Варяжский круг - Зайцев Сергей Михайлович (книги онлайн txt) 📗
Береста и Эйрика посадили друг перед другом, а путы им немного расслабили. И оставили на некоторое время в покое – занялись тем человеком, которому сегодня не повезло. Команы положили убитого к основанию кургана, накрыли тело потником и привалили землей.
Эйрик сказал игрецу:
– Не забуду тебе этого, брат!
Один из половцев, услышав, засмеялся:
– И я ему этого не забуду. Повертится у меня, вычищая кизяк!
Берест посмотрел на половца и узнал в нем хана Окота, хотя прежде видел его только один раз, да и то мельком, издалека, за лесом мелькающих сабель и мечей. Сегодня хан мало отличался от простого половецкого пастуха. Ни шелковых одежд, ни дорогой кольчуги на нем не было. Только поношенная залатанная рубаха и штаны из льняного полотна, да протоптанные поршни с пеньковыми оборами на голенях – вот и весь нехитрый ханский наряд из чужого небогатого сундука. Щеки Окота нынче не лоснились масляно, волосы были перепутаны и грязны. Лишь осталась у него прежняя насмешливость и осталась схожесть с хомяком – за счет широко развернутых углов нижней челюсти.
Руки у Береста все же затекли. Игрец принялся шевелить пальцами и поморщился от боли в запястьях.
Хан накинулся на своих:
– Я сказал же – ослабьте им путы. На что нам рабы с больными руками?
Человек, исполнявший волю хана, тихо проворчал:
– Знаю русов! Развяжешь им руки, а они и удушат… Другие команы, указывая на Кбогушествича, спросили:
– А с этим что делать, с блаженным? Второй раз попадается.
– Блаженного не тронь! Я разговаривал с ним… Он слишком глуп для того, чтобы стать врагом.
Окот сорвал с бедра старика ботало и, смеясь, навесил его на шею игрецу.
– Чтоб не потерялся, брат! Дорога нам предстоит длинная.
Пленников посадили на одного коня – без седла, поверх потника. И уже готовы были отправиться, но здесь кто-то из команов заметил, что на груди у игреца топорщится рубаха. Сказали об этом хану.
Береста обыскали.
Мономахово харатейное послание отдали Окоту. Посмеялся довольный Окот; оборвал вислую печать, развернул пергаментный свиток. Слегка дернул поводья – коня поставил так, чтобы свет от костра падал на написанное. Не разглядел, мало света исходило из затухающего костра. Тогда повернулся хан к заалевшему востоку. И тут ничего не увидел. Посмеялся каким-то своим мыслям, кинул пергамент к ногам Кбогушествича.
– Прочитай-ка, глупый старик, что там написано!
Кбогушествич развернул свиток у себя на коленях и углубился в чтение.
Терпеливо ждал хан, ждали половцы.
Старик сказал:
– Очень важные здесь написаны слова. Князь Мономах требует от князей смоленских двести гривен серебра и сто гривен золота. И грозится еще!..
– Вот как! – усмехнулся Окот. – Что ж! Не видать Мономаху ни серебра, ни золота… Сожги это, старик.
Команы подождали, пока свиток не почернел и не взгорбился на угольях. А как запахло паленой кожей, так и ускакали, направились на восток.
Кбогушествич огляделся, покачал головой и тихо сказал:
– Когда хозяева покидают дом, там хозяйкой остается мышь.
Потом он кочедыком порылся в кострище и достал оттуда обгоревший лоскуток харатьи – бурый и сморщенный. Осторожно разгладил его ладонью и прочитал:
– «К чему приведете, то, братья, и получите».
Поразился Кбогушествич тому, что сохранились именно эти слова, и спрятал лоскут в кисете, где хранил кресало и кремень. Сказал:
– Зернышко к зернышку складывает мышь. Вот и пропитание ей на зиму…
И сел плести второй лапоток.
Путь держали на восток. Поэтому когда тропа выводила на открытое место, солнце слепило глаза. Половцы ехали, не боясь быть обнаруженными, – значит, возвращались они к себе в степи. Напротив, ходить, крадучись и таясь, было обыкновенно для ханов в начале набега. И часто удавалась им желаемая внезапность: вынырнут из леса среди ясного дня да под самым городом и широким наметом к распахнутым воротам прут. Здесь и полтора десятка всадников сила! Пока горожане опомнятся, пока соберутся в кулак, много чего можно пожечь и набить добром не одну суму. Хан Боняк, было, с внезапностью прорвался к самому Киеву, и под Киевом пожег княжьи дворы – на Берестове и на Выдубичском холме Красный двор, а также разорил окрестные села и напал на монастыри, пока монахи спали после молитвы, и сжег монастыри. И к самому Киеву однажды подошел хан Боняк и мечом своим дерзко стучал в Золотые ворота.
Ехали быстро. Временами Берест и Эйрик едва успевали уворачиваться от хлещущих ветвей и пригибаться под склоненными стволами сухостоя. Пересекая болота, с холодком в сердце взирали на обступающие их трясины и смердящие булькающие топи. Молились на коня, чтоб тот не оступился, чтоб со страху не бросился в самую бездну, в чрево болотищ. И сидели на коне тихо, во всем положась на его чутье. А когда выбирались из болот на сухие берега и обретали спокойствие, начинали удивляться знаниям половецкого хана, который понимал чужую землю, как линии на собственной ладони. Видно, не раз уже приходилось Окоту пробираться на Русь через эту глушь, по этим скрытым тропам и бродам, всматриваясь в полет птиц, разбирая следы диких зверей. И, хорошо зная тропы, болота и реки, видно, и русские города знал хан Окот не хуже половецких кочевий.
Переправились через Десну много восточнее Чернигова – русло реки здесь было не так широко. В укромном месте остановились на привал – переждать ночь и просушить одежды.
У костра команы раскрыли свои сумы и принялись перебирать накопленное добро и друг перед другом этим добром похваляться. А Окот лежал в траве, чуть поодаль, и дремал.
Долго галдели и переругивались между собой половцы, много раз сравнивали, у кого из них больше колец и монет, у кого больше крестов и пряжек, у кого длиннее нити янтаря. И наконец решили половцы, что у всех у них мало добра скопилось в сумах. Посчитали команы свои потери за все время похода, начиная от весны, и сказали друг другу, что недостойно мужам возвращаться к родным кочевьям со столь скудной добычей. Встретить-то их встретят жены с радостью, да, приняв подарки, накормят с обидой и часто будут спрашивать, почему же не вернулись остальные пастухи, за что же они сложили головы. Так поговорив, половцы на некоторое время притихли. И всё косились они на дремавшего в сторонке Окота – слышал ли хан их слова, принял ли к сердцу их сомнения, подскажет ли, многоопытный, путь к новой наживе?
Но хан лежал не шевелясь, и смуглое лицо его было спокойно, как будто не слышал Окот взволнованного разговора.
Тогда переглянулись половцы и позвали хана к костру. Один из них сказал:
– Придем на кочевья, хан, и разведем пустыми руками.
Другой с блеском в глазах поддержал:
– Мы однажды забросили сети, а когда достали их, там были только раки. Мы выбрали раков и забросили сети снова…
И еще сказали команы:
– Под Любечем могли пограбить или под Черниговом какое сельцо!
– Табунок лошадей привести бы!..
Окот ничего не сказал.
Не унимались половцы:
– Сумы тощи, не бренчит в сумах.
– Еще девок белотелых хотим.
– Что старикам скажем?.. Вспомни, хан, как приходили из похода наши отцы. Добра везли столько, что подкашивались ноги у их коней. Рабов вели – не хватало веревок. Вспомни, было мало степей для команских отар! А мы?..
Здесь засмеялся Окот:
– Что я слышу! Моя орда взроптала. Отцов вспомнили!.. Вы вспомните вперед, как трепетали перед Ярусабом, как кричали громче всех: «Катил! Катил!» Вы ему трусливо показали спины, а мне сейчас кажете жадные лица. Богатство идет к тому, кто ищет его сильными руками. Но никогда богатство не достанется тому, кто, жертвуя честью, заботится лишь о своей жирной заднице! Вы упустили караван. О чем же сейчас речь?
Обиделись половцы, не считая себя такими, какими их сейчас представил хан.
А Окот продолжал насмехаться:
– С отцами себя не равняйте! Отцы были воины, а вы – пастухи! Вы подросли заметно, вы надели на себя отцовы одежды, вы сожрали отцовых овец, но, клянусь головой, среди вас не найдется смельчака, способного постучаться в Золотые ворота… Русских девок хотите? Возьмите же их, храбрые герои, забросьте свои сети! И обладайте… А по мне так нет девок лучше наших – черноглазых, страстных, ярких, как медный кубок, быстрых, как огонь. Посмотришь на такую, и кровь вскипает в жилах, и забирает дыхание, будто падаешь в бездну. Возле таких девок, как наши, и мертвец почувствует себя живым и поднимется, полный желаний!
