Снова три мушкетера - Харин Николай (список книг .txt) 📗

Помрачнев, он заперся у себя, чтобы не видеть ненавистного хозяина, и почувствовал себя еще хуже прежнего. С ним не было даже Планше. Он был одинок.

«Атос сейчас, наверное, медленно напивается; а когда Атос напьется, разговаривать с ним — это все равно что пытаться разговорить медный подсвечник. Арамис поглощен мыслями о госпоже де Шеврез или занят своей диссертацией — ведь он твердо решил оставить службу по окончании войны. А наш добрый Геркулес, Портос, уже спит и видит себя богатым сеньором, супругом бывшей госпожи Кокнар. Таким образом, я предоставлен самому себе».

Не в силах более сидеть в четырех стенах, наш герой выбрался на свет Божий. Солнце начинало клониться к закату, но до наступления сумерек было еще далеко. Париж отпраздновал и теперь жил своей будничной жизнью. Со стороны набережных Сены с грохотом тянулись повозки с дровами, углем, сеном и винными бочками. К этому грохоту иногда примешивался шум многоместного дилижанса.

Испытывая одиночество, тянешься к людям, и ноги понесли д'Артаньяна к Новому мосту, который в описываемое время представлял собой одно из самых шумных и людных мест Парижа, не уступая в этом отношении Сен-Жерменской ярмарке.

Новый мост выделялся среди прочих белизной башни и перил, а также конной статуей бронзового Генриха IV, бесстрастно созерцавшего двигавшуюся у его ног парижскую толпу. Этот мост служил главным путем сообщения между берегами Сены. По этой причине тут шла бойкая торговля.

Вокруг «колеса фортуны» толпились дезертиры, безработные ремесленники, крестьяне, бежавшие в Париж, спасаясь от голода, маклеры, уличные зеваки и прочий сомнительный люд.

Бесцельно прогуливаясь по мосту, д'Артаньян меланхолически наблюдал за суетой цирюльников и зубодеров, облюбовавших мост, уличных хирургов и аптекарей-шарлатанов, продающих всевозможные мази, пластыри, чудесные лекарства и средства, спасающие от мужского бессилия и гибельного влияния комет и солнечных затмений.

Однако это поучительное для всякого человека с философским складом ума зрелище оставляло совершенно равнодушным нашего героя. Мы не хотим сказать, что д'Артаньян был лишен философской жилки. Отнюдь. Но он привык к этим картинам, чуть ли не ежедневно пересекая Сену по Новому мосту.

Пробираясь сквозь разношерстную толпу, он размышлял о своих сердечных делах и приходил к неутешительному выводу о том, что они плачевны и его любовный горизонт покрыт тучами. Камилла исчезла вместе со своим бывшим опекуном (мы говорим «бывшим», потому что девушка уже достигла совершеннолетия) в направлении Тура. Кто мог поручиться, что они разлучились не навсегда? Кто мог знать, надолго ли останется г-н Гитон там и не вздумается ли ему освободиться от малоприятной опеки кардинала?

Но печалили д'Артаньяна не столько эти мысли, сколько то, что Камилла не оставила ему никакого знака о себе. Может быть, она очень торопилась и не могла ускользнуть от глаз коменданта?

Но, может быть, она и не слишком огорчилась вынужденным расставанием? Возможно, для нее происшедшее — не более чем романтическое, но мимолетное приключение?

Терзаясь этим вопросом, мушкетер не мог, в свою очередь, не спросить себя о том же. Что значит эта девушка для него? д'Артаньян понимал, что образ бедной Констанции померк в его памяти. Зато Камилла де Бриссар стояла перед ним как живая. Он готов был узнавать ее почти в каждой хорошенькой женщине, встречавшейся ему на пути.

Стоя у перил моста и глядя на его опоры, как раз над небольшим островком, где сожгли тамплиеров, [14] - д'Артаньян был выведен из задумчивости знакомым голосом.

Глава девятнадцатая

Жемблу

В толпе зевак, что окружили одного из бесчисленных шарлатанов, разложивших на мосту свои снадобья, д'Артаньян узнал Мушкетона, громко торговавшегося с продавцом. Мушкетон был не один, его сопровождал какой-то, на вид весьма смышленый, малый примерно одного с ним возраста.

В том состоянии духа, в котором находился наш герой, приятно встретить даже слугу, хотя бы потому, что с ним можно поговорить о хозяине.

— Эй, Мушкетон! Подойди-ка сюда, — окликнул его д'Артаньян.

Мушкетон живо обернулся и, увидев лучшего друга своего господина, поспешил на зов. Его спутник последовал за ним, оставаясь несколько сзади и на всякий случай сняв шляпу.

— Добрый вечер, господин д'Артаньян. Разрешите выразить вам свою радость и удивление.

— Здравствуй, Мушкетон. Позволь узнать, чем вызваны эти чувства?

— Радость — встречей с вами, а удивление…

— Что же ты остановился? Продолжай.

— Просто… не так-то часто встретишь в толпе этих гнусных шарлатанов и подозрительных людей такого важного господина, как вы, сударь. Ведь вы теперь лейтенант королевских мушкетеров.

— А-а, — протянул д'Артаньян с легким смущением. — Видишь ли, с некоторых пор, любезный Мушкетон, меня тянет к наблюдениям человеческой природы во всех ее проявлениях.

— Понимаю, сударь. Это называется «философия». В точности то же самое настроение частенько теперь случается и у господина Портоса.

— Вот как? Признаться, ты тоже, в свою очередь, удивил меня, Мушкетон. Если я имею повод для «философии», как ты это называешь, потому что, должен признаться, мне очень не хватает Планше и тяжело думать, что с ним случилось что-нибудь недоброе, то Портос должен чувствовать себя на вершинах блаженства — ведь он счастливый жених!

— Все это так, сударь, но…

— Что же?

— Но вы ведь знаете, как господин Портос привязан к вашей милости, а также к господину Атосу и господину Арамису.

— Это правда. И он прекрасно знает, что мы испытываем к нему те же дружеские чувства.

— Вот по этой самой причине мой хозяин не слишком-то весел. Ведь нам придется уехать из Парижа.

— Так Портос не остается в Париже?!

— К несчастью, это невозможно, сударь! Таково настоятельное желание госпожи — она хочет жить в своем поместье.

— Но, по крайней мере, твой хозяин может себя поздравить с молодой, красивой и знатной женой.

— Конечно, сударь, однако…

— Ты опять не договариваешь, Мушкетон?

— Сказать по правде, сударь, мой хозяин не очень-то позволяет мне разговаривать на эту тему…

— Но мне-то ты можешь сказать?!

— Конечно, господин д'Артаньян. Однако мне не хотелось бы, чтобы господин Портос узнал о нашем разговоре.

— Ну, если дело обстоит так серьезно, я прекращаю всякие расспросы.

— Нет-нет, сударь! — вскричал славный малый, который искренне любил д'Артаньяна и чувствовал себя очень неловко из-за того, что их беседа приняла такой оборот. — Только не подумайте, что я что-то скрываю от вас.

— Я и не думаю этого. Успокойся, мой милый Мушкетон. Лучше давай переменим тему, и ты расскажешь мне, что это за снадобье ты хотел купить в этом сомнительном месте.

— Ах, сударь. Вы снова задали мне такой вопрос, что тему переменить никак не удастся.

— Черт возьми! Здесь опять замешана герцогиня?!

— Именно так, сударь. Я ищу одно восточное средство от морщин, без которого господин Портос приказал мне не возвращаться домой.

— Как?! У Портоса никогда не было морщин! Неужели его довела до них «философия»?! Я-то думал, что Портосу, во всяком случае, морщины не грозят никогда.

— Что вы, сударь! Дело еще не так плохо. Я должен открыть вам один секрет.

С этими словами Мушкетон подошел к д'Артаньяну, огляделся по сторонам и, приняв все эти меры предосторожности, прошептал ему на ухо:

— У господина Портоса, слава Богу, нет морщин. Но они есть у невесты.

— Черт возьми!

— Увы, это так, сударь.

— Значит, новобрачная уже перешагнула возраст цветущей юности?

— Примерно так, сударь.

«Вот оно что, — сказал себе д'Артаньян. — Значит, Портос женится на деньгах». Вслух же он произнес:

— Послушай-ка, Мушкетон, мы болтаем с тобой уже добрых полчаса, а ты все еще не представил мне своего товарища.