Две любви - Кроуфорд Фрэнсис Мэрион (библиотека книг .txt) 📗
Однако два или три беглеца, в которых осталось более жизни, чем в других, могли остановиться и были вскоре приведены в толпу, собравшуюся вокруг озера, где король с придворными спокойно ожидал, чтобы замешательство окончилось само собой. Он твердил молитвы, не делая самой лёгкой попытки, чтобы остановить панику или восстановить порядок. Но королеве и её дамам грозила опасность быть раздавленными среди этой массы трепещущих существ, помятых и задыхавшихся.
Жильберт находился возле короля и со своей высокой лошади видел более соседей всю эту сумятицу. Это было похоже на то, как будто бы какое-нибудь ужасное невидимое чудовище охватило сто тысяч человек железными тисками. Тысячи таких тисков сковали непреодолимой силой тела лошадей и людей, повалив их друг на друга до такой степени, что человеческие существа не могли более бороться, и животные не могли ни наносить Ударов ногами, ни лягаться, а только топтать все, что находилось вблизи их, все, что медленно приближалось к центру.
Там, в самом сердце стычки, была опасность, и даже издалека Жильберт довольно ясно видел сквозь облака света и колорита смертельную бледность испуганных лиц; крики раненых и охваченных ужасом женщин поднимались среди многочисленной толпы. Он неподвижно смотрел перед собой, как будто его зрение могло различить на таком расстоянии черты той или другой дамы, и он чувствовал себя оледеневшим от ужаса, когда представлял себе, что все эти прекрасные молодые девушки и женщины со своей красотой и молодостью, великолепные в своих блестящих и фантастических нарядах, могут быть раздавлены, растоптаны и смяты среди тысяч мужчин, готовых умереть, чтобы их спасти. Первым его движением было растолкать толпу, расчистить дорогу мечом и провести целой и невредимой королеву. Но минута размышления показала ему, насколько тщетна такая попытка. Все-таки толпа чувствовала то же, что и он, и желала также дать место, но она не имела возможности сделать это. Только был один шанс, одна надежда спасти женщин, — отвлечь толпу каким-нибудь обратным волнением от её настоящего ужаса. В тот момент, когда затруднение и опасность представились в его уме, Жильберт поспешил поискать вокруг себя средства для спасения тех, которые были в опасности, и в этих муках ему казалась каждая потерянная минута чудовищно длинна. Его слуга Дунстан стоял возле него, молча, с равнодушным видом смотря на происходившее. Только его спокойное смуглое лицо было несколько нахмурено и более обыкновенного пылало, и хотя трепетание раздувавшихся ноздрей выражало внутреннее волнение, его беспокойство едва было заметно. Жильберт знал, что его собственное лицо указывало на внутреннее беспокойство, и так как он тщетно искал средства, то необыкновенное хладнокровие лакея начало его раздражать.
— Вы остаётесь здесь, — сказал холодно Жильберт, — как будто вам все равно, что триста дам Франции будут раздавлены, и наш брат-англичанин ничего не может сделать, чтобы им помочь.
Дунстан поднял брови и посмотрел на своего господина, не поднимая головы.
— Я не так равнодушен, как король, сударь, — ответил он просто, указывая пальцем по направлению группы придворных, среди которых в пятидесяти футах ясно было видно бледное и суровое лицо короля. — Франция могла бы сгореть на его глазах, а он скорее будет молиться о своей душе, чем поднимет руку, чтобы спасти жизнь других.
— Вы так же бесчувственны, как он, — возразил Жильберт почти с гневом, волнуясь в своём седле от большого нетерпения и чувствуя себя бессильным.
Дунстан не сразу ответил и своими острыми зубами нервно закусил угол нижней губы. Вдруг он наклонился и поднял какой-то предмет, на который он наступил. Жильберт на это не обратил внимания.
— Вы желаете раздвинуть толпу, чтобы дать королеве место? — спросил Дунстан.
— Очевидно я этого хочу.
Жильберт посмотрел вопросительно на Дунстана, хотя его голос быль суров.
— Но мы не можем проложить ей дорогу сквозь толпу, — прибавил он, все ещё смотря перед собой. Дунстан принялся тихо смеяться.
— Ставлю на пари мою жизнь за новую куртку, что я могу заставить эту толпу вертеться, как волчок. Но вы, я знаю, не можете этого сделать.
— Почему? — спросил Жильберт, быстро наклоняясь, чтобы лучше расслышать. — Что вы хотите сделать, чего я не могу?
— То, чего благородная кровь никогда не может исполнить, — сказал слуга с оттенком горечи. — Получу ли я новую куртку, если спасу леди Беатрису и королеву Франции?
— Двадцать! — ответил Жильберт. — Все, что вы потребуете, но только делайте скорее.
Дунстан наклонился и что-то ещё поднял из-под ноги.
— Я только мужик, — сказал он, поднимаясь, — но я могу рисковать жизнью для дамы так же, как и вы, и если я выиграю, то хочу получить лучше меч, чем новую одежду.
— Вы получите более, чем это, — ответил Жильберт, изменившимся тоном. — Но если вы нашли средство для спасения, ради Бога, торопитесь, как раз время!
— Прощайте, сударь! — сказал Дунстан.
Жильберт услышал эти два слова, и пока они ещё звучали в его ушах, Дунстан проскользнул между оруженосцами и рыцарями, окружавшими их, и вскоре скрылся.
Не прошло и минуты, как воздух наполнился диким воплем с грозными и ясными словами, которые тысячи людей должны были слышать с самого начала, и все-таки они повторялись беспрестанно.
— Король обманул нас!.. Король изменил кресту!..
В этот самый момент из ловко напрактиковавшейся руки Дунстана полетел камень и ударил лошадь короля между глаз, в богатый налобник, весь вышитый золотом. Конь грозно встал на дыбы во весь рост, и прежде чем он наклонил голову, чтобы броситься, гневный крик Дунстана снова рассёк воздух, и второй камень ударил прямо в грудь короля, он скатился сначала на седло, затем на землю.
— Король нам всем изменил!.. Изменник!.. Изменник!..
Никогда ещё не видели такой массы лихорадочных и поражённых ужасом людей, внезапно растерявшихся от неоспоримой очевидности большого поражения, которое может погубить их самих.
Прежде чем закричать, Дунстан проскользнул между людьми, не знавшими его ни с виду, ни по имени, и второй камень ещё не достиг своей цели, как он исчез и очутился на другой стороне. Теперь он был молчалив, губы его были сжаты, и чёрные непроницаемые глаза смотрели вперёд. Он исполнил свою работу и знал, что с ним случится, если его узнают. Но никто не обращал на него внимания.
Беспорядочная толпа поспешила к королю с возрастающей яростью, как переменчивое море во время зимней бури, ревя и вопя. Большинство хотело побить его камнями и разорвать на куски, но многие, более зрелые и хладнокровные, сомкнулись вокруг него, плечо к плечу, с обнажёнными мечами, блестевшими под солнечными лучами, решившись защищать своего государя.
В один момент были забыты немецкие беглецы, император и его армия; сама идея святой войны и креста исчезла среди неистового беспорядка наступавших и твёрдой защиты партизанов короля. Неизмеримая масса людей, которые неслись вперёд, подталкиваемые находившимися позади, заставляли Людовика и окружающих его продвигаться на более возвышенное место. В своей жестокой беде, почти отчаиваясь освободить своих спутниц от погибели, королева издали слышала новое смятение и почувствовала, что теснившая их толпа наконец отхлынула. Слово «изменник» проносилось, как быстрое эхо, из уст в уста, беспрестанно повторяемое с гневом или с недоверчивостью, так что не было человека из ста тысяч, уста которого не произносили бы роковых слогов. Элеонора видела, как её муж и его приближённые вынули мечи и махали ими в воздухе, стоя на холме, она услышала позорное слово, и жестокое презрительное выражение оживило на минуту её лицо. Она знала, что обвинение было ложно и безусловно бессмысленно для честных сердец; все-таки она ненавидела мужа и в особенности потому, что безумец мог бросить ему в лицо такое слово. Обеспеченная авторитетом и территориальным богатством гораздо большим, чем король, а также популярностью, какой он никогда не добился бы, она смотрела на него, как на презренного царька, за которого вышла замуж, благодаря самой безумной ошибке. Разорвать этот союз, если это возможно, сделалось целью её жизни.
