Пленный лев - Юнг Шарлотта (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
Лицо Филиппа казалось издали удивительно красиво, но вблизи черты его были грубы, красные губы чрезмерно толсты, и вообще вся наружность была ниже всякой критики – грубая, гордая, чувственная, в особенности в сравнении с Генрихом, нежные черты которого, смягченные в то время прозрачностью кожи, отличались какой-то необыкновенной чистотой и правильностью. С ним нельзя было сравнить ни величественную осанку Стюарта, ни даже худое продолговатое лицо Джона де Бедфорда, замечательное по своей правильности, тонкости очертаний и подвижности выражения. Несмотря на то, что одеяние Филиппа было несравненно роскошнее одеяния трех принцев, ни один опытный глаз не мог бы отдать ему преимущества. Герцог относился к своим подчиненным вежливо и снисходительна также откровенно, как с равными. Принцев можно бы было приравнять к золоту, – герцога же к мишуре. С одной стороны естественность, с другой – подражание. В них чувствовалась правда, – в нефальшивый блеск.
Впрочем, по рождению они был равны, а в богатстве ни один монарх Европы не мог бы с ним потягаться. Герцог был идолом парижан, и Генрих вполне сознавал, что Франция была покорена им не так вследствие победы при Азанкуре, как по милости Филиппа, мстившего за убийство своего отца в Монтеро. И потому терпеливо сносил высокопарные речи герцога Бургундского насчет нашего оружия и кашей победы, а Джемс, ради интересов Малькольма, сносил покровительственный тон Филиппа Прекрасного, дающего беспрестанно чувствовать пленному королю, что стоит только тому взять его сторону, и выкуп его будет внесен немедленно.
Когда Филипп отправился домой, Джемс попросил его назначить ему время для переговоров наедине. Тот начал с того, что стал с некоторым высокомерием перечислять бесчисленные аудиенции, уже назначенные им государственным и духовным лицам, и кончил тем, что пригласил шотландского короля в тот же день к себе на ужин, если его величество не пренебрежет его скудной дорожной трапезой.
После ужина герцог с большими церемониями отвел Джемса в свой кабинет; золотая чаша, блюдо со сластями и бутылка вина были приготовлены каждому из них.
– Сласти эти совершенно подстать тем сердечным делам, о которых придется нам толковать, – сказал Джемс, принимая из рук герцога сахарное сердце, пронзенное стрелой.
– Тем лучше, – сказал Филипп. – Наши короны и влияние могут держать на приличном расстоянии нашего северного соседа. Большого приданого я не требую; выставляйте мне ежегодно по полутораста таких же молодцов, каких привел вам Букан, и я легко справлюсь хоть с самим дьяволом. Ведь мы понимаем друг друга, не правда ли?
– Вот в этом-то я и сомневаюсь, мессир герцог, – заметил Джемс улыбаясь. – Несмотря на все ваши добрые намерения в отношении меня…
– О! – вскричал Филипп. – Не беспокойтесь, я хорошо знаю, какая честь подобает королю, хотя и пленному, и потому не настаиваю, чтобы вы непременно женились на дофине, если предпочитаете ей Анну Бургундскую. Но все-таки, по-моему, вам будет выгоднее, если та сделается королевой, как того желает, потому что в таком случае вам достанется вдовья часть из имений ее первого мужа.
– Остановитесь, монсеньор, – прервал его Джемс с достоинством, – я ничего не говорил вам о себе, ведь вам не безызвестно, что мой выбор уже сделан.
– Как! – вскричал озадаченный герцог Бургундский. – Мне казалось, что так как род Сомерсетский не происходит от законной королевской династии, то король Генрих, несмотря на всю свою дерзость, не может серьезно относиться к подобному плану женитьбы. Впрочем, мы можем некоторое время держать это дело в секрете, а потом, обеспечив себя с нашим оружием и деньгами, вам можно будете безбоязненно отнестись к неудовольствию англичан.
Джемс, привыкший во время своего продолжительного плена управлять собой, очень любезно выразил герцогу свою благодарность за оказанную честь.
– Не будем более говорить об этом! Каждый рыцарь обязан спешить на помощь царственному узнику в таком постыдном лорабощении. Скажите одно слово, и за вас немедленно будет внесен выкуп.
Вся кровь прихлынула к вискам Джемса при таком покровительственном тоне, и он ответил любезно, но с достоинством:
– Дело ничуть не касается меня, мессир герцог. Выкуп мой ожидает только соизволения Англии, но что до руки моей, то я не – могу более располагать ею, даже и для громадной чести, предлагаемой вами. Я пришел сюда не для того, чтобы беседовать о своей особе.
– Что? Не для того, чтобы просить руки моей сестры и моего посредничества? – вскричал Филипп.
– Я ни в чем не нуждаюсь, – ответил Джемс, потом, спохватившись, прибавил: – Иначе, к кому другому мог бы я обратиться, как не к герцогу Бургундскому, всегда готовому придти на помощь нуждающемуся! Я действительно пришел поговорить с вами о свадьбе, но не моей, а моего родственника с одной из ваших вассалок.
– А! Не о той ли беглой дуре Люксембургской, самой упрямой твари в свете? Она осмелилась отвергнуть руку моего брата Бомонда, бежала с сумасбродной графиней де Гено, а теперь приехала сюда словно подзадоривать меня! Но я справлюсь с ней, будь она хоть в лагере самого сатаны, а не у короля Генриха! Не миновать ей выйти за брата моего Бомонда, а он сумеет ее умять!
«Вот кого называют образцом рыцарства!» – подумал Джемс. Он предложил Филиппу купить имения Эклермонды Люксембургской, если он даст свое согласие на ее брак с Малькольмом Стюартом из Гленуски. Предложение это пришлось Филиппу также по вкусу, как и монсеньору Туренскому. Деньги были второстепенной вещью для герцога; вся политика его строилась на том, чтобы приобрести, мало-помалу, все незначительные владения империи, и всеми силами препятствовать, чтобы они не попали в руки духовенства или не соединились бы в какое-нибудь могущественное княжество, что неминуемо бы случилось, если бы Эклермонда вышла за своего кузена Валерана Люксембургского. Поэтому-то он так и хлопотал, чтобы молодая девушка вышла за его сводного брата Бомонда, – тот, по крайней мере, ничего не мог присоединить к ее наследию. Руководствуясь же теперь надеждой приобрести в свою собственность земли в Гено, он, нисколько не стесняясь, отверг притязания Бомонда, хотя в душе и сожалел, что Эклермонда не попадет теперь в его варварские руки, и он своим деспотизмом не покорит ее гордости. Филиппу очень хотелось покрасоваться своим великодушием перед Джемсом, но вежливое достоинство короля Шотландии очень ловко низвело его на роль просителя.
Наконец призван был Малькольм, и тот дал слово письменно обязаться, что если Эклермонда станет его женой, передать герцогу Бургундскому ее земли в Гено за сумму, назначенную выбранными на то людьми.
Это был самый серьезный результат, полученный Малькольмом в его исканиях руки Эклермонды, и он, совершенно счастливый, вышел от герцога. Сомнения его относительно личного согласия молодой девушки разлетелись в прах при мысли о столь великой силе, собранной против нее.
Сила эта вскоре заставила себя почувствовать. Графиня Жакелина, познакомившись с некоторыми фламандскими дамами, более схожими с ней по разговору и манерам, желала как можно скорее сбыть Эклермонду с рук, и не переставала упрекать молодую девушку из-за ее упрямого отказа принять предложение единственного жениха, искания которого принимались ею поначалу благосклонно. Епископ Туренский грозно ораторствовал; наконец, герцог Бургундский явился лично отдать свои приказания непокорной вассалке, и, видя ее сопротивление, обошелся с ней так, как не позволил бы себе ни один порядочный человек, кроме Филиппа, прозванного Добрым!
Эклермонда, вместо ответа, предложила отдать все принадлежавшие ей земли, и оставить ей право располагать своей судьбой по своему усмотрению.
– Жизнь моя не принадлежит более людям, но Богу, и Бог не оставит меня, – говорила она.
Ответ этот привел в неистовство ее притеснителей, и они возразили, что Бог не станет покровительствовать непокорным, и грозили, в случае, если она добровольно не пойдет замуж, обвенчать ее силой, потому что епископ имеет право не признавать сопротивления невесты.
