Призрак Адора - Шервуд Том (мир бесплатных книг TXT) 📗
Дело сладилось естественным образом, быстро. Капитаны поделили добычу. Но поделили странно. Старый турок пригласил их в каюту и, пошептавшись там какое-то время, капитаны забрали себе только двух мальчишек – из числа пленных. Всё остальное, и даже самое ценное – захваченный “Хаузен” – они отдали команде. А сами отправились в сторону Адора.
– Что такое Адор? – поинтересовался я.
– Это наш город на восточном берегу Мадагаскара.
– У пиратов есть город?
– Больше, чем город. Почти государство…
Стоун быстро прошёл в свою каюту и принёс оттуда несколько карт.
– Где? – едва не дрожа от нетерпения, спросил я.
Старательно, точно были поставлены отметки на контуре Мадагаскара. А затем с подробностями, обстоятельно потёк рассказ о неведомом, страшном и очень близком Адоре.
Эту бухту пираты обнаружили много сотен лет назад. Довольно узкий вход в неё преграждал путь штормовым волнам во время бурь, к тому же сразу за входом высился небольшой скалистый островок. Он имел пустую сердцевину, вроде больного зуба с громадным дуплом, и за много лет пираты заполнили её брошенными, разбитыми и просто старыми кораблями. Эта дыра внутри островка, а позднее и сам он стали носить коротенькое и точное название – “Яма”.
Так вот, большая глубокая бухта со спокойной в любую погоду водой. За песчаным пляжем на милю, кое-где на две – ровный, с лесом, с полянами, берег. Ограничивается высоченной стеной скал. Из скал, начинаясь небольшим водопадом, вытекает и делит надвое и берег и лес небольшая река. С чистой пресной водой. Неудивительно, что пираты стали приплывать сюда и отдыхать между своими разбойными походами. Затем стали селиться. Со временем вокруг речки вырос целый город.
За несколько веков здесь установились собственные законы, определился уклад, сложился своеобразный распорядок жизни. (Наверное, во время перехода в цивилизованное состояние поселением руководил некий англичанин, потому что “Адор” уж очень похож на английское “adore”, что значит “обожать”, “преклоняться”. Логика подсказывает, что не обошлось здесь без британца. Да и говорят-то все в основном на английском.)
Адор некоторым образом имел как бы два лица. Это бросалось в глаза любому, кто входил в бухту. Левая половина плоского прибрежного плато была застроена в хаотическом беспорядке. Вдоль “парада” – главной и единственной улицы – тянулись двухэтажные длинные каменные строения – ночлежные дома, с обязательным трактиром. Дальше до самого подножия скал лепились маленькие частные домики. В этих уродливых домах-крепостицах, с низкими дверями и крохотными узкими окнами редко кто был постоянным хозяином. Владельцы их довольно часто останавливали бег своей бессмысленной жизни на дне моря или на залитой кровью палубе чужого корабля. Если же такой владелец возвращался с богатой добычей или молодой пленницей, то ближайшей же ночью дом “брался на нож” жестокой и нетерпеливой шайкой – из своих же, и чаще всего к утру в воняющем потом и порохом доме воцарялся новый хозяин, атаман этой шайки. Больше ценились те дома, что стояли ближе к реке.
Любой ступивший на этот берег имел право безнаказанно убить или так же безнаказанно быть убитым. Опаснее всего было новичкам – тем, кто ещё не привык к подлым нравам пиратского племени и не составил себе нужную репутацию, удачно проведя пару-другую кровавых стычек. Внезапный удар ножом в спину и неспешное затем выворачивание карманов было обычной картиной даже при свете дня. Лишь некоторое количество более или менее надёжных приятелей да умелая работа клинком давали возможность жить в относительном спокойствии.
Приветствуя знакомого при встрече или просыпаясь утром, пираты восклицали:
– Оружие есть?!
В ответ следовало вскидывание подбородка вверх и выкрикивалось с демонстративной убеждённостью в превосходстве:
– Хо!
Эта половина плато – влево от реки – носила название Дикое Поле.
Другое дело – правая сторона.
Она действительно была оборотной стороной монеты. Начать хотя бы с того, что здесь вдоль берега высилась каменная дамба, мол – как в настоящих портовых городах. И если прибывшим в Дикое Поле нужно было ставить корабль на якорь, чтобы затем в шлюпках перевозить на берег груз и людей, то здесь глубина воды и инженерный расчёт позволяли кораблю швартоваться прямо к молу и выкладывать груз на ровную каменную пристань. Дальше к дамбе были пристроены верфи для починки и кренгования кораблей, ещё дальше шли складские доки и, наконец, широкая и ровная каменная набережная незаметно переходила в парад. Дома здесь были также двухэтажные, белого камня – но большие, просторные, с огромными окнами, с колоннами и лепными украшениями. Тут и там белели ротонды и балюстрады, и почти каждый дом украшали бюсты и статуи, на манер античных.
Эта половина носила название Город. Просто Город. Человек, ступивший на его улицы, мог иметь на себе любые украшения из драгоценных камней, мог бряцать пригоршнями золота в карманах, мог водить с собой прелестных, с открытыми лицами, женщин – здесь ему ничего не грозило. Даже если кто-то напивался до бесчувствия и спал на земле где-нибудь в закоулке, утром он мог убедиться, что из его карманов не пропало ни одной монетки. Город имел волшебный порядок.
Волшебство, однако, имело вполне реальную основу. Основатель и многолетний владелец Города, бывший пират Август по прозвищу Ловец, или Охотник, купил на невольничьем рынке большую партию рабов. Это были монахи из разорённого Тибетского монастыря. Однако поселил их Август в Городе не как рабов, вовсе нет. Тихие, незаметные, бритые наголо монахи были распределены по домам и кварталам, и получили собственное жильё, и недурное жалованье, а самое главное – помещение для временного монастыря и возможность исполнять свои негромкие ритуалы. В обязанность же их входило всего лишь наблюдать за порядком. Поразительную их особенность обнаружил и “купил” Август Охотник: никто из монахов никогда, ни при каких обстоятельствах не говорил неправды.
Имелась в Городе и корпорация силы, так называемый Легион. Команда отменно обученных и организованных бойцов под начальством бывшего японского самурая. При любых (очень редких, заметим) случаях драк, ссор или краж возникали, как из-под земли, бойцы Легиона и, выслушав одно короткое слово от кого-то из незаметных монахов, твёрдо и страшно наводили порядок. В разных случаях по-разному, но так, что у всех обитателей совершенно исчезала охота нарушать тишину или право собственности в Городе или его порту.
Никто не спрашивал прибывающих в город, откуда их богатство, и сколько они собираются здесь прожить. Потому, что любой ступающий на камни пристани отдавал одному из монахов входную плату. И вот здесь-то и кроется секрет порядка и благополучия: плата с одного человека составляла (я не поверил сначала) – десять тысяч пиастров. Швартовка корабля – двенадцать тысяч. Место на верфи – две тысячи в день.
И последний штрих: Город от Дикого Поля отделяет высокая каменная стена, возведённая вдоль реки – от отвесной скалы на окраине плато до причала. (Страшно вообразить, сколько труда скольких рабов положено в эту стену и мол, в причал и дома.)
В стене, напротив площади, служившей Дикому Полю рынком, имелись ворота – для торговли, прогулок любителей помахать клинком, поиграть в кости на деньги (в Городе такие игры были строго запрещены) и – выдворения провинившихся. Над воротами высилась башня, и на ней круглые сутки дежурила смена часовых.
На краю мола, у самого входа в бухту, на случай появления чужаков стояла ещё одна башня, на которой размещалось около сотни тяжёлых береговых пушек.
И ещё одна особенность была у этого поселения. Среди обитателей Дикого Поля имелась целая артель пиратов, так называемых “ленивых”, которые не работали в открытом океане, а были специалистами по нападению на те корабли, которые оказывались возле берега – в пределах видимости подзорной трубы. Неизменно на самом высоком дереве побережья сидел дежурный пират с этой трубой и определял на память – какое судно он видит сквозь толстые стёкла – своё, пиратское или чужое, так называемый “приз”.
