Мичман Изи - Марриет Фредерик (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Когда это сделалось известным, король отменил свой приговор. Моя мать была заключена в монастырь, где умерла, надеюсь, в мире; а отец Игнацио бежал в Италию, и вскоре меня известили, что он умер.
Избавившись таким образом от своих главных врагов, я счел себя в безопасности. Я женился, но еще до рождения моего старшего сына мой брат достиг совершеннолетия и потребовал свою часть наследства. Я бы охотно уступил ему часть своего состояния как единоутробному брату, но не мог переварить мысли, что сын отца Игнацио, столько раз покушавшегося на мою жизнь, будет в случае моей смерти наследником моего титула и моих имений. Возник процесс, который кончился в мою пользу. Это послужило поводом к неумолимой вражде. Брат не хотел вступать ни в какое соглашение и преследовал меня, нередко угрожая моей жизни. Наконец, он погиб от рук своих агентов, принявших его за меня. Он оставил вдову и сына, дона Сильвио, без всяких средств к существованию. Я назначил вдове пенсию, а сыну дал тщательное воспитание, но он, как видно, наследовал ненависть отца.
Вчера уехали мои сыновья, гостившие здесь два месяца. Сегодня утром ко мне явились дон Сильвио и дон Сципио и, обвинив меня в убийстве их отцов, обнажили шпаги и хотели убить меня. Жена и дочь, услышав шум, прибежали ко мне на помощь — остальное вы знаете».
ГЛАВА XX
в которой наш герой попадает в кандалы
Размеры нашей повести не позволяют нам сообщить подробно обо всем, что происходило в течение двух недель, проведенных нашим героем у дона Ребьера. Дон относился к нему и Гаскойну, как к родным сыновьям. Дамы были не менее внимательны. Агнеса, естественно обнаруживала предпочтение или пристрастие к Джеку, и между ними возникло чувство, которое если и не было любовью, то было очень близко к ней; но оба они были еще слишком молоды, чтобы думать о браке, и хотя охотно гуляли и болтали, смеялись и шутили друг с другом, но всегда приходили вовремя домой обедать. При всем том молодой девушке казалось, что она предпочитает нашего героя даже своим братьям, а Джек находил, что это самая милая и очаровательная девушка, какую он когда-либо встречал. Прожив здесь две недели, наши мичманы простились с хозяевами и отправились на мулах, увешанных бубенчиками, в Палермо. Старая донна поцеловала их на прощанье, дон осыпал пожеланиями счастья, а у донны Агнесы дрожали губы, когда она прощалась с ними; когда же они уехали, она ушла в свою комнату плакать. Джек тоже был грустен — они оба не подозревали до прощальной минуты, как привязались друг к другу.
— Послушай, Изи, — сказал Гаскойн после довольно продолжительного молчания, — будь я на твоем месте, будь я любим такой очаровательной девушкой, я бы никогда не расстался с нею.
— Любим ею, Нэд! — возразил Джек. — С чего ты взял?
— Это очевидно, она только и жила в твоем присутствии. Всякий раз, как тебя не было, она не говорила ни слова и сидела грустная, как больная обезьяна; а лишь только ты появлялся, становилась лучезарной, как солнце, веселой и оживленной.
— Я думал, что влюбленные всегда грустны, — сказал Джек.
— Да, когда они в разлуке.
— Ну вот, я в разлуке с нею, и мне очень грустно, значит, по-твоему, я влюблен. Но разве можно быть влюбленным и не знать этого?
— Право, не знаю, Джек; сам я еще никогда не был влюблен, но видал многих. Моя очередь еще придет. Говорят, у всякого есть своя суженая, надо только ее найти. Я думаю, что ты нашел свою суженую, — голову дам на отсечение, что сейчас она плачет.
— Ты в самом деле так думаешь, Нэд? Едем назад — бедняжка Ангеса — едем назад; я чувствую, что люблю ее, и скажу ей это.
— Вздор! Теперь поздно! Надобыло раньше сказать, когда вы гуляли в саду.
— Да я тогда не знал. Ну, хорошо, если ты думаешь, что возвращаться нелепо, то я напишу ей из Палермо.
Поздно вечером наши авантюристы прибыли в Палермо. Они остановились в гостинице, и Гаскойн немедленно написал от имени обоих дону Ребьере, уведомляя его об их благополучном прибытии и выражая благодарность за его ласку; а Джек сочинил по-испански послание Агнесе, в котором клялся, что ни время, ни прилив, ни вода, ни воздух, ни небо, ни земля, ни старший лейтенант, ни разлука, ни даже сама смерть не помешают ему вернуться и жениться на ней при первом удобном случае, и умолял ее отказывать тысячам женихов, которые будут добиваться ее руки, так как он вернется непременно, — когда именно, он не сообщил.
Письма эти были вручены проводнику, который должен был вернуться с мулами. Он получил при этом щедрую награду; и так как наш герой наказывал ему беречь письмо, то итальянец естественно заключил, что письмо следует передать потихоньку; так он и сделал, улучив минутку, когда Агнеса гуляла в саду, думая о нашем герое. Агнеса убежала с письмом в беседку, прочла его раз двадцать, поцеловала его раз двадцать и, наконец, спрятала на своей груди. Письмо было написано на плохом испанском языке и достаточно нелепо по содержанию, но она нашла его восхитительным, поэтическим, классическим, сентиментальным, убедительным, красноречивым, неопровержимым и даже грамотным; так как если испанский язык нашего героя был плох, то хороший испанский язык не годился ему в подметки. Увы! Агнеса, очевидно, была бесхитростная девушка, если могла прийти в восторг от любовного письма мичмана. Она снова ушла в свою комнату плакать, но уже от избытка радости. Читатель, пожалуй, сочтет Агнесу дурочкою, но он должен принять в соображение климат и то обстоятельство, что ей было всего пятнадцать лет.
Дон Филипп и дон Мартин, извещенные доном Ребьеро, явились в гостиницу и приветствовали наших мичманов. Это были очень милые молодые люди восемнадцати и девятнадцати лет, состоявшие на военной службе. Джек пригласил их обедать, и вскоре они и наш герой стали неразлучны. Они приглашали его в театр, познакомили с местной знатью и так как Джек не жалел денег и был очень красивый малый, то его всюду принимали охотно; дамы нередко делали ему глазки, но Джек отделывался учтивостями, так как не мог забыть Агнесы.
В один прекрасный день фрегат его величества «Аврора» бросил якорь в Палермской гавани, и Джек и Гаскойн, бывшие на вечере у герцога Пентаро, встретились с капитаном «Авроры», который тоже оказался в числе приглашенных. Герцогиня познакомила их с капитаном Тартаром, который, видя их в штатском платье, решил, что это молодые богатые англичане, путешествующие ради собственного удовольствия, и был очень мил и любезен. Джеку так понравилась его любезность, что он просил капитана отобедать у него завтра; капитан принял приглашение, и они расстались, обменявшись рукопожатиями и выразив друг другу удовольствие по поводу приятного знакомства. Обед у Джека был роскошный и гостей довольно много. Сицилийцы вообще умеренны в отношении вина, но капитан Тартар любил выпить, и хотя остальная компания отправилась после обеда на вечер, но Джек из вежливости остался с капитаном. Гаскойн тоже остался, опасаясь, как бы Джек под влиянием вина не выдал их секрета.
Капитан был очень разговорчив. Узнав, что Джек единственный наследник Форест-Гилля, имения в 600 акров, он преисполнился к нему почтением и был очень рад такому хорошему обществу. Он спросил Джека, как он попал сюда? Джек отвечал, что он прибыл на корвете Е. В. «Гарпия». Гаскойн толкнул было Джека, но бесполезно, так как вино отуманило голову нашему герою.
— О, так вас перевез Уильсон; это мой старый приятель.
— И наш тоже, — отвечал Джек, — от чертовски добрый малый.
— Где же вы были с тех пор, как приехали? — спросил капитан Тартар.
— На «Гарпии», разумеется, — отвечал Джек, — я принадлежу к ее экипажу.
— К ее экипажу? В качестве кого, смею спросить? — сказал капитан Тартар гораздо менее любезным и почтительным тоном.
— В качестве мичмана, — ответил Джек, — так же как мистер Гаскойн.
— Вот как! Стало быть вы взяли отпуск?
— И не думали, — возразил Джек, — вот я вам расскажу, как все это вышло, старина.
