На грани жизни и смерти - Паниев Николай Александрович (серия книг TXT) 📗
* * *
Там, где недавно еще был дом, чернело страшное пожарище. У пепелища с суровыми лицами стояли участники штурма Крыма. Иван Пчелинцев с рукой на перевязи, Дина в косынке медсестры и Семен Кучеренко, подъехавший на тачанке, молча, опустив головы, смотрели на свидетельство злодеяний Покровского и его приспешников.
В честь погибших Василия Захарова и Стеши прогремели ружейные залпы.
Двое красноармейцев подвели к Пчелинцеву чернявого парня в гражданской одежде. Парень смущенно улыбался... Один из красноармейцев что-то сказал Пчелинцеву.
— Из Варны? — спросил Пчелинцев у парня.
Парень отрицательно мотнул головой.
— Ты болгарин? — удивился такому ответу Пчелинцев.
Парень так же покачал головой и сказал на своем языке:
— Да, я болгарин, Ванко. Иван.
— Ничего не пойму, — сказал Пчелинцев. — Говорит, что болгарин, а головой так качает, что выходит, он не болгарин.
Дина напомнила:
— Ты разве забыл, что говорил Христо? У болгар, когда отрицательно качают головой, это значит «да».
— Из Варны? — переспросил Пчелинцев.
Ванко обрадовался:
— Из Варны. Мне нужен товарищ Иван Пчелинцев.
— Я и есть Иван Пчелинцев. Ты от товарища Чочо?
— Да. И от Христо Балева.
Пчелинцев протянул руку, и молодой болгарин передал ему бумажку с зашифрованным текстом. Пробежав текст глазами, Иван сказал Дине:
— Сообщают, что все Гринины в Варне. Христо приютил их у себя. У Кирилла Васильевича плохо с сердцем. Ждут его выздоровления. При первой возможности выедут домой.
Дина молча пожала руку мужа, отвернулась, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.
* * *
Внезапная болезнь Кирилла Васильевича задержала Грининых в Варне. Дом, где они жили, стоял на самом берегу, из окон открывался вид на море. Болгарские друзья окружили своих гостей заботой и вниманием. Глядя на такое искреннее, доброе отношение к своей семье, Кирилл Васильевич оттаял и стал относиться к Христо Балеву дружески. Он даже посвятил стихотворение Варне.
Ждали выздоровления Кирилла Васильевича и удобного пароходного рейса, чтобы вернуться на родину.
Кирилл Васильевич лежал на кушетке в большой светлой комнате и читал газету. Анна Орестовна примеряла Костику блузу.
— Они в Турции! — вдруг громко сказал Кирилл Васильевич.
Анна Орестовна взяла газету и стала вслух читать заинтересовавшее ее сообщение.
— Да, высадились в Турции... В Цареграде, в Галлиполи, на острове Лемнос, — с волнением сказала она. — Боже, сколько их! Десятки тысяч! И среди этих несчастных, этих отверженных, наверное, Александр.
— Если, не дай бог, не... остался на крымской земле, — осторожно заметил Кирилл Васильевич.
Раздался стук в дверь, вошел Чочо с письмом в руке.
— Здравствуйте, дорогие, — сказал он, — вот самая свежая почта и самая надежная. Из рук в руки.
Анна Орестовна взглянула на конверт, радостно вскрикнула:
— От Дины!
Чочо дал Костику большое яблоко и незаметно вышел.
Прочитав письмо, Анна Орестовна устало опустила руку и тихо сказала:
— Боже мой, мы не поехали в Крым, а там... сейчас... Дина. Она зовет нас. Пишет, что в Петрограде появился очень способный молодой глазник... Фатьянов, кажется, да, Фатьянов. Обещает все точно разузнать, поговорить с ним.
— Выходит, это Дина со своим красным супругом прогнали Александра с земли российской, — в голосе Кирилла Гринина была ирония.
— Похоже на бурю, — сказала Анна Орестовна, сильно сжав виски руками.
— Нет, это не буря, а девятый вал. Для тех, кто потерпел поражение в Крыму, это сравнение больше подходит. Девятый вал... Кто на гребне, кто в пучине...
— Только бы он был жив. А там будет видно. Со временем, может, разберется во всем, поймет Динину правду.
— А твою?
— Что мою? Я за бортом. Не на гребне и не в пучине. Мне земля нужна, Кирилл, твердь нужна, а там я найду и правду и дорогу...
* * *
Ночь опустилась над морем. Небо было беззвездное, с быстро плывущими черными, словно разорванными в клочья облаками. Из рыбацкой хижины вышли трое мужчин. В темноте раздался голос Христо Балева:
— Чочо, значит, ты понял? Выбраться из Варны очень трудно. Береговая охрана всех останавливает, конфискует суда, лодки, а задержанных передает в руки властей. Я бы отправился с вами, но получен приказ остаться здесь. Врангелевская армия у нас под боком. Черный барон очень опасен. Товарищей из руководства ЦК. партии надо переправить в Москву любыми способами. У тебя есть вопросы?
— Все ясно, Христо. Постараемся выполнить задание. А ты куда?
— Скажу только, что мы с тобой, Чочо, поедем в разные стороны.
— Все ясно, Христо. Удачи тебе.
В темноте появилась группа людей. Христо Балев сказал:
— А вот и твои пассажиры, Чочо. Рейс очень ответственный. Товарищ Георгий Димитров должен быть в Москве.
* * *
Леопольд стоял перед магазином для новобрачных. Мимо проходила старушка, предлагавшая букетики цветов. Леопольд пошарил в карманах пальто. Мелочи там не оказалось. Найдя несколько мелких монет в кармане пиджака, Леопольд купил букетик и, не зная, куда его деть, сунул в карман пальто.
Из магазина вышла молоденькая продавщица. Леопольд подошел к ней. Она не сразу узнала его. Леопольд сказал:
— Прошу прощения, мадемуазель, меня привело к вам любопытство. Помните, в порту... вы передали тому типу... убийце Бланше черный бант...
— Ах, месье, я помню вас. Вы, кажется, из русских...
— Эмигрантов, — подсказал Леопольд.
— Вы были другом Бланше? Вы тоже коммунист, месье?
— Не друг и не... коммунист. Я просто... сам по себе. К тому же одинокий.
— Почему, месье? Ваши родные оставили вас? — участливо спросила молодая француженка.
— Я сам остался. Разрешите представиться: Леопольд Гринин.
— Катрин.
Леопольд вытащил из кармана букетик и протянул его француженке. Эта девушка была ему чем-то симпатична. После короткой встречи в Марселе тянуло повидаться с ней, но он не решался, откладывал день встречи...
— О, мерси, мерси, месье Леопольд. Я так люблю цветы, — искренне обрадовалась Катрин.
— Больше подвенечных платьев?
— Они чужие... платья. А цветы... Мне всегда, с детства, казалось, что все цветы — мои.
— Почему вы не стали цветочницей? — спросил Леопольд, осторожно взяв под руку Катрин.
Они шли через шумные Елисейские поля.
— С меня хватит цветов в моем доме, месье Леопольд.
— Вы разводите цветы?
— О, у меня царство цветов! — похвалилась Катрин.
— У вас свой сад?
— У меня не сад, а царство! — Француженка загадочно улыбнулась.
Они направились в один из пригородов. Катрин остановилась около небольшого домика, утопающего в цветах.
— Да, поистине царство, — признался Леопольд, не скрывая своего восхищения.
Сад был небольшой, но цветов в нем оказалось огромное множество. Леопольд подумал, что Катрин вовсе не преувеличивала, когда говорила о том, что у нее не сад, а царство цветов. «Надо, наверное, очень любить жизнь, любить людей вокруг себя, жить мечтой и верой в прекрасное, светлое, чтобы все свободное время, свою молодость отдавать этому великолепию», — подумал Леопольд. Но то, что он увидел в садике, было еще не все «царство цветов». Катрин пригласила его следовать за ней, и они очутились в приземистом строении со стеклянной крышей, где росли никогда не виданные Леопольдом цветы.
— Это мой мир, — проникновенно произнесла Катрин, — мир цветов. У меня здесь все страны, все большие города... У каждого свой цвет. Вот голубая Франция. Моя милая Франция под голубым небом. А оранжевый цвет... это Австралия с ее прелестным зверьком кенгуру. Белые цветы напоминают о полюсе Северном и полюсе Южном. Это цвет белых медведей и ледяных торосов. А вот ваши... красные. Алые цветы. Цвет революции. Красная Россия.
