будет ваше! Но только я не вижу, какая разница в том, будет ли оно называться моим или вашим!
— Так почему же не согласиться сразу, почему не дать своей бедной старухе-матери то, что, быть может, не пройдет года, опять будет твое? Золото твое у меня, но оно не мое. А это слово «мое» имеет такую чарующую силу, с которой ничто не может сравниться! Так скажи мне, дитя мое, все это золото теперь мое?
Ванслиперкен с минуту колебался: и он чувствовал и испытывал на себе чарующую силу этого слова, но, успокоенный мыслью, что вскоре все это снова будет его, он сказал: «Да, матушка, оно ваше, если вы сделаете то дело, о котором я вас прошу!»
