Салют из тринадцати орудий (ЛП) - О'Брайан Патрик (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Конечно, Мэтьюрину досталась каюта бывшего хирурга, которая оказалась очень удобной для хранения образцов и для отдыха ночью, когда капитан громко храпел. Но это ни в коей мере не повлияло, матросы были трогательно ему благодарны.
В каюту пришло сообщение. Доктор Мэтьюрин приносит свои извинения, но не может вернуться. Он вынужден провести операцию. И если мистер Эдвардс хочет присутствовать при ампутации, то ему стоит поспешить, желательно прихватив с собой старый сюртук.
Эдвардс извинился и поспешил. Джек и посланник же остались, бессвязно беседуя об общих знакомых, Королевском обществе, стрельбе из орудий, вероятности плохой погоды и о том, что личные запасы кончатся еще до Батавии. Расстались они в конце первой собачьей вахты (общий сбор отменили ради капитанского пира).
Между Фоксом и Обри сложились любопытные отношения. В столь ограниченном пространстве их общение не могло оставаться официальным, не переходя грань абсурда (и явной неприязни) — единственным местом для прогулок был квартердек длиной шестьдесят восемь футов и шириной тридцать два фута. Но радушными отношения так и не стали, застыв на стадии довольно близкого знакомства, строгой вежливости и мелких любезностей, достигнутой где-то после двух первых недель.
Радушными они не стали и на тридцать седьмом градусе южной широты, несмотря на ежедневную суету боевой тревоги во время общего сбора, несмотря на орудийную стрельбу, заметно интересовавшую посланника, и несмотря на более-менее регулярные еженедельные приглашения на обед, немалое количество виста и бэкгэммона и несколько партий в шахматы. Не намечалось прогресса, и когда «Диана» достигла 42°15' ю.ш. и 8°35' в.д. после недели неожиданно мягкого брамсельного и даже бом-брамсельного ветра.
Стояло ясное утро, но когда Стивен поднялся на палубу после обхода лазарета, то заметил, что Джек, Филдинг, штурман и Дик Ричардсон понимающе смотрят на небо.
— А вот и вы, доктор, — поприветствовал Стивена Джек. — Как ваш пациент?
У Стивена было несколько пациентов. Двое — с сифилитической гуммой, доживающие последние дни, и несколько серьезных случаев легочных болезней, но он знал: для моряков что-то значат лишь ампутации.
— Он поправляется довольно неплохо, спасибо. Пребывает в бо̀льшем душевном и телесном комфорте, нежели я ожидал.
— Искренне рад, потому что, думается, всем вашим пациентам предстоит отправиться в трюм. Поглядите вон на то облачко к весту от солнца.
— Я там вижу тусклое призматическое гало.
— Это ветровое гало. «Если гало поутру, моряку не по нутру».
— Кажется, вы не расстроились.
— Я в восхищении. Чем быстрее мы подхватим настоящие весты, тем больше я буду счастлив. Они уже и так странно запаздывают, но дуть скорее всего будут необычайно сильно, раз уж мы так далеко к югу. Хей, мистер Краун, — Джек повернулся к улыбающемуся у среза квартердека боцману, — придется нам сворачивать работу.
Группа разделилась, и Филдинг попросил разрешения навестить Рейкса — матроса, которому Стивен ампутировал ногу.
— Сочувствую ему, — заметил лейтенант, когда они шли по нижней палубе.
— Естественно. Вы ведь оказались практически в одной лодке, если можно так сказать.
На самом деле их объединяла одинаковая травма — сломанные большая и малая берцовые кости, нанесенная одним и тем же инструментом — откатывающейся пушкой. Филдинг показывал неопытным морякам, как лучше управляться с орудием, и командир расчета слишком рано потянул спусковой шнур. Рейкс же пострадал оттого, что брюк, удерживающий орудие, порвался, и пушку бросило вбок. В его случае перелом оказался сложным, после нескольких многообещающих дней все-таки началась гангрена, распространявшаяся с пугающей скоростью. Ногу пришлось ампутировать ради спасения жизни. Филдинг же вполне поправился.
Джек уже обсудил все необходимое с боцманом и парусным мастером, так что двойные страховочные легкие перлини для мачт и бакштагов уже были приготовлены вместе с большим количеством штормовых парусов. Казначей, мистер Блай, и его стюард уже рассортировали и приготовили к выдаче в вещевой кладовой «магеллановки» [19].
Стивен уже давно договорился об организации вспомогательного лазарета на кормовой платформе орлоп-дека, частично заняв кокпит, а частично — капитанскую кладовую; при том волнении, которое ожидалось в высоких широтах, эти части корабля с меньшей вероятностью заливает. Свежего воздуха не так-то много, и между тропиками такое место для лазарета непригодно, но к югу от сороковой параллели простейший виндзейль направит вниз столько воздуха, что хватит даже астматику. Мэтьюрин, Макмиллан и их санитар Уильям Лоу навели последние штрихи утром, а потом начали переводить пациентов — товарищи крайне заботливо спускали их вниз на койках.
После этого доктор пообедал в кают-компании, как обычно — не как гость, но по праву. Большинство людей здесь ему нравилось. Пятнистый Дик Ричардсон — старый друг, а Филдинг — исключительно приятный собеседник. После того, как кают-компания справилась с определенной застенчивостью капитанского гостя, обнаружилось, что он отлично вписывается. Так получилось, что Мэтьюрин единственный из них бывал так далеко к югу — остальные служили в Вест-Индии, на Балтике, на Средиземном море и даже на Африканской станции, но ни разу не бывали южнее мыса Доброй Надежды. Так что большую часть обеда доктор отвечал на вопросы и описывал величественные моря пятидесятых широт, где гребни волн отстоят друг от друга на четверть и даже на полмили.
— Какой высоты они могут достигать?
— Не могу сказать в саженях или футах, но очень высокие. Достаточно высокие, чтобы скрыть линейный корабль. Мы теряли ветер между ними. Но когда ветер дул еще сильнее обычного, их вершины начинали завихряться на гребне, иногда обрушиваясь вниз белым водопадом, иногда заставляя всю огромную массу разрушаться в полном беспорядке взволнованной воды, разбивая следующие за ними волны. Как я понимаю, именно тогда нас подстерегала величайшая опасность быть залитыми с кормы или потерять управление.
— Боже мой! — воскликнул казначей. — Должно быть, это исключительно неприятная ситуация, доктор.
— Так оно и есть. Но еще большая опасность — наткнуться на ледяную гору. В этих водах они огромные, просто за пределами воображения. Видимая часть нависает высоко, а подводная далеко простирается по обе стороны, столь же опасная, как и любой риф. Темной ночью они невидимы, а даже если и нет, то при таком сверхъестественно сильном ветре нельзя рулить как хочется.
— Но разумеется, сэр, — поинтересовался офицер морской пехоты Уэлби, — они должны быть чрезвычайно редкими в этих судоходных краях?
— Наоборот, сэр. Мы проходили мимо десятков, некоторые из них частично были окрашены утонченным аквамариново-синим, об их бока бил прибой, отламывая высокие горы. Один такой, примерно полмили в ширину, нас частично повредил, едва не потопил и практически вывел из строя, оторвав руль. Было это на «Леопарде», пятидесятипушечном корабле.
После обеда Стивена дважды звали на палубу — один раз посмотреть на стаю касаток, а второй раз — на ошеломляющую перемену моря, из мутного, неразличимого, серовато-зеленого ставшего гладким как стекло и приобретшим такой аквамариновый оттенок, который как раз вспомнился при рассказе о «Леопарде» и айсберге. Остальную часть дня он провел в каюте, говоря на малайском с Ахмедом или слушая, как тот читает отрывки текста Фокса. Ахмед — мягкий, добродушный, веселый молодой человек — оказался отличным слугой, но для учителя был слишком почтительным. Он никогда не поправлял ошибки Стивена, всегда соглашался с его расстановкой ударений и проходил через невероятные муки в попытках понять, что ему говорят. К счастью, Стивен обладал даром лингвиста, хорошим слухом и цепкой памятью. Ахмеду после первых нескольких недель редко приходилось демонстрировать чудеса смекалки, чтобы понять доктора, и теперь они общались довольно легко.
