Замок отравителей - Брюссоло Серж (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
— Где шкура? — грозно спросил он. — Шкура зверя? Ты отбросил ее, когда я прыгнул на тебя, не правда ли… Ты кинул ее в кусты вместе с принадлежностями для отравления? Говори! Можешь и молчать, но я быстро найду ее.
Надавив коленом на грудь юноши, Жеан ловко связал ему руки и ноги, лишив возможности убежать, потом зажег смолистый факел и отправился обследовать кусты. Он ничего не нашел: ни отравы, ни облачения адского чудовища.
— Развяжите меня! — вопил молодой человек, выйдя из оцепенения. — Я приказываю развязать меня. Вы не имеете права обращаться со мной, как с бродягой.
— А почему бы и нет? — поинтересовался Жеан, вернувшийся после безрезультатных поисков.
— Потому что я — Робер де Сен-Реми, — ответил юноша, — и я благородного происхождения.
«Надо же, — подумал Жеан, приподнимая факел, чтобы лучше разглядеть пленника. — Зверя я не нашел, зато поймал призрака. Так это и есть тот воздыхатель, о котором мне прожужжали все уши, когда началась эта история?»
Жеан встал над ним на колени. На вид юноше было лет семнадцать-восемнадцать. И хотя он был одет, как слуга при собаках, у него было красивое лицо и выражался он как благородный человек. Жеану он показался несколько женственным, но именно такая внешность нравилась барышням, и так старались выглядеть пажи и менестрели.
— Что ты тут делал?
— То же, что и вы! — нагло ответил юнец. — Я охотился на зверя.
— Для чего?
— Если я его убью, то прославлюсь, и на меня перестанут смотреть, как на обычного виллана.
— Резонно, — согласился Жеан. — Поговорим-ка немного. Есть кое-что, о чем мне хочется тебе рассказать.
Проводник набрал сухих веток, развел костер и подобрал свой меч. Должен ли он доверять словам этого мальчишки, руки которого вряд ли могли поднять тяжелый меч? В такие руки вкладывать яд, а не меч и щит.
Костер разгорелся, Жеан передвинулся поближе к огню.
— Давай-ка поболтаем, — проворчал он. — Сейчас мне лучше видно твое лицо, и я узнал тебя. Это тебя я видел в замке и после казни Гомеле. Это ты хныкаешь, когда видишь Оду.
— Она моя, — покраснел Робер, пытаясь порвать веревки. — Она давно уже моя, хотя и не знает об этом. Барон умер, и у меня появилась надежда завоевать ее сердце. Пленение монстра могло бы сделать меня знаменитым, и я стал бы могучим рыцарем. За такой подвиг я получил бы награду; король одарил бы меня леном…
— А почему бы не Кандареком? — ухмыльнулся Жеан.
— В самом деле, почему бы и нет? — выдохнул юноша.
— Не думаю, что прелестное дитя серьезно относится к тебе.
— Какое это имеет значение! Нынешние женщины хотят играть в образованных людей, они читают книги, слушают все песни, но остаются такими же наивными, как их бабушки.
— О-хо-хо! Опять философия, — проворчал Жеан. — А вот Ода считает тебя неразумным, пустым мечтателем.
— Она слишком избалована отцом, — вздохнул Робер. — Я хорошо ее знаю. Мы вместе росли. Она обращалась со мной, как с пажом, а ведь род мой более древний и благородный, чем ее.
— Расскажи-ка, чтобы мне было яснее…
— Мой отец, раненный в Крестовых походах, был забыт своим сюзереном, тогда как фамилия Шантрель нисколько не прославилась в бою… Ода знала это. По этой причине она и проводила дни и ночи за чтением писаний о рыцарском достоинстве, чудесных поэм о рыцарских подвигах; она хотела, чтобы их совершил я. К десяти годам ее голова уже была забита разными небылицами; Ода вручала мне деревянный меч и посылала сражаться с бароном, бывшим для нее «драконом». Я потакал ее капризам, чтобы доставить удовольствие, потому что она была уж очень красива. Других игр Ода не знала. Она была принцессой, а я носил ее цвета. Я вздыхал по ней, но никогда не удостоился даже поцелуя. Чума на эти бретонские бредни! Ода выросла, но не повзрослела. В тринадцать лет она мечтала о поездке в Святую Землю вслед за благородным бароном, ставшим ее мужем. В пустыне она поила раненых. После сражения она принимала на своей груди последний вздох героя. Когда Ода восхваляла эти досужие вымыслы, то грезила с открытыми глазами. Она была уже далеко. Ей представлялось, что она попала в плен к сарацинам, ее продали на рынке в рабство, но она оказалась столь благочестивой, что купивший не тронул ее и, взволнованный ее верой, стал христианином. В другой раз, по настроению, она становилась святой… Брошенная неверными на растерзание львам, Ода позволяла сожрать себя, не издав ни крика.
— Полагаю, все девчонки такие экзальтированные, — процедил сквозь зубы Жеан.
— Без сомнения, но у Оды это превратилось в болезнь. Я пытался спустить ее с облаков, доказать, что нет необходимости рубить маврам головы, чтобы обрести счастье. Она не слушала меня и витала в облаках. Один день Ода звалась Мелузиной, другой — святой Бландиной, третий — Геньеврой. А я уже подрос и не мог поддерживать ее в этих играх. Вначале я находил их очаровательными, но в семнадцать лет они раздражали меня.
— А Орнан де Ги? Что он думал об этом? Робер задрожал от ярости.
— Он! Да ему достаточно было посмотреть на Оду; одним лишь взглядом он завоевывал ее. Однажды вечером, возвращаясь после охоты на оленя, Орнан остановился в замке Шантрель из-за захромавшей лошади. Его, конечно, пригласили поужинать. На следующий день Ода говорила только о нем. Она уже наизусть знала все его шрамы, она смотрела на меня, не видя меня.
— Да, но это был барон.
— Это был солдафон, насилующий пастушек. У него были манеры свинопаса. Он знал только войну и грабежи. Я заявил об этом Оде, но она обвинила меня в ревности.
— Тогда-то у тебя и возникло желание убить его?
Лицо Робера покраснело от гнева.
— Вы — глупец, а я не преступник!
— Конечно, нет, но ты не владеешь оружием и не мог вызвать барона на поединок. Чтобы убить его, у тебя было одно средство — яд.
— Вы осуждаете меня, не зная всего. Но вы правы в одном: я ненавидел Орнана де Ги. Вообразить, как Ода лежит под ним… От этого я сходил с ума. Она была такой неопытной. Я рассказал ей, что ждет ее после замужества, она не захотела мне поверить. Возразила, что только животные занимаются этим. Чтобы убедить Оду, я увлек ее за кусты, где предавались любви пастушок с пастушкой… Она заявила, что это ничего не доказывает, потому что вилланы все равно что животные. Она цеплялась за свои детские мечты. Замужество для нее — это целомудренные объятия, поцелуй, клятва в верности.
— Девственницы из благородных семей живут в другом мире, — заметил Жеан. — Если какая-нибудь разбитная кормилица не просветит их, они до последнего момента остаются простушками.
— Ода говорила, что изменит Орнана к лучшему, научит его читать, петь песни трубадуров… Бедняжка! Орнан де Ги был мясник. Он нажил состояние, грабя города Востока, приказывая кидать на пики своих солдат мужчин, женщин и детей. Ода была зачарована этим мужчиной. Она считала его красавцем. Красавец! Мужчина, носящий бороду, как в галльские времена!
— Он был знаменит.
— Это был убийца, да! Почему у убийцы больше достоинств, чем у овцевода, никому не делающему зла?
— Твой овчар приносит зло баранам, — засмеялся Жеан. — При такой жизни время проходит в резне. Ты слишком молод, чтобы понять это. У тебя отнимут то, что ты не умеешь защищать. Все это касается и твоих овец, и жены или детей. Но, может быть, ты просто играешь в добрые души? А если ты убил барона только потому, что он похитил у тебя Оду?
— Его смерть для меня бесполезна, — возразил Робер. — Что теперь будет? А то, что родители барышни найдут ей другого мужа, вот и все. Только ради того, чтобы претендовать на ее руку, я и хочу убить зверя! Когда мне дадут ленное владение, эта старая кляча Мао не сможет больше меня отвергать.
«Смотри-ка, — подметил Жеан, — похоже, ему не известно о проказе барона… и проказе девушки. Был бы он таким пылким, зная, что его возлюбленная заражена?»
— Если вы обвиняете меня в отравлении барона, — вдруг сказал Робер, — значит, слухи ходят правдивые: Гомело невиновен…
