Персиваль Кин - Марриет Фредерик (библиотека электронных книг txt) 📗
Капитан Дельмар и другие командиры фрегатов жили на берегу. Я узнал, что на другой день старик Вандервельт был у капитана Дельмара и рассказал ему мой поступок на разбойничьем судне. Метрдотель пересказал их разговор Бобу Кроссу, а Боб мне. Мингер Вандервельт просил капитана, чтобы позволили мне жить у него, пока фрегат будет в гавани, но капитан Дельмар не согласился, обещая, однако, часто отпускать меня на берег.
Читатель, вероятно, помнит, что остров Курасаун взят был англичанами в 1800 году, а в 1802 году возвращен голландцам. В этот промежуток времени многие английские купцы поселились здесь, оставаясь и после 1802 года; теперь, взяв вторично остров, мы нашли их здесь. От них я узнал, что Вандервельт считался богатейшим владетелем на острове, и что голландское правительство занимало у него большие суммы, что он давно уже перестал заниматься делами, хотя и имел огромное поместье в Гаване, которое получил в приданое жены-испанки, и что он намеревался переехать в Голландию на первом военном судне, которое придет в Курасаун.
Мы простояли три недели у Курасауна, и в это время старший лейтенант позволял мне каждый вечер оставаться на берегу после того, как капитан отпускал свой катер, до восьми часов следующего утра; в семь часов я опять шел к шлюпке и дожидался капитана. Таким образом, я часто бывал с моими новыми друзьями и очень полюбил маленькую Минну.
Я могу описать ее. Ей было около десяти лет; она имела высокий рост, темно-голубые глаза и черные волосы, лицо ее было живо и выразительно и предвещало в ней красавицу. Отец оставлял ей все свое имение, не имея других детей; он поздно женился, и жена его умерла вскоре после рождения Минны. Старик Вандервельт хотел ехать в Голландию, чтобы дать ей лучшее воспитание..
Минне очень хотелось знать, что я ношу у себя на шее, но я никогда не открывал ничего ни ей, ни ее отцу. Старик часто спрашивал меня, нравится ли мне морская служба, и я всегда отвечал утвердительно.
Наконец, фрегату приказано было идти в море, и мне оставалось провести с ними только один вечер. Старик был печален, а маленькая Минна плакала, говоря о разлуке.
И вот настал грустный час расставанья. Я обещал писать им, и Вандервельт сказал мне, чтобы я считал его дом — своим и просил у него все, в чем буду иметь нужду.
Со слезами на глазах я вышел из дому и плакал, таким образом, в первый раз в жизни. Наутро мы снялись с якоря и пошли в Ямайку присоединиться к адмиралу.
Боб Кросс шепнул мне, что он хочет поговорить со мною; вечером я сошелся с ними на шкафуте и стал его слушать..
— Мистер Кин, у меня новости, которые я узнал от капитанского лакея. Голландец, которому вы спасли жизнь, приходил вчера утром к капитану Дельмару и просил его позволить вам остаться у него и выйти из королевской службы, говоря, что он заменит вам отца. Однако капитан отвечал, что хотя вы и потеряли отца, но что он смотрит на вас, как на своего собственного сына, и не может расстаться с вами; он прибавил, что вы так много обещаете в будущем, что вам нельзя оставить службу. Старик долго старался убедить капитана, но без успеха. Капитан сказал, что он не отпустит вас, пока вы не будете сами командовать хорошим фрегатом и сами будете властны располагать своими поступками.
— Эта новость очень радует меня, Боб.
— Конечно, есть чему радоваться. Но смотрите, мистер Кин, не показывайте вида капитану, что вы это знаете.
— Не бойся, Кросс. Но и без капитана Дельмара я не оставил бы службу; я англичанин и не нуждаюсь в покровительстве голландцев.
— Конечно, конечно, но как летит время. Ведь вы уже около трех лет на службе, мистер Кин.
— Через месяц будет три года, Боб.
— А вы так выросли, что вас не будут более назначать на капитанский катер, хотя это и очень мне досадно. Вы слышали, что мистер Дотт опять попался?
— Когда… Я ничего не слышал.
— Вот что случилось. Мистер Кольпеппер, сидя на стуле в кают-компании прямо под люком, который был открыт, заснул, откинув голову назад и раскрыв рот. В кают-компании никого не было. Мистер Дотт, заметя это, достал мокрого табаку, скатал из него шарик и сверху спустил его прямо в открытый рот комиссару. Мистер Кольпеппер вскочил на ноги и после ужасного кашля едва не лишился чувств. Однако выйдя в батарейную палубу, он спросил часового, кто сыграл с ним такую штуку, а часовой вместо того, чтобы сказать, что он ничего не знает, прямо показал на мистера Дотта, и комиссар пошел жаловаться капитану.
— Он никогда ничего не сумеет сделать, — отвечал я. — Его всегда поймают, а главное удовольствие в том и состоит, чтобы не поймали.
— Конечно, мистер Кин, вы гораздо лучше умеете выдумывать разные шалости, но, кажется, пора уже их оставить. Вам, я думаю, скоро будет семнадцать лет.
— Да, Боб, недалеко до семнадцати.
— Большое судно видно с правой стороны! — закричал матрос с салинга.
Я схватил трубу и стал рассматривать судно.
— Что вы думаете о нем, мистер Кин? — спросил вахтенный офицер.
— Кажется, это военное судно, но теперь так темно, что я не могу хорошо рассмотреть его.
— Куда оно держит?
— Прямо к нам, под марселями и брамселями.
Вахтенный офицер послал известить капитана. Мы знали, что сюда ожидают голландский фрегат, но не ранее как через месяц. Ветер был тих, и ночь довольно темная, так что трудно было рассмотреть судно. Некоторые приняли его за двухдечный корабль. Капитан пошел за книгою ночных сигналов, и прежде чем он возвратился, я уже приготовил фонари.
— Три фонаря на гафель! Проворнее, мистер Кин!
Фонари подняли, но незнакомое судно продолжало свой путь, не отвечая на сигнал. Прождав более четверти часа, капитан сказал:
— Верно они все спят.
— Нет, капитан, — отвечал я, смотря в трубу, — они не спят, у них видны огни.
— Прикажите бить тревогу, — сказал капитан. Матросы разбежались по местам, связав и уложив проворно койки, и раскрепили пушки; неизвестное судно находилось от нас в одной миле, как вдруг оно привело к ветру на один галс с нами и поставило бом-брамсели.
— Поднять порты и осветить батарею, — сказал капитан.
В эту минуту уже можно было рассмотреть, что на фрегате люди стояли по местам, и все готово к сражению. Мы поставили бом-брамсели и стали догонять его.
Капитан Дельмар закричал со шкафута:
— На фрегате — алло!
На обоих судах было мертвое молчание, и голос его громко раздавался в тишине ночи.
— Алло! — был ответ.
— Какой фрегат? — продолжал капитан. В это время люди стояли по пушкам; командоры держали фитили в готовности дать залп. С другого фрегата отвечали:
— Какой фрегат?
— Фрегат его британского величества «Каллиопа», — и потом повторил:
— Какой фрегат? — и добавил: — Людям лечь на палубу!
Едва это приказание было исполнено, как неприятельский фрегат дал по нам залп.
Через несколько секунд мы прошли через облако дыма и, приведя к ветру, у него под кормою дали залп.
Пройдя этим курсом около мили, мы поворотили оверштаг и стали держать на наветренную сторону фрегата, как будто желая атаковать его с наветра. Но подойдя ближе, мы спустились и, пройдя у него за кормою, дали другой залп совершенно неожиданно для голландца, который думал, что мы атакуем его с наветра.
Видно было, что это расстроило голландского капитана; он стоял у гакаборта и кричал нам на дурном английском языке:
— Трусы — не умеете сражаться.
Когда мы стали проходить у него под ветром, он дал нам залп; но в то же время упала его бизань-мачта.
Тогда он спустился, и мы стали обмениваться выстрелами; но мы имели превосходнейший ход, так что в состоянии были пройти у него перед носом, будучи вне его выстрелов.
Последний продольный залп наш сбил его грот-стеньгу; тогда, поставя его в весьма затруднительное положение, мы сами могли по произволу выбирать себе место и, постоянно держась у него перед носом, давали ему залп за залпом до тех пор, пока не упала его фок-мачта. Но сражение продолжалось с прежним ожесточением, когда ветер вдруг стих, и сделался мертвый штиль.
