Парящий дракон - Крючкова Ольга Евгеньевна (полные книги .txt) 📗
Как только служанка скомкала окровавленное кимоно госпожи, воробей, словно ожидая благополучной развязки, всё это время, таясь на потолке и не издавая ни звука, громко зачирикал и начал летать вокруг жаровни.
– Ишь, ты! Как радуется! – удивилась Юми. – Может, в тебя вселился дух гор? Или ещё чей?
Воробей чирикнул в знак согласия, подлетел к люльке с младенцем и начал внимательно его рассматривать.
– Что нравится тебе новый господин Ода? – в шутку спросила Юми. Воробей чирикнул… – Ох, уж больно ты всё понимаешь… Спаси нас, Аматэрасу и помоги нам Иисус! – взмолилась служанка, поминая христианского бога. Она, живя в замке, часто посещала проповеди отца Доминго и уверовала в Царствие небесное, вечную душу и Ад, но по-прежнему не забывала синтоистских богов, прикрепляя гокей при входе в святилище Адзэкура.
Прошло четыре луны, но Моронобу так и не появился в Горной хижине. Теперь и старая Юми уверилась: что-то случилось…
Запасы риса и бобов окончательно иссякли, да и приближались холода. Зима выдалась ранней и снежной, по утрам дверь хижины заносило снегом. Мужчины с трудом выбирались из амбара и деревянными лопатами расчищали проход во двор, затем уже принимались за хижину.
И вот, когда была съедена последняя рисовая лепёшка, Хитоми приказала одному из воинов направиться в Адзути, дабы узнать о судьбе отца и мужа. Дурные предчувствия не покидали её: неужели сёгун захватил замок? Что стало с отцом и Моронобу?
Возвращения воина ждали пять дней, покуда не поняли: он не вернётся…
Двое оставшихся воинов охотились в горах, но из-за сильных холодов и обилия снегов добыча была скудной.
Юми постоянно не доедала, стараясь кормить Хитоми как можно лучше. Но недостаток пищи тотчас же сказался на молоке. Его стало мало, а подраставший Годайго неумолимо требовал еды.
Хитоми не знала, что делать…
Однажды, когда холод стал совершенно невыносимым, а добытый горный истощённый козёл был съеден до последней косточки, мужчины, облачившись в шкуры, направились на охоту.
Воробей, прибившийся к Хитоми ещё летом, вёл себя беспокойно. Он летал по хижине из угла в угол, безумолку чирикая, словно пытался что-то сказать. Наконец он устал и сел на краешек люльки, где спал Годайго.
– Я понимаю, ты голоден, – сказала Хитоми, – но мне совершено нечем тебя покормить. – Она заплакала от собственного бессилия. – Неужели нам не удастся пережить эту зиму? Неужели мы умрём от голода?
В хижину вошла Юми с вязанкой хвороста, её хаори и волосы побелели от снега.
– На моей памяти такой суровой зимы не было лет двадцать, а может и того больше… – сказала она. – Снегу чуть ли не по пояс намело… Ох, жди в горах обвалов…
Хитоми вздрогнула.
– Помоги нам Окунинуси [91]! – взмолилась она.
– Хвороста осталось немного, не хочу пугать вас госпожа, но придётся спускаться в долину.
Хитоми задумалась, посмотрела на сына, мирно посапывающего в люльке и на голодного воробья, который цепко коготками вцепился в край жаровни.
– Другого выхода нет. Может тебе удастся принести немного риса и бобов? – она открыла сундук, где хранились её кимоно и четыре мешочка, полные серебряных рё. Хитоми достала две монетки. – Вот возьми, думаю, нынче никто не продаст рис задёшево.
Юми взяла монетки и поклонилась.
– Не волнуйтесь, госпожа. Я вернусь ещё засветло.
Хитоми достала из сундука два хаори на толстой подкладке.
– Надень их, Юми.
Служанка смутилась и упала на колени.
– Ах, госпожа, вы так великодушны, прямо как ваша матушка!
Приближался час Обезьяны. Солнце постепенно скрывалось за горами, окрашивая снег в бледно-розовый цвет. Хитоми держала на руках сына, закутанного в меховое одеяльце, пытаясь согреть того своим телом. Хижина остывала, женщина чувствовала, как холод просачивается сквозь дверь, окна, затянутые промасленной рисовой бумагой, и крышу…
Молодая мать, замерзая, пребывала в забытьи, несмотря на тёплое зимнее хаори.
Неожиданно земля содрогнулась – хижина затряслась. Хитоми тотчас очнулась: неужели землетрясение? Прогневался дух земли? И вдруг всё стихло, женщину снова поглотила пугающая морозная тишина.
«Лавина! – догадалась Хитоми и мысленно взмолилась: – О, могущественный Окунинуси! Не тронь нас!»
Дверь хижины медленно отворилась. Хитоми показалось, что она спит и это лишь видение. Вошла Юми, неся за спиной вязанку хвороста, а спереди на груди холщёвый мешок, полный риса и бобов.
– Госпожа…госпожа… – задыхаясь, позвала служанка.
Хитоми очнулась, отогнав холодное оцепенение. Годайго завозился и открыл ротик, требуя молока.
– Юми! Я молила богов о твоём возвращении! – воскликнула госпожа.
Она с трудом встала, разминая затёкшие и замёрзшие ноги, и положила младенца обратно в люльку.
Юми трясло от холода, несмотря на два хаори, она замёрзла. Хитоми сняла с неё хворост и мешок со снедью и тотчас начала растапливать очаг.
– Потерпи Юми. Я заварю чаю, и ты согреешься.
– Не волнуйтесь, госпожа, мне уже лучше.
– Как там в долине? Что слышно?
Юми молчала, Хитоми не торопила её с ответом.
– Я сказала крестьянам, что служу господину Хисикава… На меня посмотрели с жалостью…
Хитоми замерла, внутри всё похолодело…
– Говори, Юми. Что с Адзути?
– Госпожа! – Юми заплакала и упала перед ней на колени. – Мы остались одни…
– Адзути разрушен? Отец и Моронобу погибли? – предположила Хитоми.
Юми отёрла слёзы рукавом хаори.
– Адзути теперь принадлежит господину Акэти Мицухидэ, военачальнику сёгуна. Крестьяне говорят, что без колдовства здесь не обошлось… Кто-то призвал Шикигами, и он задушил всех в замке…
Хитоми затрясло от гнева.
– Я отомщу сёгуну и Акэти за смерть отца и мужа! Чего бы мне это ни стоило!
Юми испугалась.
– Госпожа! Опомнитесь! Вы – всего лишь женщина!
– Пусть так! Но я – из клана Ода. Пока жива я и Годайго – наш род существует! Да, Юми ты не слышала сход лавины?
Служанка кивнула. Хитоми волновалась за мужчин, отправившихся на охоту. Они так и не вернулись – их поглотила снежная лавина. Хитоми помолилась Аматэрасу, дабы та забрала их души в свои цветущие сады.
Юми постоянно кашляла, и однажды не смогла подняться со своего футона. Хитоми ухаживала за ней, поила настоями трав, собранными летом в горах, но они не помогали – начался сильный жар, служанка бредила.
Однажды вечером, после очередного выпитого настоя, сознание Юми прояснилось.
– Госпожа… Я должна вам покаяться в содеянном грехе…
Хитоми удивилась.
– Ты посещала христианский храм?
– Да, госпожа. Христиане каются перед смертью, дабы очистить душу, правда священнику… Но его здесь нет… Значит, вам придётся отпустить мне грехи…
– Но я не могу. Я – не христианка. Да и потом Юми, даже не думай о смерти. Тебе стало лучше!
– Нет госпожа… Послушайте меня… – Юми задыхалась, в её груди всё клокотало. Хитоми присела на татами около служанки.
– Это случилось много лет назад… Ваша матушка, госпожа Но-Химэ, ревновала господина Нобунага к наложнице… Она велела мне подсыпать Кицунэ в еду возбуждающее снадобье, отчего та не могла и дня обойтись без мужчины… Однажды господин Нобунага вернулся из Киото, узнав об изменах наложницы, он с позором изгнал её из Адзути.
Юми закашляла.
– Так значит, Кицунэ ни в чём не виновата?! Как ты могла Юми?
– Я была предана госпоже Но-Химэ …
– Если бы знала, как Юрико переживала из-за падения своей матери! Как она стыдилась, что – дочь дзёро, которая торгует собой в придорожной хижине!
– Простите меня, госпожа… Я долго носила в себе тяжесть этого греха. Теперь, когда я призналась, мне легче… Скажите, что прощаете меня…
Хитоми тихо плакала: ей было жаль отца, мать, Моронобу, Кицунэ, Юрико и Юми… Теперь она останется одна. Как же выжить?
91
Горный дух.