Сэр Найджел Лоринг - Дойл Артур Игнатиус Конан (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
И так хозяин Шэлфорда, бледный и злой, остался один со своим вином, а златокудрая красавица из Косфорда, сгорая от стыда, со слезами, струившимися по прекрасному лицу, покинула дом бесчестья и вступила в тишину и покой мирной звездной ночи.
Глава XIII
Как сотоварищи ехали по древней дороге
Подходила пора безлунных ночей, и планы короля уже созрели. Все приготовления велись в глубокой тайне. Гарнизон Кале, состоявший из пяти сотен лучников и двух сотен копейщиков, уже мог бы, предупрежденный вовремя, отразить любое нападение. Однако в намерения короля входило не только отразить нападение, но и захватить врага в плен. Кроме того, ему хотелось найти подходящий случай, чтобы вступить в одну из тех рискованных схваток, которые принесли ему славу образцового главы странствующего рыцарства во всем христианском мире.
И все же в подготовке нужна была особая тщательность. Прибытие в Кале подкреплений, даже просто высадка любого известного воина, встревожило бы французов и показало бы, что заговор раскрыт. Поэтому избранные для дела воины и оруженосцы переправлялись в Кале по двое и по трое на каракках и грузовых судах, постоянно курсировавших от берега к берегу. В Кале прибывшие проходили ночью через водные ворота прямо в замок, где вплоть до самого начала действий можно было укрыться от любопытных глаз городского люда.
Найджел получил от Чандоса приказ встретиться с ним в Уинчелси, на постоялом дворе «Под цветком дрока». За три дня до встречи Найджел с Эйлвардом во всеоружии выехали из Тилфорда, готовые к бою. Найджел ехал верхом в нарядном охотничьем костюме, а его драгоценные доспехи и небольшой багаж покоились на спине еще одной лошади, которую вел в поводу Эйлвард. Сам Эйлвард восседал на славной гнедой кобыле, тяжелой и неповоротливой, но очень сильной, — она легко несла его могучее тело. На нем была кольчуга и стальной шлем, сбоку висел огромный прямой меч, из-за плеч виднелся длинный желтый лук; снаряжение дополнял колчан со стрелами на малиновой перевязи. Словом, это был воин, которым вправе был бы гордиться любой рыцарь. Когда они медленно поднимались по пологому склону Круксберийского холма, весь Тилфорд высыпал из домов, чтобы проводить их.
На вершине подъема Найджел придержал коня и посмотрел назад, на деревушку, лежавшую внизу. Возле дверей старого темного господского дома стояла одинокая согбенная фигура и, опираясь на палку, глядела ему вслед. Найджел перевел глаза на высокую крутую крышу, бревенчатые стены, длинный хвост голубого дыма, поднимавшегося от их единственного очага, и кучку старых слуг, столпившихся у ворот, — повара Джона, менестреля Уэдеркота и старого солдата-инвалида Рыжего Суайера. За рекой, среди деревьев, виднелась мрачная серая башня Уэверлийского монастыря, и пока он смотрел на нее, железный колокол, голос которого всегда казался ему грозным хриплым вражеским боевым кличем, зазвонил, созывая монахов на молитву. Найджел снял бархатную шляпу и тоже стал молиться: он молился о том, чтобы дому его был ниспослан мир, чтобы на войне его ждала удача, чтобы за рубежом он стяжал честь и славу. Потом, помахав на прощанье рукой своим домочадцам, он развернул лошадь и медленно поехал на восток. И тут же Эйлвард оторвался от лучников и смеющихся девушек, которые толпой окружали его, держась кто за уздечку, кто за стремя, и двинулся вслед за Найджелом, посылая назад воздушные поцелуи. Вот так два благородных и простодушных товарища пустились в путь навстречу удаче.
В тех краях бывает две поры: желтая, когда все пылает от распустившегося дрока, и малиновая, когда склоны покрываются тлеющим огнем цветущего вереска. Тогда была малиновая пора. Следуя по узкой дороге, настолько узкой, что папоротники и вереск со всех сторон касались его ног, Найджел время от времени оборачивался назад, и ему казалось, что, куда бы не занесла его судьба, никогда он не увидит ничего прекраснее родных мест. Далеко на запад, горя под лучами раннего солнца, катились волны малинового верескового моря, пока не сливались с темной тенью Вулмерского леса и светлой чистой зеленью Батсерских меловых холмов. Найджелу никогда не случалось раньше бывать дальше этих мест, и потому так дороги ему были эти леса, холмы и верески. С болью в сердце покидал он все это; но, хотя дом его был на западе, впереди, на востоке, лежал огромный мир, полный неожиданностей, великолепная сцена, на которой каждый из предков сыграл в свое время достойную роль и оставил потомкам доблестное имя.
Как томительно долго ждал он этого дня! Но вот он наступил, и ничто не омрачало его. Леди Эрментруда была на попечении короля. Будущее старых слуг обеспечено. Распря с уэверлийскими монахами закончена миром. Под ним благородный конь, у него отменное снаряжение, позади следует отважный товарищ. А самое главное — его ждет благородное дело, и поведет его вперед храбрейший рыцарь Англии. Такие мысли одна за другой пробегали у него в голове, и он то смеялся, то пел от радости, а Поммерс, чувствуя настроение хозяина, играл под ним и делал курбеты. Вскоре, обернувшись назад, Найджел увидел, что у лучника опущены глаза, а на лбу собрались морщины, и понял, что того что-то беспокоит. Он придержал лошадь, чтобы Эйлвард поравнялся с ним.
— Как дела, Эйлвард? — спросил он. — Право же, сегодня мы с тобой самые счастливые люди во всей Англии: впереди нас ждут успех и слава. Клянусь святым Павлом, прежде чем мы снова увидим эти вересковые холмы, мы либо сумеем достойно снискать славу, либо, добиваясь ее, не пожалеем жизни. От таких мыслей должно быть весело, а ты чем-то удручен. В чем дело?
Эйлвард передернул широкими плечами, на его грубоватом лице мелькнула кривая усмешка.
— Я размяк, как промокшая тетива, — ответил он. — Человек всегда печалится, когда покидает женщину, которую любит.
— Истинная правда! — воскликнул Найджел, и перед его взором встали темные глаза Мэри Баттесторн; он услышал ее низкий, нежный, горячий голос, какой слышал в ту ночь, когда они вернули домой из Шэлфорда ее легкомысленную сестру. Этот голос пробуждал в душе человека все самое возвышенное и благородное. — И все же, лучник, женщина любит в мужчине не его грубое тело, а, скорее, душу, честь, славу, подвиги, которые делают его жизнь прекрасной. И теперь, едучи на войну, ты завоевываешь не только славу, но и любовь.
— Может оно и так, — отозвался Эйлвард, — да только сердце у меня разрывается, когда я вижу, как плачет красотка; я и сам готов заплакать с ней вместе. Когда Мэри... нет, кажется, Долли нет, нет, это была Марта, рыжая девчонка с мельницы, — так вот когда она прижалась к моей перевязи, а я оторвался от нее, у меня словно жилы в сердце лопнули.
— Ты называешь то одно имя, то другое. А как же ее все-таки зовут — ту девушку, что ты любишь?
Эйлвард сдвинул на затылок шлем и озадаченно почесал щетинистую голову.
— Ее зовут, — сказал он наконец, — Мэри-Долли-Марта-Сьюзен-Джейн-Сесили-Эгнес-Джоанна-Кейт.
Когда Эйлвард произнес это удивительное имя, Найджел рассмеялся.
— Похоже, я не имел права брать тебя на войну. Клянусь святым Павлом, из-за тебя овдовело полприхода... Да, я видел перед отъездом твоего престарелого отца. Подумай, как приятно ему будет узнать, что во Франции ты совершил лихой поступок и тем прославил себя в глазах всех.
— Боюсь, моя слава не поможет ему уплатить недоимки по аренде уэверлийскому ризничему, — ответил Эйлвард. — Как бы я там ни прославился, но, если он не раздобудет к следующему Крещенью десять золотых, ему придется идти просить милостыню. А вот если бы я завоевал какой выкуп или принял участие в штурме богатого города — вот тогда старик, и верно, гордился бы мною. Когда на прощанье мы расцеловались, отец сказал: «Твой меч должен помочь моей лопате, Сэмкин». Вот был бы счастливый день — для него, да и для всех, — если б я приехал домой с полным вьюком золотых! И дай мне Бог запустить руку в чей-нибудь карман, прежде чем я снова увижу Круксберийский холм!
