Дочь викинга - Крён Юлия (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Северянка нетерпеливо потрепала коня по гриве, и скакун, заржав, пошел вперед. Гизела обнимала ее за талию.
Девушки все еще боялись упасть с лошади, если та понесет, но страх быть пойманными стал слабее. Даже Гизела немного успокоилась, перестала тяжело дышать и что-то спросила. Руна пожала плечами – она разобрала в речи спутницы только одно слово, «Локи». Но когда Гизела повторила свой вопрос, Руна вспомнила, что о Локи говорил и Тир.
– Локи – безумец среди богов, – пробормотала она.
Конечно, Руна не думала, что принцесса ее поймет, ведь по-франкски она могла описать только лес и огонь, а не вести долгие разговоры о безумии и богах. Хотя… Локи ведь был богом огня. Это было хитрое, лживое, злое и опасное божество. «Да, – промелькнуло в голове у Руны, – конечно, Тиру Локи нравится больше всех остальных». Этот бог вел свой род не от других богов, а от великанов. Страсть сеять вражду была у него в крови. Иногда Локи помогал богам, он даже побратался с Одином, но когда наступит Рагнарек, время гибели богов, Локи присоединится к силам Хаоса, которые погубят мир, и останется лишь великое Ничто, Гиннунгагап, та самая бездна, из которой вышел мир и в которую он вернется.
Локи был похож на Тира. Богохульник, отец лжи, трус, но при этом шутник и весельчак. Он поносил богов, хвастался победами над их женами, насмехался над ними. Иногда он принимал облик зверей.
Думая о Тире, Руна представляла его в образе хищной птицы, кружащей над своей жертвой, прежде чем атаковать. Девушка подняла голову. Небо было свинцово-серым, и в нем не было ни одной птицы. Возможно, Тир уже мертв, может быть, его сразил клинок Таурина.
Конечно, Руна не могла быть уверена в этом, пока не увидит труп Тира собственными глазами. А до тех пор ей оставалось бояться. И ненавидеть.
Девушки скакали до самого вечера. Когда стало уже совсем темно, конь остановился. На губах у него выступила белая пена. Руна спешилась, подала руку Гизеле и помогла ей спуститься с лошади, сомневаясь в том, сумеют ли они вновь сесть в седло, если ситуация не будет столь угрожающей, как сегодня.
Руне на мгновение показалось, что она снова чувствует на себе взгляд пустых печальных глаз Таурина, прикосновение его тела, такого сильного, жилистого, закаленного испытаниями. Как и тогда, в Руане, северянка признала в нем достойного врага. Фырканье лошади заставило Руну отвлечься от размышлений. Глаза скакуна закатились. Северянка не знала, доживет ли животное до утра. Решатся ли они скакать дальше? В последний раз Руна садилась на лошадь еще ребенком, но в норвежских землях кони были не такими большими, и они не скакали галопом, а медленно пробирались по опасным заболоченным землям.
Лошадь щипала траву. Ее темные глаза уже не казались бешеными, лишь усталыми… и печальными, печальными, как у Таурина. И у нее?
Северянка отвернулась.
Гизела опустилась на землю и подтянула колени к подбородку, как всегда. Она раскачивалась взад-вперед. Через какое-то время ее плач сменился пением. Это была та же мелодия, которая привела Руну в ярость несколько дней назад. Ее звуки напомнили девушке о флейте, на которой играл один из подопечных ее отца. Напомнили о вечерах у очага. Тогда всем было так уютно. Тогда между Рунольфром и Азрун еще царил мир. Тогда отец качал ее на коленях. Тогда мир был спокойным и теплым.
Слышать эту мелодию было для Руны так же невыносимо, как и в прошлый раз, ведь пение Гизелы всколыхнуло в ее душе те же воспоминания, но теперь Руна не стала бить свою спутницу. Кое-как обработав свои раны, она опустилась на землю рядом с Гизелой и расплакалась – от усталости и от тоски по родине. Слезы катились по щекам, но Руна не вытирала их. «Лучше, чтобы на глазах блестели слезы, – подумала она, – чем чтобы они оставались пустыми, печальными, мертвыми. Как у Таурина».
Вечером, спешившись, Гизела почувствовала облегчение, но на следующее утро она безропотно вновь взобралась на спину лошади. Страх упасть на землю казался ей справедливой платой за то, что им не нужно идти пешком. Если вчера принцессе приходилось цепляться за талию Руны, сегодня она уже привыкла к скачке и впервые оглянулась.
Лес остался позади, над ними нависало серое небо, но теперь его хотя бы не закрывала листва.
Принцесса запрокинула голову, глядя, как черные птицы кружат в серых небесах, и ей почудилось, что она и сама летит, летит без страха и боли. Гизела вспомнила маму, беззаботную жизнь дома. На сердце у нее потеплело.
А когда принцесса опустила голову, мир уже не был серым, он стал пестрым. Их окружали луга, холмы и поля, и краски были еще тусклыми, но уже разноцветными: бледно-зеленая трава, буроватая земля, желтые осенние листья. Гизеле стало радостно, но потом она поняла, что мир за пределами леса не только полон цветов, но и опасен. Тут, в чистом поле, любой заметит их издалека. После этого Гизела смотрела только на Руну, чтобы не искать глазами преследователей.
В поддень девушки сделали привал. Как и вчера, северянка первой соскочила с коня и подала принцессе руку. Гизела помедлила. Пока они ехали верхом, она прижималась к своей спутнице, но теперь не могла заставить себя прикоснуться к ней. Слишком ярким было воспоминание о том, как эти руки вонзили кинжал в тело воина и тот повалился на землю. Был он ранен или убит, Гизела не знала, но она понимала, что Руна не остановится перед убийством, и это пугало ее.
Северянка вновь оглянулась. Сейчас она уже не столько боялась преследователей, сколько надеялась увидеть какого-нибудь путника, у которого можно узнать, где они находятся. Но вокруг не было ни души. Гизела с облегчением вздохнула: раз никого нет, значит, никто не попытается ее убить. Более того, значит, Руне некого будет убить.
Ветерок развевал гриву коня. Скакун тихо заржал, и вскоре Руна отпустила его, чтобы животное могло выбрать дорогу. Конечно же, конь не знал, что им нужно в Лан, но он мог отыскать самый безопасный путь.
Какое-то время девушки шли за ним пешком, чтобы не утомлять. Мимо тянулись поля и болота. Узкая тропинка стала шире.
Вскоре они добрались до широкой дороги. Вокруг все еще никого не было, но следы копыт и колес свидетельствовали о том, что тут недавно проезжали. Гизела вспомнила, что Лан был торговым центром, а значит, к нему должны вести почти все пути, может быть, и этот тоже. Надежда вспыхнула в ней с новой силой.
Когда девушки дошли до небольшой рощицы, поднялся холодный ветер. Они забрались на нижние ветки дерева, а уже оттуда перепрыгнули на спину коня, чье разгоряченное тело могло подарить им хоть немного тепла.
Небо оставалось серым, земли вокруг – пустынными. Девушки молчали. Слышался только перестук копыт да изредка – тихое ржание.
Гизела не знала, почему Руна не говорит с ней, почему не учит новые слова, но ее это не огорчало. Принцессе казалось, что молчание – знак того, что Руна сожалеет о совершенном убийстве.
Вечером, устроившись на ночлег, девушки поужинали орехами и ягодами, найденными на обочине. Костер они разводить не стали, ведь тогда их будет легче заметить. После еды Руна вновь взялась за кинжал.
Гизела с ужасом наблюдала за тем, как ее спутница тренируется. Может быть, ее молчание было вызвано вовсе не угрызениями совести из-за того, что она кого-то убила, а сожалениями о том, что она не убила больше людей? Может, Руна тренировалась, чтобы в будущем лишать жизни еще искуснее?
– Как ты можешь?! – не сдержалась Гизела.
Похоже, Руна неправильно поняла ее вопрос – она предположила, что принцесса тоже хочет научиться метанию, и протянула подруге оружие.
Та, протестуя, подняла руки.
– Убийство приводит к твоей же погибели! – запальчиво воскликнула Гизела. – Это смертный грех, такой же, как прелюбодеяние и отречение от веры.
Руна удивленно уставилась на нее. «Есть ли в языке норманнов слово, обозначающее смертный грех? Может, им знакомо только понятие смерти, но нет представления о грехе?» – подумала Гизела.
Возможно, Руна и не поняла причин поведения своей спутницы, но нож убрала.
