Офицерская честь - Торубаров Юрий Дмитриевич (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
– Не воевать с Россией!
Этот ответ, такой внезапный, просто ошарашил Бонапарта. Он как-то странно посмот-рел на Шувалова. Его взгляд сказал о многом. Шувалов понял, что ему тоже надо сделать пояснение.
– В какой-то мере я согласен с вами, сир, – сказал он, – но хочу заступиться и за своего царя. Он тоже живет не в безвоздушном пространстве. Его тоже окружают люди, пусть не кухарки. Им тоже надо сбыть свой товар, например, пшеницу. Если Франция может обойтись без русского хлеба, то англичанам это гораздо труднее. И платят они лучше.
– Да. – Наполеон отвернулся и стал смот-реть в окно. – Скоро приедем, – с некоторым сожалением произнес он.
Об этом он судил по изменившейся растительности. Все больше и больше место занимали южные пейзажи.
– Да, – Наполеон вновь посмотрел на графа, – я отлично представляю все перипетии сложной человеческой жизни. И все же… все же… предательство… страшная вещь, граф.
– Сир, я тут целиком с вами согласен.
Они улыбнулись друг другу.
– Можно вас, дорогой граф, спросить: почему русские вдруг стали жечь Москву? А вот мы, французы, на это оказались неспособны.
Шувалов нахмурился. Похоже, вопрос застал его врасплох.
– Я, сир, отвечу вашими словами. Это и простой, и сложный вопрос. Тут не обойтись…
Такие велись разговоры между этими людьми. Пока, наконец, не раздался зычный глас:
– Приехали! Разгружай обоз!
Карета резко остановилась, пассажиры чуть не попадали с сидений. Наполеон резко обернулся в сторону кучера, но ничего не сказал. Потом, глядя на Шувалова с каким-то сожалением, промолвил:
– Приехали, – и вздохнул, а потом вдруг признался: – А знаете, граф, мне очень не хочется с вами расставаться.
– Честно скажу, сир, и мне тоже.
– Но что делать… – грустно произнес Бонапарт и первым, держа саблю в руках, вышел из кареты.
Он размялся, сделав несколько энергичных шагов взад-вперед и явно кого-то ожидал. А ожидал он Шувалова, который замешкался в карете, ища свой головной убор. В это время к императору подошли и другие комиссары. Похоже, они хотели что-то сказать, но первым заговорил император.
– Господа, – обратился к ним Бонапарт, – я хочу сделать в присутствии вас одно заявление. А именно: я весьма благодарен его сиятельству графу Павлу Андрэвичу Шувалову, который, рискуя своей жизнью, спасал мою. К счастью, такой жертвы не случилось. Но все же он заслуживает самого искреннего, самого сердечного признания. И в знак того, что я очень ценю такое самоотверженное пожертвование, – он посмотрел на комиссаров, потом повернулся к графу, – прошу вас, уважаемый Павел Андрэвич, принять от меня скромный – но для меня эта вещь бесценная и самая дорогая – подарок. Я, конечно, понимаю, что ваш поступок и эта сабля – вещи не сопоставимые. Вы, безусловно, заслуживаете самой высокой награды. Но, к сожалению, обстоятельства теперь такие, что я могу оторвать от себя только это оружие. Примите эту саблю в знак моей признательности вашей глубокой порядочности, честности, искренности. Я знаю, что такое честь! И как я завидую вашему императору, который имеет таких людей. Честь имею! – и он, обнажив холодную сталь, поцеловав ее, под аплодисменты комиссаров вручил Шувалову свой бесценный подарок.
Потом он взял графа под руку и, обернувшись к присутствующим, сказал:
– Простите, но я на несколько минут похищаю Павла Андрэвича.
Они отошли в сторону и остановились друг против друга.
– Дорогой Павел Андрэвич, еще раз повторю, что я тронут вашим поступком и благодарю судьбу, что она послала мне такого человека. И только вам я могу доверить свою главную сердечную тайну и прошу вас не отказать в моей просьбе.
Император достал конверт из внутреннего кармана сюртука.
– Простите, что не успел это сделать в карете, но наши разговоры были настолько интересны и содержательны, они так сократили нам дорогу, что такого скорого приезда я не ожидал.
– Сир, не скрою, для меня эта поездка останется на всю жизнь ярким метеором, блеснувшим на небосклоне моей судьбы.
– Все же вы поэт, в отца! – рассмеялся Наполеон, подавая конверт.
Шувалов принял его. На нем ничего не было написано, и он вопросительно посмотрел на Бонапарта. Тот понял его немой вопрос и сказал:
– Когда вернетесь в Париж и у вас будет время, порвите его, – он глазами показал на конверт. – Вы обнаружите второй, с адресом.
– Сир, он приложил руку к сердцу, – клянусь честью, что ваша просьба будет выполнена.
– Граф, вы понимаете, что я не хочу, чтобы он попал в чьи бы то ни было руки, кроме адресата.
Шувалов склонил голову, пряча в карман императорское послание:
– Клянусь честью, сир!
– Прощайте, граф!
– Прощайте, сир! Да смилуется над вами небо.
Бонапарт сделал к нему шаг, они обнялись, посмотрели друг другу в глаза. В них стояли слезы! Потом Бонапарт резко опустил руки, повернулся и, ни на кого не глядя, пошел в сторону порта.
Шувалов не стал задерживаться во Фрежюсе, простился только с комиссарами и немедленно отбыл в Париж. Грусть расставания у него быстро прошла. А на смену пришла … надежда. И он приказал гнать и гнать лошадей, желая как можно скорее попасть в Париж. И вдруг у самого порога этого города, в Бригаре, Шувалова встретил незнакомый офицер.
– Ваше сиятельство, вы граф Шувалов? – спросил он у вышедшего из кареты Павла Анд-реевича.
– Да! – коротко ответил тот, почувствовав что-то неладное. Сердце его забилось.
– Вам пакет от Его Величества, – и он подал бумагу. – Приказано вскрыть немедленно, – добавил он, отступая на несколько шагов.
Граф разорвал конверт. Там лежал лист бумаги, где рукой царя было написано: «Дорогой Павел Андреевич, обстоятельства требуют Вашего присутствия в Берлине. Пруссы хотят отхватить кусок наших западных земель. Александр».
Как ему захотелось крикнуть: «Оставьте меня в покое!» Но силой воли он сдержался. Он взмахнул листком с такой силой, словно хотел стряхнуть с него все эти буквы, которые рвали его сердце. Но это было еще не все. Шувалов таким взглядом наградил императорского посланца, что офицер вытянулся и застыл в ожидании. Павлу Андреевичу стало его жалко. «А он при чем?» – подумал граф и махнул рукой, чтобы тот подошел ближе. Тот подошел строевым шагом и, приложив руку к головному убору, доложил:
– Ваше сиятельство! Карета с охраной ждут вас! – сказав, он отдернул руку, сделал шаг в сторону и встал в полуоборот, приглашая его в карету. Шувалов отметил про себя: «Кони-то из царской конюшни!»
– Вольно, капитан, – сказал он и пошел к карете.
На душе скребли кошки. Срывалась просьба Бонапарта.
Возница открыл двери. Генерал, обеими руками опершись о верх кареты, о чем-то задумался. «Может, – прикидывал он, – сделать это по пути?» Но он не знал, куда ехать. Вскрывать конверт побоялся. А вдруг это окажется в противоположной стороне? Узнает об этом царь… Да… Он тяжело вздохнул, залез в тарантас и, скрипнув зубами, приказал:
– На Берлин.
Он ехал с одной надеждой – там, в Берлине, закончить дела как можно скорее.
Но жизнь закрутила его так, что попасть в Париж он смог только в конце мая. Подъезжая к городу, он не знал, куда ему ехать: или на доклад к императору, или все же вначале вручить письмо, которое давно должно было быть у получателя. И он решил сделать… второе.
– Вручу – и гора с плеч! – после этих сказанных самому себе слов, ему стало легче на душе.
Разорвав верхний конверт, на втором он обнаружил одно-единственное слово – Мальмезон. Он слышал это название, но ничего более вспомнить не мог. Отпустив конвой, он оседлал коня. Первый же встретившийся парижанин рассказал ему, как туда доехать. И граф пришпорил коня.
Бурная жизнь в Мальмезоне тем временем не прерывалась ни на одну минуту. И тон этому задавала близость царя, дух которого господствовал в поместье. Правда, 14 мая хозяйка, будучи у дочери в гостях в Сен-Ле, слегка простудилась, а утром почувствовала легкое недомогание. Но стоило ли обращать внимание на такую мелочь, если она 24 мая опять была приглашена на бал к русскому императору.