Шестая жена короля Генриха VIII - Мюльбах Ф. (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
– Окажите мне великую милость, ваше величество! – обратился к ней Гейвуд. – Позвольте мне понести вас на руках! Ваши маленькие ножки не в силах нести вас далее, так сделайте же меня вашими ногами!
Екатерина отказалась от его услуг с ласковой улыбкой.
– Нет, Джон, – сказала она, – мы приближаемся к месту мученических страданий святой, а вы знаете, что к нему надо ползти на коленях и в поте лица своего.
– О, ваше величество, как вы благородны и мужественны! – воскликнул Джон Гейвуд. – Вы творите добро без всякого жеманства и не боитесь никаких опасностей, если дело идет о том, чтобы совершить благородный подвиг!
– Нет, Джон, – ответила королева с грустной улыбкой, – я все?таки боюсь опасностей, и потому?то я и попросила вас проводить меня! Меня охватывает жуть от этого длинного, пустынного пути, от этой темноты и гробовой тишины подземного хода. Ах, Джон, мне кажется, что если бы я шла здесь одна, то тени Анны Болейн и Екатерины Говард были бы разбужены мною – той, которая носит теперь их корону. Они прилетели бы ко мне, взяли бы меня за руку и повели бы к своим могилам, чтобы показать, что и для меня там еще найдется местечко. Вот видите, я совсем не храбра, я – самая обыкновенная, трусливая, дрожащая женщина!
– И все?таки вы пошли, ваше величество!
– Я рассчитывала на вас, Джон Гейвуд! Ведь моей обязанностью было отважиться пуститься по этому ходу, чтобы попытаться спасти жизнь этой несчастной, восторженной девушки. Никто не смеет говорить, будто Екатерина оставляет в несчастии своих друзей и отступает перед опасностями. Я – бедная, слабая женщина; я не могу защищать друзей с оружием в руках, и потому мне приходится прибегать к другим средствам. Но глядите?ка, Джон, здесь дорога разветвляется! Ах, Господи Боже! Я ведь знаю этот подземный ход только по плану, который мне нарисовали, но об этом разветвлении мне никто ничего не говорил! Джон, куда же нам идти теперь?
– Сюда, ваше величество, и тут мы сейчас же будем у цели! Тот ход ведет в застенок, вернее сказать – к маленькому решетчатому окну, через которое можно видеть внутренность застенка. Когда король Генрих чувствует себя в особенно хорошем расположении духа, он отправляется сюда с несколькими из своих друзей, чтобы, стоя у решетки, позабавиться муками богохульников. Ведь вы знаете, ваше величество, что честь отправляться в застенок оказывается только тем, кто изрыгал хулу на Бога или не хочет признавать короля Генриха главою нашей церкви. Но тише, мы у двери! А вот здесь пружина, с помощью которой можно будет открыть ее!
Екатерина поставила фонарь на пол и нажала пружину.
Дверь медленно повернулась, бесшумно открывая проход, куда и скользнули, словно тени, оба посетителя.
Теперь они очутились в маленьком круглом помещении, которое казалось скорее нишей, проделанной в стене башни, чем комнатой. Только через крошечное, закрытое решеткой окно в камеру проникало немного воздуха и света. Во всем помещении не было ни стула, ни стола; только в самом углу было брошено на пол немного соломы.
Там лежало хрупкое, бледное существо: худые руки казались прозрачными; лоб был безмятежен и чист; весь вид фигуры дышал полным спокойствием; голые, худые ручки были закинуты за голову, склоненную набок в тихом сне, а на устах играла улыбка, которая говорила о безоблачном счастье.
Это была Мария Аскью, преступница, осужденная только за то, что не хотела признавать богоравность короля.
– Она спит! – шепнула королева с глубоким волнением, а затем невольно сложила руки, подходя к одру страдалицы, и тихая молитва задрожала на ее устах.
– Так спят только праведники! – сказал Гейвуд. – Бедная девушка! Еще недолго – и это благородное, прекрасное тело будет искалечено пыткой «во славу Божию», а этот рот, столь мирно улыбающийся теперь, откроется для криков боли!
– Нет, нет, – поспешно сказала королева. – Я пришла сюда, чтобы спасти ее. Я не могу оставить ее спать, я должна разбудить ее! – Она склонилась к спящей и, запечатлев поцелуй на ее лбу, шепнула: – Мария, проснись, я здесь! Я пришла спасти и освободить тебя; Мария, проснись!
Мария Аскью медленно открыла свои большие ясные глаза и поздоровалась с королевой кивком головы.
– Екатерина Парр! – улыбаясь сказала она. – Я ждала письма от вас, а вы пришли сами?
– Стражу и тюремщиков сменили, Мария, так как наша переписка открыта!
– Ах, значит, вы уже не будете больше писать мне? Что же, это хорошо, так как, быть может, это только облегчит предстоящий мне путь. Сердце должно освободиться от всех земных уз, чтобы душа в легком, свободном парении вознеслась прямо к Богу!
– Слушай, Мария, слушай! – торопливым шепотом сказала Екатерина. – Тебе грозит страшная опасность. Король отдал приказ заставить тебя ценою пыток отречься от своих убеждений!
– Ну, а дальше что? – улыбаясь спросила Мария.
– Несчастная! Ты не понимаешь, что ты говоришь! Ты не знаешь, какие адские муки ожидают тебя! Ты не знаешь власти страданий, которые могут оказаться сильнее духа!
– Ну, а если бы я даже знала это, то что могло бы помочь мне? – спросила Мария Аскью. – Вы говорите, что меня хотят пытать. Что же!., мне придется перенести пытку, так как я не в силах заставить моих мучителей отказаться от своих намерений!
– Нет, Мария, ты можешь сделать это! Откажись от своих слов, Мария! Объяви, что ты пришла в сознание и теперь видишь, что прежде ошибалась! Скажи, что ты готова признать короля главой церкви, что ты присягнешь шести статьям и никогда более не будешь признавать римского папу. Ах, Мария, ведь Бог видит твое сердце и знает твои мысли! Тебе совсем не нужно объявлять их во всеуслышание. Бог дал тебе жизнь, и ты не смеешь легкомысленно бросать Его дар, а должна стараться поддерживать ее как можно долее. Так отрекись же! Ведь вполне дозволено обманывать тех, которые хотят стать нашими убийцами. Отрекись же, Мария, отрекись! Если в своей горделивой надменности они потребуют, чтобы и ты повторила то, что они говорят, то подумай, что они сумасшедшие, с которыми наружно соглашаются, только чтобы не раздражать их. Ну, велика ли важность, если ты на словах признаешь в короле главу церкви? Оставь ученых и богословов спорить; нам, женщинам, нечего вмешиваться в их несогласия. Нам достаточно верить в Бога и следовать Его заветам, а в какой форме будем мы делать это – уже не важно. Здесь же дело идет даже не о Боге, а о чисто догматических тонкостях. Какое тебе дело до них? Что тебе путаться в богословские споры попов? Так отрекись же, мое бедное, восторженное дитя, отрекись!
В то время как Екатерина говорила все это тихим, взволнованным шепотом, Мария Аскью медленно поднялась со своего ложа и встала пред королевой подобно стройной, нежной лилии. На ее благородном лице отразилось глубокое возмущение. Ее глаза метали молнии, а презрительная улыбка скривила губы.
– Как? Вы осмеливаететсь давать мне подобные советы? – сказала она. – Вы хотите, чтобы я отказалась от своих убеждений, только чтобы избежать земных страданий? И ваш язык не запинается, выговаривая подобные слова, и ваше сердце не содрогается от стыда? Посмотрите на эти руки! Разве они стоят так дорого, что я не могу пожертвовать их Богу? Посмотрите на это слабое тело! Разве оно так драгоценно, что я, подобно отвратительному скупцу, должна беречь его? Нет, нет, не это слабое тело, а Бог является моим самым ценным сокровищем. Я должна отречься? Никогда! Убеждение и вера не могут скрываться то под одним, то под другим одеянием – оно должно быть лишено всяких прикрас и не иметь ни единой складки. Таково и мое… И если я призвана дать знамение и образец чистой веры, то дайте же мне возможность воспользоваться своим преимуществом. Много званых, но мало избранных. Если я одна из избранных, то благодарю за это Бога и благословляю бедных людей, собирающихся приобщить меня пытками к избранным. Поверьте мне, я радуюся смерти, потому что жизнь – печальное, безрадостное состояние. Дайте же мне умереть, Екатерина, чтобы получить блаженство!
