Дочь маркиза - Дюма Александр (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Ну что ж, мой друг, в наше время, когда не осталось ничего прочного, могила стала столь же непрочной, как и все остальное.
Смерть женщин вызвала большое сострадание, которое после смерти Люсиль исторгло из уст народа вопль: «Это уж чересчур!»
Так вот, это сострадание угасло.
Да и как могло быть иначе? До Дантона и Люсиль повозки смертников возили по двадцать-двадцать пять осужденных в день. Сегодня они возят по шестьдесят.
Это острая болезнь, перешедшая в хроническую форму.
Гильотина привыкла принимать пищу с двух до шести часов пополудни; люди приходят посмотреть на нее, как на хищника в Ботаническом саду. В час пополудни повозки отправляются в путь, чтобы доставить ей корм.
Вместо пятнадцати-двадцати глотков, которые она делала раньше, она теперь делает пятьдесят-шестьдесят, вот и все: аппетит приходит во время еды.
Она уже приобрела сноровку; механизм отлажен.
Фукье-Тенвиль с упоением крутит колесо. Два дня назад он предложил поместить гильотину в театр.
Но все это приводит к появлению мертвецов, а мертвецам нужны кладбища. Первым переполнилось кладбище Мадлен. Правда, там похоронены король, королева и жирондисты.
Окрестные жители сказали: «Довольно!» — и кладбище закрыли, чтобы устроить кладбище в Монсо.
Дантон, Демулен, Люсиль, Фабр д'Эглантин, Эро де Сешель и другие торжественно открыли его.
Но, поскольку в нем всего двадцать девять туазов в длину и девятнадцать в ширину, оно быстро наполнилось. Гильотина переменила место.
Ей отдали кладбище Сент-Маргерит. Но оно уже было забито и при шестидесяти трупах в день также быстро переполнилось.
Против этого было средство: бросить на каждого мертвеца горсть извести; но казненные были похоронены вперемешку с другими покойниками. И пришлось бы сжечь всех — и покойников из предместья и городских покойников.
Из вполне понятного чувства жители предместья не позволили, чтобы их покойников сжигали.
Казненных перенесли в Сент-Антуанское аббатство, но оказалось, что на глубине семь или восемь футов находится вода, и возникла угроза, что все местные колодцы будут отравлены.
Люди молчат, но земля не молчит, она говорит, что устала; она жалуется, что в нее зарывают больше покойников, чем она может сгноить.
Признаюсь тебе, мой любимый: чем ближе я подхожу к концу, который сама себе назначила, тем больше думаю о моем бренном теле. Что скажет моя душа, которая всегда так о нем пеклась, когда станет парить над ним и увидит, как оно, отвергнутое глиной, тает и дымится на солнце. Мне хочется написать Коммуне, которая, похоже, находится в затруднении, и предложить сжигать покойников, как это делали в Риме.
Главное для меня — не терять времени, сегодня уже 9 июня, и через несколько дней…
В добрый час — вот гильотина и вернулась на площадь Революции. Это помогло мне вновь обрести спокойствие.
Я очень огорчалась, что умру не там, где умерли все порядочные люди. Ничего не поделаешь, мой любимый Жак, кровь не лжет, и хотя от всех моих земель, замков, домов, ферм, сотни тысяч франков ренты у меня осталось только восемь франков в ящике стола, я не перестала быть мадемуазель де Шазле!
Есть, по крайней мере, один пункт, относительно которого я успокоилась, — это бессмертие души. Раз Робеспьер от имени французского народа признал существование души, значит, она существует. Весь народ, причем такой умный, как наш, никогда не согласился бы поверить в то, чему нет вещественного доказательства.
Приближается праздник «Красных рубашек». Говорят, он назначен на семнадцатое число.
Вероятно, это последнее такого рода зрелище, какое мне суждено увидеть.
Две главные героини этой ужасной драмы — мать и дочь.
Госпожа де Сент-Амарант и ее дочь, мадемуазель де Сент-Амарант.
Мать, как она говорит, вдова гвардейца, убитого 6 октября.
Дочь замужем за сыном г-на де Сартина.
Две эти дамы, убежденные роялистки, часто приглашали к себе гостей; они жили в доме на углу улицы Вивьен.
В их гостиной, где играли в карты, висело много портретов короля и королевы.
Робеспьер-младший был в их доме частым гостем.
Я говорила тебе, как меняется отношение к Робеспьеру-старшему.
Двух дам и всех их гостей арестовали.
Надеялись, что Робеспьеру-младшему удастся спасти своих подруг. Это было как раз в то время, когда в душе Робеспьера-старшего просыпалось милосердие, но не по отношению к дамам-роялисткам и к продажным созданиям.
Перед клеветой открывалось широкое поле деятельности.
Робеспьер был не таким уж нежным братом и попался в эту ловушку. Он приказал казнить вместе с ними девицу Рено, которая явилась к нему, чтобы увидеть, что такое тиран, и того человека, который пришел убить его, но заснул на скамьях для публики.
Потом — недаром же он считался отцом родины — было решено, что его убийцы пойдут на эшафот в красных рубашках.
Семнадцатого октября состоится большой праздник, тем более, что как раз в этот день у меня кончатся деньги.
Мой любимый, вчера мне исполнилось семнадцать лет; первые десять лет я не была ни счастлива, ни несчастна, не знала ни радости, ни грусти; следующие четыре года я была так счастлива, как только может быть счастлива женщина: я любила и была любима.
Последние два года жизнь моя проходит в смене надежд и тревог; поскольку я никогда никому не делала зла, я не думаю, что Бог хочет испытать меня и тем более покарать.
Быть может, мне было бы сейчас легче, если бы вместо философского образования, какое ты мне дал, я получила от священника католическое образование, которое учит христианина принимать и добро и зло, благословляя Господа; но мой разум отказывается от иного рассуждения, кроме следующего:
Бог либо добр, либо зол.
Если Бог добр, он не может быть чересчур суров с тем, кто никому не делал зла.
Если Бог зол, я от него отрекаюсь: это не мой Бог.
Ничто не заставит меня поверить, что несправедливость может исходить из небесной сущности.
Я предпочитаю, мой дорогой, вернуться к великой и мудрой философии, которая считает, что Бог не вмешивается в судьбу отдельных личностей, ибо он правит всем миром.
«И ни одна малая птица не упадет на землю без воли Бога», — говорил Гамлет.
Но Бог сказал раз и навсегда: малые птицы будут падать — и они падают.
Когда, где, как — об этом Бог не заботится.
Вот и мы, мой любимый, как эти пташки. Бог населил наш земной шар всеми видами животных, от огромного слона до невидимой инфузории; ему было равно легко сотворить и слона и инфузорию, и он любит всех одинаково, он заботится о сохранении видов.
Почему род человеческий полагает, что Бог существует ради него? Потому что он самый непокорный, самый мстительный, самый свирепый, самый спесивый из всех? Поэтому взгляни на Бога, которого он себе создал, Бога воинствующего, Бога мести, Бога искушений; ведь люди вставили это богохульство в самую святую из молитв: пе nos inducas in tentationem 6. Бог, видишь ли, скучает в своем вечном величии, в своем неслыханном могуществе. И как же он развлекается?
Он вводит нас в искушение.
И нам приказывают молиться Богу днем и ночью, чтобы он простил нам наши обиды.
Попросим его прежде всего простить нам наши молитвы, когда они обидны.
И потом, какой мы, пигмеи, должны обладать гордыней, полагая, что можем обидеть Бога!
Чем? Как? — Тем, что не узнаём его?
Но мы его ищем.
Если бы он хотел, чтобы мы его узнавали, он бы явился.
Ты понимаешь Бога, который становится загадкой и заставляет человека вечно разгадывать себя?
Так что каждый народ придумал своего Бога, который добр к нему одному и который не может благоволить к другим.
Индусы создали себе Бога с четырьмя головами и четырьмя руками, держащего цепь, на которой висят миры, книгу законов, письменный прибор и жертвенный огонь.
6
Не введи нас в искушение (лат.)