Золото короля - Перес-Реверте Артуро (читать книги онлайн полностью .txt) 📗

— Что ж, тем лучше. Но если нас вынесет не на песок, а на эти скалы, ручаюсь, что потонем. И золото утопим.

Ползком, стараясь не поднимать головы, мы вернулись к остальным. Они лежали на разостланных плащах, погрузившись в терпеливое ожидание, неотъемлемое от избранного ими рода занятий. Причем сами, без приказа, движимые безотчетным побуждением, разделились надвое, согласно капитановой диспозиции.

Солнце скрылось за верхушками сосен. Алатристе опустился на землю, придвинул к себе бурдючок и отпил вина. Расстелив одеяло, я улегся рядом с Себастьяном Копонсом, который дремал, лежа на спине, закрыв лицо носовым платком от мошкары и сложив ладони на рукояти кинжала. Ольямедилья подсел к Алатристе. Большими пальцами он вертел, а прочие сцепил в замок.

— С вами пойду, — произнес он негромко.

Я видел, как капитан, задержав на полдороге бурдюк, воззрился на счетовода и лишь после паузы ответил:

— Не самая удачная мысль.

Счетовод — осунувшийся и бледный, с отросшей за время пути эспаньолкой — казался сейчас особенно тщедушным и хилым. Однако губы его сжались упрямо:

— Это моя обязанность. Я — королевский чиновник.

Капитан некоторое время раздумывал, вытирая усы тыльной стороной ладони. Потом отложил бурдюк и откинулся на песок.

— Дело ваше. Никогда не влезаю в то, кто кому что обязан. — Помолчал, предаваясь размышлениям, и добавил, пожав плечами: — Будете под началом у Себастьяна.

— Почему не под вашим?

— Потому что не стоит класть все яйца в одну корзину.

Ольямедилья устремил на меня взгляд, который я выдержал, не моргнув:

— А мальчик?

Алатристе, мельком посмотрев на меня, расстегнул пряжку ремня, сняв его, обмотал вокруг шпаги и кинжала. Положил на свернутое валиком одеяло, служившее ему изголовьем, снял колет.

— Иньиго будет при мне.

И, сдвинув шляпу на лицо, распростерся, намереваясь отдохнуть. Ольямедилья поглядел на него и снова завертел большими пальцами. Сегодня он казался не таким непроницаемо-бесстрастным, как прежде: создавалось впечатление, будто его томит некая мысль, которую он не осмеливается высказать. Но вот он все же решился:

— А скажите, что будет, если люди сеньора Копонса промедлят?.. Или не успеют вовремя извлечь из трюма то, что нам нужно?.. Иными словами… Кхм… Что будет в том случае, если с вами, капитан, что-нибудь случится?

Алатристе, не шевельнувшись и не сдвигая шляпу, закрывавшую ему лицо, ответил:

— Что будет, не знаю. А вот чего не будет, могу сказать определенно: дела мне — до «Никлаасбергена».

Я заснул. Как часто случалось во Фландрии перед переходом или боем, — смежил вежды и постарался использовать досуг, чтобы восстановить силы. Поначалу это была легкая дремота: я то и дело открывал глаза, ловя последний свет дня, посматривая на разлегшихся вокруг товарищей, слушая их дыхание и похрапывание, приглушенные разговоры. Капитан по-прежнему лежал неподвижно, накрывшись шляпой. Но постепенно меня сморило, и я плавно закачался на черных ласковых волнах, уносивших меня в открытое море, до самого горизонта заполненное бесчисленными парусами. Как всегда бывало, появилась под конец и Анхелика де Алькесар. И опять я утонул в глубине ее глаз и ощутил сладостное прикосновение ее губ. Я оглянулся по сторонам, ища, с кем бы поделиться своей радостью, и тотчас увидел в туманной дымке голландского канала неподвижные тени отца и капитана Алатристе. Шлепая по грязи, кинулся к ним и поспел как раз вовремя, чтобы обнажить шпагу перед неисчислимой ратью призраков, встающих из могил в заржавленных латах и шлемах, сжимающих костлявыми руками оружие, глядящих на нас бездонными пустотами глазниц. И открыл рот, чтобы выкрикнуть в тишине древние слова, уже лишенные смысла, ибо время уже вырывало их у меня изо рта одно за другим.

Чья-то рука легла мне на плечо, и я проснулся.

— Пора, — шепнул капитан мне на ухо, почти щекоча его усами. И я открыл глаза. Костров не разводили, огня не зажигали. Ущербная луна лила слабый свет, в котором, впрочем, можно было разглядеть движущиеся вокруг меня силуэты. Слышались краткие слова, произносимые полушепотом. Я по звуку определял, что происходит — вдвигаются шпаги в ножны, застегиваются пуговицы, плотней затягиваются все ремни, пряжки и крючки, место шляп занимают головные платки, обматывается тряпьем оружие, чтобы бряцаньем своим не выдало раньше времени. Как приказал капитан, пистолеты оставили на берегу вместе со всем прочим скарбом: на захват «Никлаасбергена» мы шли с холодным оружием.

Развязав на ощупь наш баул, я надел свой новый замшевый колет — еще достаточно плотный и толстый, чтобы защитить от скользящих ударов. Потуже приладил ремешки альпаргат, закрепил кинжал на поясе, для надежности прихватив рукоять бечевкой, и перекинул через плечо кожаную перевязь со шпагой, доставшейся от альгвазила. Вокруг меня товарищи высасывали последние капли вина из бурдюков, облегчались перед боем, переговаривались вполголоса. Алатристе на ухо давал Копонсу последние наставления. Отступив на шаг, я наткнулся на счетовода Ольямедилью, который узнал меня и без особой сердечности похлопал по спине — приняв в рассуждение, сколь кисел сей субъект, это можно было расценить как наивысший знак дружеского расположения. Я заметил, что и у него к поясу прицеплена шпага.

— Пошли! — скомандовал капитан.

И мы, увязая в песке, двинулись. Кое-кого из тех, кто шагал рядом, я узнавал — вот долговязая и худощавая фигура Сарамаго-Португальца, вот широкоплечий силуэт Бартоло Типуна, а вот приземистая тень Себастьяна Копонса. В ответ на брошенную кем-то шутку прозвучал задавленный смех мулата Кампусано. Капитан шикнул, и больше никто уже не осмеливался переговариваться в полный голос.

Когда проходили мимо сосняка, оттуда донеслось ржанье, и я заметил меж деревьев несколько лошадей, а рядом — смутные очертания их хозяев. Без сомнения, это были те люди, которым после того, как галеон сядет на мель, предстояло заняться золотом в трюме. Подтверждая мою догадку, из-под сосен выступили три фигуры, и, приглядевшись, я узнал в них мнимых охотников. Они о чем-то кратко посовещались с подошедшими к ним капитаном и Ольямедильей и вновь скрылись в чаще. Теперь мы поднимались по крутому склону дюны, по щиколотку увязая в песке, и на его светлом фоне четче вырисовывались наши силуэты. Когда достигли вершины, донесся до нас шум прибоя, и легкий ветерок освежил разгоряченные лица. Перед нами возникло обширное темное пятно, на котором до самого невидимого горизонта поблескивали светящиеся точки — кормовые стояночные огни мерцали в черной воде, как отражения звезд. Вдалеке, на другом берегу, можно было различить фонари Санлукара.

Теперь мы приближались к урезу воды, и песок глушил звук шагов. Позади раздался голос Сарамаго-Португальца, еле слышно читавшего:

Передо мной приборы разложили, Я высоту стал солнца замерять, Спеша найти с усердьем неизменным, Тех мест расположенье во Вселенной note 18.

— Что это за бред? — осведомился кто-то, и португалец, нимало не обидевшись, объяснил, несколько гнусавя и подсвистывая на согласных, что на Лопе и Сервантесе свет клином не сошелся, есть еще и Кэмоинш, а сам он, Сарамаго, перед схваткой всегда повторяет эти строки, идущие у него из глубины души, а кому не пришлись по вкусу «Лузиады», тот может отправляться к такой-то и такой-то матери.

— Передо мной приборы разложили, а мы на вас с прибором положили, — вполголоса откликнулся кто-то.

Иных комментариев не последовало, и Сарамаго продолжал бормотать себе под нос бессмертные октавы. Привязанные к сваям, покачивались на воде две лодки, явно предназначенные для нас: в каждой сидело по человеку. Мы столпились на берегу в ожидании.

— За мной, — сказал Алатристе своим.

Он был без шляпы, в нагруднике из буйволовой кожи, с кинжалом и шпагой у пояса. Разделившаяся надвое команда стала прощаться — зазвучали шуточки, пожелания удачи и неизбежное при сей верной оказии бахвальство насчет того, сколько глоток перережет каждый, только дай. Не было недостатка и в бранных словах, звучавших, когда кто-нибудь оступался в темноте, и призванных скрыть известную тревогу. Себастьян Копонс повел своих людей ко второй лодке.