Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
— Быть может, напротив, — помогли.
Елизар рассмеялся:
— Ты как всегда прав. Действительно, гораздо лучше сидеть сейчас здесь за столом, чем гнить в днепровском иле. Кстати, ты так никогда и не рассказывал мне, а что собственно привело тебя к этому обрыву.
— О, это очень мрачная история, и долгие годы она тяжелым бременем лежала на моей душе, но время все лечит, память стирается и по сравнению с тем, что было потом, прошлое перестает казаться таким страшным, даже порой думаешь: да не было там ничего особенного… Очень простая история, Елизар. Семнадцатилетнего мальчишку-сироту, которого из жалости приютили родственники, приметила богатая молодая красавица. Заманила, завлекла, кормила, поила, ласкала, и все было бы замечательно, если бы не было у этой красавицы ревнивого мужа. Он был, как ты сейчас, — купец — помню его хорошо: свирепый бородатый Григорий Кураев, ну и так же как ты, отлучался часто по своим купеческим делам. А у нас с его красавицей-женой така-а-а-я любовь была — м-м-м… И очень хотелось ей ребеночка, поскольку с этим Кураевым что-то у нее не получалось. И вот в один прекрасный день говорит она мне: «Будет у нас дитя — такое нежданное счастье ты мне подарил, а потому нареку я его Нежданом». «А вдруг девочка?», — спросил я. «Значит будет Неждана». И наша любовь продолжалась, пока она не родила.
— Неждан Кураев??? — изумился Елизар.
— Да, да. Я никогда не говорил тебе, потому что в этом не было необходимости и, кроме того, я хотел, чтобы он добился знаний, славы и богатства не как сын кое-кому известного Симона Черного, а как никому не известный сирота Неждан Кураев. Но он не знает, что я его отец. Он — сирота, а я лишь богатый дядя, который вытащил его из приюта для сирот, дал хорошее воспитание и образование…
— Тебе все блестяще удалось — он очень способный юноша. Овладеть одиннадцатью языками к двадцати годам…
— И все это благодаря встрече с тобой, потому что тогда, в семнадцать лет, все выглядело иначе.
— А что, собственно, случилось?
— Случилось страшное. Вначале супруге удалось убедить ревнивого мужа, что это его ребенок, но как всегда, нашлись добрые люди, которые видели, как совсем юный красавец ходит по ночам в дом купца в его отсутствие. А был Григорий Кураев нрава свирепого, особенно, когда выпьет. Вот он выпил и стал пытать свою несчастную жену, а главное хотел задушить ребенка. Мать, защищала дитя как львица, но Кураев схватил топор, и от ее красивого и всегда благоухающего тела осталась лишь страшная груда кровавого мяса, и едва не захлебнулся материнской кровью прикрытый ею младенец. Впрочем, это спасло ему жизнь. Кураев решил, что покончил с обоими, а потом выпил еще и вонзил себе в сердце длинный и тонкий кинжал. Так их и нашли слуги, а тут я, ничего не подозревая, явился вечером, не зная о внезапном возвращении хозяина… Меня отвели в спальню и показали, как теперь выглядят моя возлюбленная и ее супруг. Вот тогда-то вырвался я от них и побежал к обрыву с твердым намерением так с разбегу и прыгнуть, а тут гляжу — навстречу мне бежит такой же как я парнишка, весь белый как мел. И хоть совсем не до смеха было, но ты помнишь…
— Да, я помню. Мы истерично расхохотались, а слезы градом лились из наших глаз. Мы обнимались и цепко хватались друг за друга, будто искали один в другом спасения …
— Выходит, нашли. А ты-то, как там оказался? Тоже ведь никогда не рассказывал, что стряслось.
— Моя история гораздо банальнее. И хотя крови в ней нет, покойников побольше чем у тебя. Но они не просто покойники — это мои родные отец, мать и сестры, которых я очень любил. Но еще больше я любил также улицу и компанию мальчишек, с которыми мы гуляли, дрались, подворовывали, и самое главное — азартно играли. И порой по-крупному. Одним словом проигрался я. Все страшно банально: пошел домой и, когда родители уснули после обеда, а сестры играли в своей горнице, выкрал из отцовской сумы все золото, которое там нашел. Торопливо убегая, я опрокинул свечу, но мне показалось, что, падая, она погасла. Я отдал долг и снова стал играть, полностью отыгрался, и, быть может, выиграл бы еще больше, да тут прибежали за мной дети наших соседей и, причитая, наперебой звали домой, потому что дом наш горел. Когда я прибежал, пламя полыхало так, что невозможно было подойти близко. Кое-как, с большим трудом, залили огонь и растащили бревна, а потом нашли под ними четыре черных, сморщенных мумии: отец, мать и двое младших сестренок. Я повернулся и побежал на Днепр.
Они помолчали.
— Как, однако, любопытно складывается, — сказал Симон, — нас объединила вина, а вина требует искупления…
— Ты веришь в искупление грехов?
— Нет, — сказал Симон, — но я верю в определенный порядок равновесия добра и зла.
— То есть ты хочешь сказать, что если мы совершили некое зло, то для равновесия кто-то по отношению к нам совершит такое же?
Симон беззвучно рассмеялся:
— Да, но не совсем так. Понимаешь, Елизар, вовсе не обязательно, чтобы это равновесие касалось каждогочеловека. Просто, одни могут очень долго творить зло, а совсем другие, порой не повинные ни в чем, расплачиваться за это зло… Иначе как объяснить, что древние короли, императоры, и многие известные истории люди, пролившие моря крови, жили в счастье и довольстве долгие годы, не испытывая никакого раскаяния, и никакое зло им не воздалось. За них заплатили другие — невиновные… Но общее количество добра и зла осталось в равновесии…
— А почему так, Симон? Ты ведь мудрый книжник — скажи мне!
— Никто не знает ответа на этот вопрос. Думаю, его просто нет. В мире все есть так, как есть, и ничего большего.
— А Бог?
— Ну… Бог… Понимаешь, после всего, что со мной случилось тогда в юности, я перестал верить в Бога, но как ни странно, то учение, которое мы с тобой, скажем прямо, создали а потом привели в стройную систему при помощи старого, мудрого и богатого иудея Схарии, постепенно стало овладевать мной самим, и когда мы каждый раз начинаем и заканчиваем наши письма словами «Во имя Господа, единого и вездесущего!», я начинаю думать, что он, возможно, и правда есть, но совсем не такой, каким его представляют себе христиане. Бог не нуждается ни в каких человеческих молитвах, он вообще не ведет с людьми никакого диалога. Он лишь творит мир и наблюдает за тем, как все в этом мире происходит.
— Да, да, я помню, именно с этого утверждения мы и начинали. А в каких условиях, помнишь? Я в жизни не видал более страшного места, чем тот захудалый киевский монастырь, куда мы с тобой сдуру приперлись, воображая, что другой жизни для нас больше не осталось.
— Да, условия там конечно были не ах, но, Елизар, будь справедливым, мы очень многому научились там, и только потому, что уже нечего было больше читать, мы перешли в другой. Мы продолжали нашу учебу, читая древние книги, и скоро поняли, какую власть может иметь над людьми вера, и даже не столько вера, сколько хорошо отлаженная человеческая организация, которая якобы этой вере служит, а на самом деле, гребет кучами золото! Мы уже тогда с тобой это поняли, и у нас обоих дух захватило, от осознания, какие огромные возможности для двух нищих сирот открываются в этом направлении.
— Ну, извини меня — не совсем уж нищих… Украденные мной из дому плюс выигранные деньги очень помогли нам на первых порах. А вот скажи мне, я не помню, кому, собственно, первому пришла в голову эта идея: тебе или мне?
— Мы дошли до этого одновременно в ходе одной совместной ночной беседы. Мы как бы подсказывали друг другу, что можно сделать в этом направлении, и так у нас сложился грандиозный план. Нам больше не нужны были монастыри. Теперь нам нужны были деньги. Нам нужны были большие деньги для того, чтобы превратить их в еще большие.
— Но первые сторонники и братья по вере, еще не твердые, еще не уверенные, но уже готовые быть с нами, появились благодаря твоему красноречию, Симон…
— И в не меньшей мере твоему выигрышу, Елизар.
— Они помогли привлечь в наши ряды таких выдающихся людей как Никифор Любич, его покойная жена Маричка, а заслуги их дочери Марьи просто неоценимы… И тут конечно нам очень помог доктор Корнелиус — он почти поставил на ноги парализованного Никифора…
