Суд герцога - Sabatini Rafael (электронная книга TXT) 📗
Правитель Солиньолы держал совет в Сала дель Анджиоли, зале, известном своими фресками. Луини изобразил на потолке разверзшиеся небеса и ангелов, выглядывающих из-за облаков. Вместе с ним заседали мессер дель Кампо, председатель совета старейших, мессер Пино Павано, возглавлявший гильдию ремесленников, два дворянина из долины, правители Альди и Барберо, деревень, которые с большой натяжкой можно было назвать городками, и один из Ассизи — мессер Джанлука делла Пьеве, а также два старших офицера графа — сенешаль Солиньолы и командир гарнизона Сантафора.
Сидели они по обе стороны длинного стола, в полумраке, освещенные только отсветами горящих в камине поленьев. Место напротив графа, у дальнего торца, занимала женщина, событие для тех времен почти невероятное, монна Пантазилия дельи Сперанцони. Годами еще молоденькая девушка, телом и лицом — цветущая женщина, с мужским умом и характером. Более всего подходило ей определение «virago», введенное небезызвестным Цеброне чуть более года назад. Так он называл женщин с душой и разумом мужчины.
Пантазилия, единственный ребенок и наследница графа, присутствовала на совете не только в силу своих несомненных достоинств, но и по статусу. И теперь внимательно слушала все, что говорилось о вторжении армии Борджа. Высокого роста, с величественной осанкой, классическим лицом с огромными черными глазами, в обрамлении роскошных рыжеватых волос, белоснежной кожей, которой славились женщины севера Италии, Пантазилия могла претендовать на звание первой красавицы страны. Цвет чувственных губ указывал на то, что в жилах ее течет горячая кровь, а их изгиб и форма подтверждали решительность и силу воли.
При появлении Джанпаоло Бальони все встали. Граф Гвидо вышел из-за стола, чтобы обнять его, обратился к нему с теплыми словами приветствия, которые сказали Бальони все, что он хотел знать. Затем граф представил его присутствующим и предложил занять место за столом и принять участие в обсуждении непростой ситуации, в которой оказалась Солиньола. Ибо появился он крайне своевременно, чтобы посоветовать, как им поступить.
Бальони поблагодарил за оказанную честь и в клацанье шпор опустился на предложенный стул. Граф Гвидо приказал принести свечи, и все увидели, как осунулся Джанпаоло Бальони. Взгляд его прошелся по садящим за столом и остановился на дворянине из Ассизи, Джанлуке делла Пьеве. Бальони улыбнулся.
— Как я ни спешил, но меня, похоже, опередили, и вы знаете, что произошло в Ассизи.
— Я прибыл три часа назад, — ответил Джанлука делла Пьеве, — и поставил всех в известность, что Ассизи распахнул ворота, чтобы впустить завоевателя. К его прибытию готовят лучший дворец города, где он и останется, готовясь к штурму тех окрестных крепостей, что решатся на сопротивление.
— Надеюсь, среди них будет и Солиньола, — Бальони перевел взгляд на графа Гвидо.
Правитель Солиньолы встретил его взгляд спокойно, лицо его, когда-то красивое, но по-прежнему волевое, осталось бесстрастным.
— Мы собрались именно по этому поводу. Можете ли вы добавить что-либо к тому, что сообщил нам делла Пьеве?
— Нет. Он рассказал нам все.
— Тем не менее я рад вашему приезду. Мы никак не можем прийти к общему решению. Возможно, вы укажете нам путь истинный.
— Видите ли, мессер Бальони, — вставил правитель Барберо, краснолицый, с тяжелой челюстью, средних лет, — интересы наши различны, а действуем мы, естественно, исходя из них.
— Как вы указали, естественно, — в голосе Бальони слышались ироничные нотки.
— Мы живем в долине, я я мой друг Франческо д'Альди. Нет нужды отрицать, что долина открыта для прямой атаки, а мы беззащитны. Если вокруг наших поселении и есть стены, то артиллерия герцога разнесет их в считанные минуты. Графу Гвидо и жителям Солиньолы можно говорить о сопротивлении. Город практически неприступен. В нем сильный гарнизон, запасов еды и питья хватит на много месяцев. Граф может обороняться долго и заключить перемирие с герцогом на выгодных условиях. Но что будет с жителями долины? Чезаре Борджа поквитается с нами за упорство обороняющихся. Поэтому мы уговариваем его светлость, и нас поддерживает глава гильдии ремесленников, последовать примеру Ассизи и вашей родной Перуджи (Джанпаоло аж перекосило) и послать послов к герцогу.
Джанпаоло покачал головой.
— Герцог не будет мстить окружающим поселениям за сопротивление крепости. Это не в его стиле. Он милует тех, кто сам сдается ему. Так что не станет он жечь ваши деревни. И гнев его обрушится только на Солиньолу, если, разумеется, она станет у него на пути. Я знаю, о чем говорю, ибо служил у Борджа. Позвольте привести вам в пример Фаэнцу. Причинили ли войска герцога какой-либо урон Валь ди Ламоне? Отнюдь. Те, кто сдался, не подверглись насилию, хотя Фаэнца сопротивлялась до последнего.
— Но Борджа одержал верх, — сухо напомнил Павано, глава гильдии ремесленников.
— Не о том речь, — вмешался граф Гвидо. — И месторасположение Солиньолы выгодно отличается от Фаэнцы.
— Тем не менее, вы должны сдаться, — воскликнул Барберо. — Вы же не сможете долго противостоять десятитысячной армии.
— А они не смогут долго осаждать нас, — прорычал Сантафора, командир гарнизона.
Бальони, откинувшись на спинку стула, вслушивался в разгоревшийся спор. Точно так же вел себя и старый граф, взгляд его переходил с одного оратора на другого, лицо напоминало маску. Дочь его смотрела только на отца, наклонившись вперед, уперев локти в стол, охватив ладонями подбородок. И она ловила каждое слово, глаза ее то вспыхивали огнем, то наполнялись презрением, в зависимости от стремления говорившего защищать или сдавать город. Так прошло еще полчаса, но совет ни на йоту не приблизился к окончательному решению.
Вот тогда-то граф Гвидо повернулся к перуджийцу и, воспользовавшись секундной паузой, последовавшей за страстным призывом Сантафоры к защите города, предложил тому высказаться.
— Возможно, мои слова покажутся вам небезынтересными, — медленно начал Бальони, — ибо мое предложение отличается от двух рассматриваемых вами вариантов. Я хочу представить на ваш суд нечто среднее, а потому надеюсь примирить всех и прошу меня выслушать.
Над столом повисла тишина, все взгляды, в том числе и Пантазилии, ранее не сводившей глаз с отца, скрестились на бородатом лице Бальони.
— Господа, здесь говорили о сдаче и обороне. Но почему-то никто из вас не упомянул об атаке.
— А зачем? — Сантафора нахмурился. — У нас лишь пятьсот человек.
Но Бальони нетерпеливо махнул рукой, предлагая командиру гарнизона помолчать.
— Дослушайте до конца, прежде чем оценивать мое предложение, и не опережайте меня с выводами. Вам, наверное, известно, а возможно, и нет, поскольку Италия наводнена лживыми слухами о том, что привело моих отважных друзей в Синегаллию, где они нашли смерть, от которой мне удалось спастись лишь беспредельной милостью Божьей, — и Бальони истово перекрестился. — Мы намеревались покончить с герцогом. Арбалетчик сидел в засаде, чтобы застрелить Борджа при въезде в город. Но он не человек — дьявол. И прознал о наших замыслах. Pramonitus at pramunitus. Предупрежден — вооружен. Западня захлопнулась за теми, кто готовил ее. Остальное вы знаете, — он наклонился вперед, налитые кровью глаза обвели сидящих за столом. — Господа, потерпев неудачу в Синегаллии, мы можем добиться успеха в Ассизи.
Тишину нарушил скрип стульев, вздохи.
— Нужно ли что-то добавить к уже сказанному? — с вызовом вопросил Бальони.
— Да, — кивнул мессер Павано. — Как это сделать, когда и каким образом?
— В этом вы, несомненно, правы. Но поначалу… — и Бальони повернулся к графу Гвидо. — Согласны ли вы ступить на этот путь? Одним ударом избавить Италию от этого мерзавца. Спасти ваши владения от разграбления? Раздавите Чезаре Борджа, и вы лишите армию папы ее мозга и сердца. Будет положен конец покорению Романы, за которой неизбежно наступит черед всей срединной Италии. Живой, он не успокоится, не подмяв под себя Тоскану. Добраться до него непросто, после Синегаллии он стал очень осторожен. Однако в Ассизи, где он остановился на отдых, у нас есть шанс, если вы готовы попытаться его использовать.
