Граф Вальтеоф. В кругу ярлов - Даймоук Джульетта (книги без регистрации .TXT) 📗
– Не нужно бояться, – почти улыбаясь, сказал он. – Я еще не сошел с ума и не сделаю ничего такого, что подвергнет нашу жизнь опасности.
– Слава Богу, – ответил Торкель и вышел. Он хотел было взять графа за плечи, сказать ему, что он еще так молод, что в мире полно других женщин, что первая любовь проходит. Но, если он думал, что его господин оставил надежды насчет Эдит, он ошибался.
– Она будет моей, – сказал, граф, – назло всем им. – Он рассмеялся невеселым смехом. – Той ночью ты совсем отчаялся?
– Только не я. – Торкель пожал плечами. – Опустить голову в помойное ведро – прекрасное средство не видеть того, чего не хочешь видеть.
– Иногда весь мир кажется помойным ведром, – заметил Вальтеоф. «Торкель, – подумал он, – не понял, и это было к лучшему».
Но, оставшись один, гуляя по коридору, он дал волю своим чувствам. Никто, даже Торкель, не могли понять, что для него значила Эдит. Он подумал о Гарольде и его преданности Эдит, которая продолжалась более пятнадцати лет; даже женитьба на сестре Эдвина – Альдит – не смогла этого изменить. Бедная Альдит, она никогда не видела от Гарольда любви, хотя так этого хотела; ночью она должна была лежать рядом с ним, зная, что его сердце отдано другой женщине. То же самое может быть и с ним, думал Вальтеоф, если он женится на ком-либо, кроме Эдит.
Дебош прошлой ночью мало чем помог, только одурманил его, а проститутка, с которой он имел дело, только немного облегчила его боль. Проснувшись на рассвете, он увидел ее немытую кожу и несвежую солому тюфяка. Любовь к Эдит снова заполнила его, он представил, как всю ночь проводит с ней, и он бросился вон из грязной постели и вернулся во дворец, пройдя через задние ворота, где Роджер договорился со стражей. Он вдохнул морозного свежего воздуха огромным глотком, как будто хотел очистить и ум, и тело от ночных деяний, и, видя, как поднимается солнце, красно – оранжевое, зажигающее живым прекрасным огнем крыши маленького города, он снова почувствовал себя самим собой. Если бы снова между ним и Вильгельмом состоялся разговор, он не сдался бы так легко.
Он нашел Ланфранка за диктовкой письма, но аббат немедленно выслал писаря, как только увидел гостя. Он пригласил его присесть, бросив на него проницательный взгляд, который сказал ему достаточно много, и спрятал руки в рукава.
– Умоляю, скажите мне, чем я могу служить вам, сын мой.
Этот жест так напомнил Вальтеофу Ульфитцеля, что ему внезапно с невероятной силой захотелось домой, в Кройланд, в аббатство. Он вздохнул:
– Думаю, вы знаете, отец. Не могу поверить, что вы, единственный их всех, не знаете о том, что случилось вчера – не знаете о предложении леди Эдит, которое я сделал королю, и ответ.
– Все это я знаю, – ответил Ланфранк. Его ярко-голубые глаза остановились на лице Вальтеофа. – Вы ждете от меня совета?
– Если можете, аббат. Я не знаю, – он продолжал с доверием, в желании преодолеть себя. – Я и не предполагал, что любовь может быть такой сильной. Я думал, что так бывает у простолюдинов или у обрученных, но это вовсе не значит, что дело должно закончиться свадьбой.
Ланфранк загадочно улыбнулся:
– Это редкость, но были любовники в давние времена, которые думали, что любовь – важнее всего и что нет ничего плохого в том, чтобы подчиниться сильному чувству. Есть только одна жемчужина такой цены, – он взглянул на Вальтеофа, – о которой, я думаю, ты знаешь, сын мой.
Вальтеоф кивнул. Он вспомнил Пасху в Фекаме и его радость тогда и встречу с Эдит в саду.
– Что я должен делать?
– Оставь это на время, – посоветовал аббат. – Не позволяй миру знать, что творится в твоем сердце, и молись, чтобы все сотворил Бог. Я, конечно, постараюсь поговорить с королем, но я хорошо знаю его – всякое упоминание об этом сейчас только разозлит его еще больше. Потерпи и ты и, может быть, еще будешь счастлив.
Вальтеоф встал, подошел к узкому оконцу и выглянул. Он видел серебряный свет Сены вдалеке, лодочки, плывущие по ней, и большое судно, пристающее к берегу. За ней – темный лес Румара, где сейчас шла королевская охрана. Где сейчас Эдит? Далеко, на дороге в Шампань, как всегда, прямо в седле, и, возможно, ее темные волосы выбились из-под зеленого капюшона. Так же она несчастна, как и он? Он подумал о своем вчерашнем унынии, отчаянии, гневе, желании убить. Если бы он мог убить вчера Ива, Мейбл, самого Вильгельма – он бы это сделал. После долгого молчания он повернулся к аббату:
– Исповедуйте меня, отец.
– Охотно, сын мой. – Ланфранк взял со стола епитрахиль и надел ее. Его окружал ореол святости – как будто и не было ничего в жизни суетного.
Смиренно преклонив колена перед этим человеком, имевшего равно репутацию святого и государственного деятеля, Вальтеоф почувствовал облегчение. Если даже Ульфитцель его ничему не научил, то показал, в чем последняя надежда.
На следующий день, за обедом, Вильгельм созвал своих английских гостей и объявил, что через два дня они возвращаются в Англию. Эта новость была неожиданной, но они уже начали разбираться в его характере. Он быстро делает то, что считает нужным, и того, кто за ним не поспевает, попросту игнорирует.
Весь двор погрузился в суматоху приготовлений, и в точно назначенное время Вильгельм выехал во главе длинной процессии баронов, рыцарей и воинов. Было ужасно холодно, но в этот зимний день они представляли собой красочное зрелище с развевающимися знаменами.
Ричард из Руля тоже был с ними. Он принадлежал к избранной группе рыцарей, которые охраняли персону короля, и Вальтеофа согревала искренняя радость Ричарда по поводу того, что он может сопровождать своего друга в Англию.
– Я рад, что ты к нам присоединился, – сказал он тепло, – но боюсь, что твоя мать будет очень скучать без тебя.
Ричард пожал плечами:
– Возможно, но она знает, что мужчины не сидят перед камином.
Его присутствие, его такт и доброта были сейчас очень кстати, и Вальтеоф хотел лишь не видеть Ива, но господин Таллебуа тоже был в этой компании, и надменность его возросла еще больше с того случая в конюшне.
Англичане держались вместе. Эдвин ехал надутый, потому что возвращался домой без обещанной невесты, Моркар толковал о своих землях и о том, что надо сделать, когда они снова будут на родной земле, когда к ним сбегутся все люди из дома Леофрика – его одолевали мысли о восстании. Шериф Мэрсвейн думал только о своей жене и детях и о том, как он, наконец, снова будет сидеть в зале в родном городе Линкольне. Хакон мечтал о девушке из Фотерингея, а Ульф с удовольствием представлял, сколько он всего расскажет сестрам в Геллинге. Принц Эдгар Ателинг с сожалением попрощался с сыновьями короля, в компании которых ему было приятнее, чем с людьми, которые от него так много ждали. Торкель ехал рядом с Вальтеофом, благодаря Бога за то, что они, наконец, покидают эту землю, принесшую им мало добра. Оти Гримкельсон, сохраняющий свое обычное безмолвие, вполне разделял радость Торкеля по поводу окончания изгнания.
Сам же Вальтеоф, отпустив поводья Баллероя, так как длинная колонна ехала медленно, вспоминал замечание Вильгельма прошлым вечером за ужином. «Позвольте нам надеться, граф Вальтеоф, что у нас не будет в Англии разногласий ни при дворе, ни на поле битвы. Мир может быть только при одном господине». Это было правдой. Они были покоренным народом, и не могли рассчитывать ни на изысканное гостеприимство, ни даже на дружелюбие. Он хотел бы никогда не принимать Вильгельма королем, он был бы рад уж лучше оказаться в тюрьме или драться где-нибудь на севере, чем так покорно уехать в Беркхамстед в тот холодный декабрьский день, год назад. Что заставило его принять как господина, более того, почти как друга – этого человека, которого он теперь хорошо знал как безжалостного хозяина и иноземного короля. Но он знал, что его судьба не могла быть иной и что это она привела его в зеленую страну, к Эдит.
Когда он стоял на корабле рядом с молчаливым Торкелем и смотрел на таявшую вдали Нормандию, он думал о том, что все больше отдаляется от своей любви и от того лучшего, что в нем было. Сильный ветер растрепал его волосы, и он плотнее закутался в меховой плащ. Он вспомнил вдруг, что этот плащ был на плечах Эдит в лесной хижине, и он завернулся в него еще плотнее, стараясь почувствовать ее тело, к которому прикасался мех плаща. Увидит ли он когда-нибудь ее снова? Брызги ослепили его, и когда он снова посмотрел на берег, тот уже исчез в тумане.
