Княжий суд - Корчевский Юрий Григорьевич (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
— Исполню, как велишь, — пожал плечами Василий.
— С обозом и сам поедешь.
— Что-то я не пойму, князь. То управляющим в Охлопково ставишь, а то вывозить всех собрался.
— Ладно, скажу тебе, но больше никому не сказывай — ни к чему людей раньше времени тревожить. Как бы татары нонешним летом не ударили. Вот людей и берегу.
— Вот оно что! Так это почитай, ненадолго?
— Думаю, месяца на два.
— Эх, елки-моталки! Самая горячая пора ведь! Урожай, сенокос!
— Все успеем, лишь бы людей сохранить!
С присущей ему основательностью взялся Василий поручение мое исполнять. Оказалось, небыстрое это дело — живность распродать. Ну, с птицей — той проще. Связали лапы, да на подводу. Свиней — так же. А вот коров вести за веревку надо, да и шаг у коровы медленный. Как ее хворостиной не подгоняй, все равно — то траву сочную сорвать пытается, то у ручья норовит остановиться.
— Ох и намаялся я с коровами, барин! — жаловался Василий.
На вырученные деньги управляющий лошадей с подводами купил. То-то ратники дивились, глядя, как в ворота въезжает длиннющий обоз с порожними подводами.
Собрали в дальнюю дорогу холопов — в основном женщин, стариков и детей. Скарб их немудрящий на подводы погрузили. Впереди на телеге — Василий.
— Смотри, Василий, честь высокую тебе оказываю, и труд великий поручаю: доведи до Смоляниново всех целыми и невредимыми. Деньги на прокорм я тебе дал. В дороге Федор со своим десятком охранять вас будет. Доведешь обоз, отдохнешь там немного, и возвращайтесь с Федором.
— Федор! Сопроводишь обоз до поместья, два дня отдыха даю и — сюда.
— Слушаюсь, княже!
— А тебе, Тит, мой особый наказ — сбереги Набега! Обоз тронулся, и еще полчаса вытягивался из имения.
Осиротели без людей деревни: не слышалось привычного кудахтанья кур, не скрипели более вороты у колодцев, не топились печи. Дивясь наступившему безмолвию, крутились у курятников в поисках пищи вороны, отгоняя любопытную сороку; осмелели воробьи — порхали ватагами над пустующими дворами и суетились близ сараев, выискивая зернышки.
Неприятно было видеть, как затихли, словно от чумы вымерли, деревушки. И только в Охлопково продолжалась жизнь — выходили на поля холопы, да ратники круглосуточно несли службу, зорко наблюдая за окрестностями поместья и особливо — вглядываясь в дымку на горизонте с другой стороны Оки.
Наступил июнь. Поскольку дела, не терпящие отлагательства, были завершены, я решил съездить к Василисе, боярыне соседской, взяв с собой двух ратников из русинов.
Пару часов рысью, и мы — в деревне Окунево, у Куракиной. Сразу бросилось в глаза, что от былого пепелища и следа не осталось. Плотники ставили венцы из свежеошкуренных бревен, продолжая постройку новых боярских хором.
Завидела меня Василиса, вышла навстречу.
— Ой, князюшко! Рада видеть! — поклонилась в пояс. Я спешился и подошел к боярыне.
— Как здравствуешь, Василиса? Вижу, спорятся дела!
Боярыня обвела рукою новостройку:
— Вот, с Божьей помощью дом новый ставлю, еще краше прежнего будет! Приедешь на новоселье? — скользнула она по мне озорным взглядом.
Мне кажется, я немного смутился и покраснел. Мое невольное волнение не осталось незамеченным. Боярыня сделала всего-то один шажок навстречу, а сердцу вдруг отчего-то стало тесно в груди.
— А как же, боярыня, пригласишь — непременно буду, меда хмельного отопью, — ответил я с легким поклоном.
Поговорили, побалагурили.
— Боярыня, давай в сторонку отойдем, дело у меня к тебе важное.
— Я тут по соседству — временно — в избе расположилась, пока дом ладят. Может, туда и пройдем, коли дело тайное?
— Пойдем, — согласился я.
Зайдя в избу, Василиса отправила прислугу на улицу.
— Идите, отдохните покамест. Мне с князем дела решать надобно.
Сама уселась на лавку, рукой подбородок подперла:
— Слушаю, князь.
— Что ты все заладила — «князь» да «князь»! Али забыла, что меня Георгием звать?
— Не забыла, князь! Ой, прости — Георгий.
— Ты вот что, соседушка… Погоди со стройкой-то.
— Это что же так? — изумилась она. — К зиме хочу в новые хоромы перейти, тесно мне здесь ютиться. — Василиса обвела глазами избу.
— Не хочу панику поднимать раньше времени, Василиса. Однако же подозрения есть, что татары снова напасть могут.
— Ты же лихо их побил, Георгий! — беспечно махнула рукой боярыня. — И еще побьешь. — Ее глаза были полны восхищения.
— Те татары, что были, так — банда мелкая. А ноне, поговаривают, силы большие собираются. Если их пограничники не удержат, и они на Москву пойдут — как раз их путь через Коломну будет, стало быть, и через наши поместья.
— Ох, беда-то какая!
Василиса по-бабьи прикрыла рот ладошкой.
— Что же мне теперь делать? — вопрошающе смотрела она на меня.
— Отсеялась?
— А то как же!
— Собирайся сама, холопов — на подводы, и уходи. Есть где пересидеть лихое время?
— Сестра под Ярославлем замужем за боярином Замайским. К ней подамся. Думаю, не выгонит сродственницу.
— Вот и славно. Только — молчок, никому из холопов ни слова, чтобы паника не поднялась.
— А сестре?
Я передернул плечами.
— У тебя ведь пожар был?
Боярыня кивнула очевидному для нее, силясь понять, куда я клоню.
— Вот и скажи сестре — деревня вся сгорела, жить негде. Пока, мол, плотники избы ставят, пусть приютит на время.
— А что, так и скажу. Ох, князь, как же благодарна я тебе — упредил о беде. Надежный ты, мне бы мужа такого!
— Женатый я, Василиса, — ответил я тихо, глядя ей прямо в глаза.
Бедняжка! Смутившись, она растерянно посмотрела по сторонам, глаза наполнились влагой, на лице вспыхнул румянец, губы задрожали. Боярыня качнулась и, не подхвати я ее за талию, упала бы без чувств.
Руки ее внезапно обвили мою шею. От соприкосновения с пышной грудью и выступающим животиком по телу моему пошла волна тепла, нестерпимо заныло внизу.
— Ну что ты, что ты, Василисушка…
— Прости… прости… прости… — шептала она, пряча голову за моим плечом.
Не без труда — боярыня была тяжела — я подхватил ее на руки, чтобы отнести на постель. «Пусть полежит, успокоится, непросто ей без мужского плеча», — с сочувствием думал я, склонившись над лицом Василисы. Я отвел в сторону спадавший на лицо локон. Глаза ее были закрыты, но веки вздрагивали, ноздри расширились, выдавая разгоравшуюся страсть.
— Все будет хорошо, голубушка, — успокаивал я боярыню, поправляя плащ и намереваясь откланяться.
Василиса приоткрыла глаза и посмотрела на меня. О боже! В ее ожидающем взгляде было столько грусти, покорности и в то же время безнадежности своего положения, что у меня перехватило дыхание: она поняла, что я сейчас уйду.
Превозмогая себя, боярыня молча, в отчаянии, протянула руки, пытаясь что-то прошептать. Не находя во мне признаков ответа, она уронила руки, по щекам полились слезы. Василиса закрыла лицо руками, безуспешно пытаясь справиться с прорывающимся рыданием.
Видеть это было выше моих сил!
Я подошел к окну, задернул занавеску, проверил затвор на двери и, на ходу сбрасывая плащ, подошел к Василисе.
…«Да кто же выдумал столько застежек», — сердился я. Три, две, последняя… Я притронулся к упругим, покачивающимся грудям Василисы, из груди ее вырвался стон. Дальше все происходило как в угаре. Жаркая и ненасытная в любви оказалась боярыня, истосковавшаяся по мужской ласке.
И то сказать, управлять поместьем — мужская доля, здесь твердая рука и воля потребны. Хоть и удавалось боярыне с хозяйством управляться, да все равно ласки хотелось, опоры твердой.
…Мы посидели, приводя в порядок дыхание.
— Прощай князь, не знаю — свидимся ли боле. Коли татары нападут, как оно повернется? Знамо дело — государь на службу в ополчение тебя призовет, а и сам в имении не усидишь. Ты за чужими спинами отсиживаться не станешь. А удача в бою — девка переменчивая, тебе ли не знать этого.
