Другая сторона - Семенов Андрей Вячеславович (книги полностью .txt) 📗
У Коли округлились глаза. Перед ним сидел не враг, не предатель, а заслуженный человек, председатель колхоза и его создатель. Он не просто не враг народа, не враг советской власти, а наоборот. Его заслуги были еще до войны замечены ft оценены этой властью.
Сталин кому попало орденов не давал.
— Так это ваш орден?! — Коля почтительно вернул коробочку хозяину.
— «Веселые ребята»? Мой, — кивнул хозяин. — Да. Аккурат перед войной вручили. Сам Михаил Иванович Калинин. Да. В Кремле. На самый Первомай. Да.
У Коли появилось нехорошее предчувствие.
Хозяин не заметил, как напрягся его гость, и продолжил приятные воспоминания:
— Как раз перед войной, в сороковом году, мне его Михаил Иванович и вручил. А на следующий день была демонстрация и парад на Красной площади. Да. Ворошилов речь говорил. Сам Сталин был. Да. На трибуне вот так вот стоял.
Степан Митрофанович показал, как стоял на трибуне Сталин.
Коля почувствовал себя нехорошо. Два года назад, под самый Первомай, в Кремле всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин вручал орден ему, тогда еще старшему лейтенанту Осипову. Среди награждаемых были военные и штатские, свинарки и пастухи. Среди колхозников наверняка сидел Степан Митрофанович, и если он поднапряжется, то, может и вспомнить его в военной форме. Хотя разница между Тиму Неминеном и старшим лейтенантом Осиповым огромна.
Тиму Неминен — откормленный и малость вяловатый представитель Германии в покоренной России, наделенный самыми широкими полномочиями по растаскиванию не спрятанного имущества, а старший лейтенант Осипов был худым, стриженным наголо военным с оловянными глазами тупого исполнителя приказов вышестоящих командиров.
— Мы ведь не абы какой колхоз, — похвастался председатель. — У нас и другие орденоносцы есть. Да. До войны мы по всей области гремели. В газетах про нас пропечатано.
— А где же теперь те орденоносцы?
— Как «где»? — удивился хозяин. — Да на своих местах же! Где же им быть-то?
— Как это «на своих местах»?
— А на чьих же? Или ты думал, что сами немцы на земле работать станут?
Коля был поражен такими откровениями.
— И вы все стали работать на немцев?
— А какая разница? — в свою очередь удивился председатель. — До войны план по урожаю из области спускали в район, из района — нам. Да. Не выполнишь — вредительство и саботаж. Пять лет лагерей. Да. Теперь из области спускают бургомистру, бургомистр — нам. Не выполнишь — саботаж, расстрел.
— А кто у вас бургомистр?
Коля все еще надеялся набрести на настоящего врага народа.
— Да Тихонов! Кто же еще? Бывший зампредпредрика наш.
— Кто? — не понял Коля.
— Бывший заместитель председателя райисполкома. Тихонов его фамилия. Да.
— Вы хотите сказать, что немцы поставили во главе района бывшего партийного работника?
— Зачем партийного? Он беспартийный был. Кто партийный — те удрали, а кто не удрал, того расстреляли.
— По-вашему выходит, что вы, ваши орденоносцы и бургомистр, все вы перешли на сторону противника?
— Кто к нему переходил-то? — обиделся хозяин. — Я как сидел в Ирининых Ключах, так и сижу в них. Никуда я не ходил. Да. И остальные тоже.
— Но вы же работаете на немцев!
— И что? Кто при Советах жил, тот и при немцах живет. Да. А кто работать ленится, для того любая власть плоха будет.
— А почему вы, лично вы не пошли воевать?
— А кто меня звал воевать-то? Сунулся было в военкомат, сказали, что возраст непризывной. А когда возраст стал призывной, то тут уже немцы были. Да и отвоевал я свое. Еще в Гражданскую. Да.
— А в Гражданскую вы за кого воевали?
— Да понятно за кого. За наших, за красных.
— Но вы же могли уйти в партизаны?!
Степан Митрофанович посмотрел на Колю, как на глупого ребенка, из одного упрямства донимающего взрослых вопросами.
— В какие партизаны?
— Ну, есть же у вас тут где-то партизанский отряд?
— А-а, — будто вспомнив, протянул хозяин. — Эти… Ну да. В соседнем районе несколько мужиков решили, что не будут работать ни на немцев, ни на коммунистов, и ушли в лес. Да.
— И что? Воюют?
— Пока тепло было, зверя стреляли, грибы с ягодами собирали, а по снегу озорничать стали. Да. Придут в какую-нибудь деревню, наставят на хозяина дробовики: «Режь корову или поросенка». Да. Ну, хозяин, куда деваться, режет для дорогих гостей. А кто отказывается, у того силой заберут, да еще подожгут то сарай, то баню. Да. Спасибо, что не избу. Надоело это людям. Сообщили бургомистру, тот доложил куда следует. Мол, так и так, людям нет житья от разбойников. Приехало две машины солдат, и отловили тех мужиков в тот же день. Да. Прямо в районе и повесили. Народ смотреть ходил.
— И вы смотрели?
— Что я, висельников не видел?
Это уже не лезло ни в какие рамки!
Все без исключения люди, которых встретил Коля за последние дни, были предателями, врагами народа и изменниками Родины. Вместо того чтобы вместе с доблестной и героической Красной Армией бить ненавистных фашистов, они окопались в немецком тылу и наладили мирную жизнь. План получили, выполнили, сдали немцам урожай, остатки — себе. Будто для них вовсе и нет никакой войны. Неужели все они год назад только притворялись советскими людьми? Аплодировали на собраниях, получали ордена и грамоты, славили вождей, носили их портреты на демонстрациях?
Хотя, с другой стороны, не похож Степан Митрофанович не изменника и предателя. Орденом-то его наградила именно советская власть.
По молодости Коля еще никак не мог вместить в своей голове, что не может быть миллионов предателей. Тысяча-другая подлецов найдется у любого народа. Руками этой подлой тысячи оккупанты будут творить самые гнусные дела — казни, расстрелы, карательные экспедиции. Но миллионов подлецов быть не может! Не рождает земля иуд в таком количестве. Хоть грамм совести, но заронит она в душу любого, кого произвела на свет.
И если государство объявило миллионы своих граждан предателями, то это не вина этих граждан. Что-то не так в самом государстве. Бывшие советские граждане не покидали своих насиженных и обжитых мест. Это государство рабочих и крестьян не сумело их защитить. Это Красная Армия, которая сильнее всех «от тайги до британских морей», драпала от немцев до Москвы и до Волги. А люди оставались. Они просто хотели жить.
Степан Митрофанович допил чай, поставил чашку на блюдце донышком вверх, как бы показывая, что он напился и чаевничать больше не желает.
Не обращаясь к Коле, даже не глядя на него, будто бы размышляя сам с собой, хозяин отчетливо проговорил:
— Я так думаю, парень, что тебе у нас тут не интересно будет. Да. Тебе ведь чего поценнее надо, да на дармовщинку. Ну, так чего поценнее — уже нашло своих хозяев. Да. У нас ведь немцы второй год гостюют. Кому чего надо — все уже давно разобрали. Одно ненужное осталось. Так что ты, мил человек, поищи себе другую волость для кормления.
В голосе Степана Митрофановича не было ничего сурового. Он не пугал, он вроде бы и не к Коле обращался. Все то время, пока Коля жил у него, хозяин был неизменно обходителен. Он не просто не повысил голоса, но даже ни разу не показал своего неудовольствия тем, что в его доме живет человек, приехавший грабить его хозяйство. Будто так и надо было, что Коля поселился именно у него, как представитель власти у представителя власти.
Однако Коле неизвестно с чего и непонятно откуда пришла в голову мысль, что ему, пожалуй, лучше уехать из Ирининых Ключей. Он только что совершенно отчетливо понял, что Степан Митрофанович — не тот человек, который позволит тащить все, что попалось на глаза, и худо будет тому молодцу, который унесет с его земли хотя бы гвоздь. Он не станет обращаться к озорникам-партизанам и уж тем более не станет кликать в деревню немцев, но своими собственными руками уложит в землю любого, кто позарится на добро его деревни.
Коля вспомнил, как задолго до войны, когда он был совсем еще мальцом, мужики поймали двух цыган-конокрадов. Накануне из табуна пропали две кобылы. Цыганам крепко скрутили за спиной руки и куда-то новели мимо сонливого Кольки. Больше о тех цыганах никто не слышал, и таборы обходили их село десятой дорогой.
