Крайняя мера - Стивен Мартин (читать хорошую книгу TXT) 📗
Фелиппес откинулся назад и прикрыл глаза.
— Кейтсби… из старой католической семьи. Собой красавец и лихо владеет шпагой. Участвовал в восстании Эссекса. Да ты и без меня все знаешь. — Он хитро посмотрел на Грэшема, который с невозмутимым видом слушал его рассказ. — Жена у него умерла, а он связался со священниками. Имеет дом в Ламбете и снимает жилье на Стрэнде… Горячая голова, вокруг него множество друзей. За таким человеком стоит понаблюдать. Братья Райт… Католики до мозга костей, превосходные фехтовальщики, одни из лучших в стране. Вместе со своим приятелем Кейтсби по уши увязли в шашнях Эссекса. Оба путешествовали по Европе, но неудачно. Это я донес на них Уолсингему. Теперь Том Уинтер… Уинтеры из Хаддингтон-Корта, очень богатые люди, владеют соляными озерами в Дройтвиче. Одному Богу известно, против чего они борются, сидя на таких деньгах. Младший брат — убежденный католик. Весьма беспокойный тип, остроумный, вспыльчивый, падок на женщин и любит выпить. Еще один неудачный путешественник… Перси… Болтун. Выполняет грязную работу для Нортумберленда, вел по его поручению переговоры с королем. Злой и тщеславный человек, но королю, похоже, нравится. Ненавидит Сесила. Раздражительный и несдержанный, сгорает от честолюбия и совершенно неуправляем. У него нет подчиненных, но нет и хозяина. Во всяком случае, в душе он не является чьим-либо слугой… Ради всех святых! Дашь ты наконец второй пузырек?!
— Остается последний вопрос, — спокойно ответил Грэшем. — Ты ведь профессиональный предатель, Том, не так ли? Кто поможет мне проникнуть в их шайку и раскрыть это дело? — Взгляд Генри мог просверлить самые толстые корабельные доски. — Кто из них способен за деньги предать друзей? Есть ли среди них человек твоего типа и кто он?
Фелиппес бросил вожделенный взгляд на пузырек, но Грэшем даже не пошевелился.
— Трэшем, — прохрипел он, — Фрэнсис Трэшем. Его нет в твоем списке. Вороватый, злобный проходимец. Если его друзья или родичи затевают какую-нибудь пакость, можно не сомневаться, что Фрэнсис Трэшем окажется где-нибудь поблизости.
— Этого недостаточно. Расскажи подробнее.
— Он из большой католической семьи. — По изуродованному оспой лицу Фелиппеса градом стекал пот. — Глава семьи — отец, который много строил и много тратил. Ему не раз доводилось выкупать сыночка из неприятных ситуаций. После восстания Эссекса пришлось заплатить, чтобы освободить его под залог из Тауэра. Но у молодого Трэшема есть голова на плечах. Его обуревают страсти, и он никого не признает… Ради Бога, дай мне пузырек!
— Возьми. — Грэшем бросил бутылочку Фелиппесу, который едва не проглотил ее вместе с содержимым. — Не вздумай меня снова предать, Том, — обратился Генри к узнику, выходя из камеры. — Примерно через час ты почувствуешь себя плохо, и организм станет очищаться от принятого яда путем выворачивания кишок наружу. Будет очень больно. Должен сказать, что мне это доставит большое удовольствие. Ты не сможешь есть три или четыре дня, а может, и целую неделю. И все это время кишки будут болеть так, словно ты проглотил расплавленный свинец. Потом ты выздоровеешь, если только не схватишь за это время чуму. Кстати, в другой бутылке вина яда нет.
Чтобы выйти к Темзе, пришлось пройти через многочисленные ворота, и обратный путь занял вдвое больше времени.
— Раньше вы не пользовались ядом, хозяин, — сдержанно заметил Манион, но в его тоне не слышалось упрека.
— Я им не воспользовался и на этот раз, — сказал Грэшем.
«Но искушение было очень сильным. Форман дал флакон с ядом, который и сейчас лежит в сумке. Я совсем было собрался налить вина в кубок, который мы принесли в корзине, и неуловимым движением руки подсыпать туда яд. Я желал этому человеку мучительной смерти за все, что он натворил. Сам не знаю, что вдруг меня остановило».
— Так яда не было? — недоверчиво спросил Манион, принявший игру Грэшема за чистую монету, настолько убедительной она была.
— В вине яда не было, но во второй флакон Форман налил зелья, которое, по его заверениям, вывернет старине Тому кишки наизнанку, и он запомнит нашу встречу до конца своей подлой жизни.
Маниона сразил приступ хохота, сотрясший все его могучее тело. Чтобы устоять на ногах, ему даже пришлось ухватиться за один из подгнивших деревянных столбов возле пристани.
— Налив ему дозу снадобья, я всего лишь выполнил гражданский долг. Любая перемена приносит такие же мир и покой, как неизменность и постоянство. Очень скоро люди, присматривающие за Фелиппесом, почувствуют новый вид зловония и смогут сравнить его с тем, что исходит из сточной канавы!
С чувством облегчения Грэшем рассмеялся вместе с Манионом. Теперь он знал своего противника, и для этого не пришлось ломать голову.
Когда мужчины вернулись домой, Джейн уже проснулась, но действие снотворного еще не прошло. Девушка сидела в задней комнате, выходившей окнами на реку. Осунувшаяся и усталая, она, несмотря на жаркий летний день, куталась в одеяло.
Грэшем повел себя нарочито резко и бесцеремонно.
— Кажется, я знаю, почему прошлой ночью нас попытались убить на реке.
Джейн устремила на него безжизненный взгляд.
— Очнись, — сказал Генри уже более мягким тоном. — Проснись или поддайся своему настроению. Даже когда ты была маленькой девочкой и жила в вонючей деревне, твой дух оставался несломленным. Мне самому никогда не удавалось его сломить. А теперь выбирай. Неужели ты хочешь, чтобы негодяй, собиравшийся отнять твою жизнь, отравлял ее до конца дней из могилы?
Во взгляде девушки вспыхнул слабый огонек, словно тлеющие угольки, оставленные на ночь в камине.
— Это было…
Грэшем увидел, что она снова готова разрыдаться, и заговорил зло и резко:
— Да, случилось то, что случилось, и ничего нельзя изменить. Либо позволь себя уничтожить, либо выйди победительницей. Третьего не дано.
Джейн сделала то, чего ждал от нее Грэшем. Вместо того чтобы разразиться рыданиями, девушка с криком набросилась на него:
— Как ты можешь оставаться спокойным и так легко смыть кровь со своих рук?! Как можно забыть такое?! Ведь это были люди, а не животные! Господи, все шло так хорошо, а потом неизвестно откуда появился весь этот ужас, и я… мне пришлось…
— Тебе пришлось убить! — теперь уже кричал Грэшем. — Слышишь меня? Ты должна была убить этого негодяя! Ты вообразила, что Всевышний явится в забытый им самим мир и избавит тебя от мерзостей, которых в жизни в избытке? Очнись, женщина! — Он пододвинулся поближе, опустился на колени и прошептал ей в самое ухо: — И никогда не говори, что я забыл. У тебя нет на это права. Я помню все, что со мной случилось, но я научился хоронить воспоминания.
Грэшем знал, что одержал победу, и понимал, что полюбил эту женщину за мужество, независимый нрав и стойкость. Джейн опустила голову и сидела так несколько мгновений, а потом взглянула на Генри. На ее лице не появилось ни одной морщинки, а на голове — ни одного седого волоска, и все же она стала на несколько лет старше, хотя внешне это оставалось незаметным. Джейн уже никогда не будет прежней, но станет сильнее и приспособится выживать в этом мире. Грэшем не знал, чего стоила любимой женщине победа над собой, но цена выживания всегда высока.
— Прости, — прошептала Джейн, слегка хлюпая носом, что делало ее такой трогательной и беззащитной. — Я была поглощена собственным горем. Ты прав. Помнишь, как много лет назад я сидела на твоей лошади, укутавшись в роскошный плащ, которым ты прикрыл мое грязное тряпье?
— Что я должен помнить? — смущенно спросил Грэшем.
— Те слова, что ты мне сказал. Думаю, у тебя не было опыта в общении с маленькими девочками. Ты разговаривал со мной серьезно и торжественно, словно с новобрачной, которую вез домой в день свадьбы. «С этого момента для тебя начинается новая жизнь. Мы стираем события каждого прожитого дня, и если хватает смелости, можем начать все сначала с приходом нового дня. Сегодня для тебя наступил новый день». Я подумала, что ты сошел с ума, и не могла оторвать от тебя глаз, такой ты был дерзкий и красивый. Прежде со мной никто так не разговаривал.
