Кровавая Роза - Монсиньи Жаклин (лучшие книги .txt) 📗

Обругав себя, она приняла самый неприступный вид, входя в адмиральскую рубку.

Педро де Кадикс и Кристобаль изучали морские карты, вычерченные последним.

Оба, казалось, хорошо понимали друг друга. При помощи стрелки компаса, сделанной из намагниченной стальной проволоки, они рассчитывали маршрут.

– Сеньора!

Зефирину приветствовали как женщину, а не как юного идальго.

Все на судне знали, что на борт поднялась прекрасная дама, одетая мужчиной.

«Они принимают меня за адмиральскую шлюху», – с некоторым раздражением подумала Зефирина.

Успокоенная тем, что они с Кортесом не наедине, Зефирина завела беседу с картографом и лоцманом. Какое-то время говорили только о больших изменениях в технике в конце XV века, позволяющих следовать заданным курсом, следя за установленным углом между намагниченной стрелкой и румбом.

– Быть может, сеньора не знает, что такое румб? – вежливо осведомился Педро де Кадикс.

– Я думаю, что речь идет об угле между двумя из тридцати двух делений компаса! – ответила Зефирина.

– Что я вам говорил? Это не женщина, а математик.

Довольный Кортес потирал руки. Измерение высоты солнца, различие во времени, высота полюса, фазы луны, применение навигационных инструментов, астролябии, квадранта… Заинтересованная Зефирина выслушала все. Он отдавала себе отчет, что самое важное в искусстве навигации – это чутье лоцмана, умение понимать море, короче, талант. Именно поэтому Кортес с таким уважением относился к Педро де Кадиксу.

– Объясните сеньоре, каким путем мы пойдем, дорогой Педро, – сказал Кортес.

– Если все будет хорошо, монсеньор… – уточнил лоцман, – флотилия «Твердой земли» [83], покинув остров Гомера, спустится в область пассатов, чтобы идти под ветром или к Ла Гуайра [84] и Картахене [85] или к Подветренным островам [86]. Мы ошвартуемся на Тринидаде или на Маргерите.

– Нам нужно будет отремонтировать корпуса кораблей и пополнить запасы… Мы останемся там примерно на две недели, – сказал Кортес, отвечая на немой вопрос.

– Наконец, сеньора, мы прибудем в Золотую Кастилию [87], соединяющую королевство Новая Испания [88] с Новой Гренадой [89], чтобы высадиться на перешейке Номбр де Диос [90]…

Зефирина склонилась, чтобы рассмотреть это диковинное место, похожее на пуповину, сжатую двумя еще бесформенными чудищами, в двадцать раз большими, чем надменная Испания.

– Мы пересечем перешеек на мулах, чтобы достичь нового города Панамы… И тогда, сеньора, вы увидите чудо… Южное море [91], – пообещал Кортес.

– Сколько всего времени это займет? – спросила Зефирина.

– Если не будет бури, нападений корсаров, эпидемий, – подчеркнул Кортес, – от Севильи до Номбр де Диос… девяносто дней.

– Что ж! Я весьма вам благодарна, сеньоры, за вашу любезность.

Зефирине хотелось улизнуть.

– Я вас не задерживаю, друзья мои.

Предугадывая стратегическое отступление Зефирины, Кортес поторопился отпустить картографа и лоцмана.

Понимая все с полуслова, те, поклонившись молодой женщине, стремительно ретировались.

– Большая удача, мессир, иметь таких слуг! – сказала Зефирина, чтобы не молчать.

– Удачу завоевывают, мадам, как крепость…

Похожий на большого кота, Фернан Кортес, прищурившись, налил малаги в серебряные позолоченные кубки.

– Выпьем за успех путешествия! – предложил он.

Зефирина подняла свой кубок.

– Я хочу пожелать, чтобы наше плавание было таким безмятежным, дружеским и спокойным, насколько возможно.

– Безмятежность не самая сильная моя сторона, спокойствие – тем более… Что же касается дружбы…

Кортес рассмеялся.

– Ей-богу, мадам, если таково ваше желание, выпьем за дружбу между нами, в конце концов сегодня только первый день. Постараемся не раздражаться до пятого дня…

Понимая, на что намекает конкистадор, Зефирина выпила так поспешно, что поперхнулась.

– Ну… ну…

Кортес постучал Зефирину по спине.

– Я хочу сделать вам честное предложение, – сказал конкистадор, когда дыхание вернулось к ней.

«Он говорит о честности с самым нечестным в мире видом!» – подумала Зефирина, почти развеселившись.

– Если вы хотите оставить свой наряд и одеться, как подобает особе вашего пола, посмотрите… может быть, вам это понравится.

Фернан Кортес открыл два больших сундука, в которых находились роскошные платья. Зефирина была женщиной, она не могла не восхититься шелковыми тканями, кружевами и инкрустированными драгоценностями.

– Откуда это чудо?

– Ба! Добыли кое-что у французских и английских корсаров… Мы не всегда теряем, сеньора…

Кортес взял платье цвета нарцисса с серебряным отливом и подал Зефирине.

– Наденьте, чтобы доставить мне удовольствие, этот оттенок божественно идет к вашим волосам…

Сильные руки Кортеса прикоснулись к груди Зефирины. Та медленно отвела их. Отбросив платье, она сухо заявила:

– У нас с вами никогда не было соглашения, что я должна доставлять вам удовольствие, сеньор Кортес. Вы позволите…

Зефирина отстранила его, желая пройти к двери.

Фернан Кортес больно схватил ее за руку. Зефирина вскрикнула. Кортес прижал ее к стене, и она ощутила желание конкистадора.

– Маленькая дурочка, требовательная, гордая, настоящая француженка, злая и суровая, хуже вас никого нет. Я жалею, что увез вас, вы говорите мне только о своих заботах и огорчениях. Клянусь святой Маргаритой, я должен бы выбросить вас за борт или запереть в трюме с одним сухарем, чтобы вы разделили его с крысами.

Кортес не привык, чтобы ему сопротивлялись. В бешенстве он дергал ее за волосы, разодрал колет, обхватил под батистовой рубашкой ее груди…

Зефирина не могла сдержать дрожь. Прикосновение этих мужских рук вызвало у нее восхитительное ощущение вдоль позвоночника.

Как всегда, она чувствовала раздвоение между плотью и рассудком. Мужчина остановился, взволнованный переменой, которую ощутил в партнерше. Он потянулся к ее губам.

Зефирина отвернула голову. Чтобы утаить сладостное содрогание внизу живота, она заговорила с конкистадором вызывающе.

– Бросьте меня в океан, чего же вы ждете, мессир Кортес? Или зарежьте, как вы сделали с сорока тысячами индейцев. Я доставлю вам меньше хлопот, ведь я крещеная.

Кортес, побледнев, отступил.

Зефирина почувствовала, что задела слабое место. Был ли способен этот мужчина испытывать угрызения совести? Пресытился ли он резней после своей «конкисты»?

Словно пытаясь стереть пятно, Кортес вытер лоб тыльной стороной ладони.

Зефирина воспользовалась этой паузой.

– Если вы решите, мессир, бросить меня за борт, то знаете, где найти меня.

Непринужденно поклонившись, она вышла из рубки. Кортес ее не удерживал. В коридоре ее охватила нервная дрожь, и, войдя в каюту, она ощутила сильное сердцебиение. Мадемуазель Плюш стонала:

– Ах! Все движется… Мои ноги задираются!

Гро Леон храпел.

Зефирина чувствовала, что больше не может. Ей был нужен Фульвио, чтобы защитить ее от других мужчин и… особенно от нее самой. Но Фульвио не было, она была одна в этой ореховой скорлупке, уносившей ее к неизвестным землям.

Зефирина улеглась в кровать рядом с дуэньей. Еще долго она всхлипывала, как маленькая девочка, прежде чем заснула, сжав кулачки.

Кортес остался в рубке. Сидя за рабочим столом, он руками обхватил голову. Эта женщина задела его за живое. Часто по ночам он испытывал кошмары и просыпался от ощущения, что плавает в крови. Его часто посещало воспоминание о бойне в Теночтитлане. Кортес восхищался своим «коллегой» Франсиско Писарро: тот, судя по всему, считал индейцев животными.