Вайделот - Гладкий Виталий Дмитриевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
– Почему?
– Я имел неосторожность описать в песенной форме диспут, предложенный тупоголовым профессором кафедры, – пардон муа, вашим коллегой, монахом-доминиканцем. А тема диспута была потрясающе интересной и познавательной: «Почему Адам в раю съел яблоко, а не грушу?» Мои стихотворные тезисы оказались настолько нетривиальными, что вся Падуя хохотала до колик в животе, а отцы-инквизиторы пришли в большое замешательство и промедлили с принятием решения, чем я и воспользовался, дав деру в эти Богом забытые места. Как-нибудь на досуге я спою вам свое произведение, чтобы услышать и ваше мнение о моих способностях по части схоластики.
Отец Руперт неопределенно пожал плечами и сглотнул голодную слюну – на стол начали подавать запеченных на костре каплунов. Их приносили в бадье и складывали горками на больших плоских тарелках.
Но мы как-то упустили из виду Ханса фон Поленца. Юный рыцарь по причине своего низкого статуса сидел рядом с поляками и от этого сильно страдал. И злился. Он был неглупым парнем и знал, что места размещения рыцарей за пиршественным столом были согласованы и утверждены заранее, поэтому быстро смекнул, кто подсунул ему такую свинью. Ханс несколько раз ловил на себе злобно-насмешливые взгляды Буркхарда фон Хорнхаузена, обладавшего весьма мстительным характером, о чем успели просветить юношу другие рыцари. Можно было не сомневаться, что завтра тевтонец постарается взять реванш за свой обидный промах.
Поймав в очередной раз взгляд Буркхарда фон Хорнхаузена, который сидел на другом, почетном конце стола с противоположной стороны, юный рыцарь насмешливо ухмыльнулся, поднял свой кубок и склонил голову, с отменной вежливостью поприветствовав тевтонца. Это «приветствие» подействовало на самолюбивого рыцаря как холодная вода на раскаленную в кузнечном горне сталь;он злобно зашипел, скрипнул зубами и с такой силой вонзил нож в тушку лежавшего перед ним каплуна, что пробил свою оловянную тарелку. Большинство присутствующих на пиру ели с тренчеров, и только маршалу и нескольким особо уважаемым рыцарям поставили тарелки – новинку, которая только начинала входить в моду среди европейской знати.
Тем временем пришла пора и Хуберту показать свое искусство. Ему очень хотелось спеть рыцарям несколько веселых песенок личного сочинения, но он боялся, что мрачным крестоносцам они придутся не по нутру. В текстах этих песен было столько сарказма и насмешек над рыцарством, что его не переварили бы даже крепкие желудки этих профессиональных вояк. Поэтому Хуберт с воодушевленным видом для начала исполнил песню-призыв к Крестовому походу:
Едва он закончил петь, как восторженный рев полусотни луженых рыцарских глоток поднялся к звездному небу (уже стемнело, и крепостной двор осветили факелами). Изрядно подпившие рыцари (те, кто побогаче и пощедрей; это были в основном поляки и венгры) стали швырять к ногам менестреля монеты, а маршал, сидевший во главе стола, произнес проникновенный тост, в котором вспоминал о братьях, погибших в Палестине за святое дело, и призывал покончить для начала с местными неверными, обратив в истинную веру тех, кого не сразит карающий рыцарский меч.
Когда рыцари немного успокоились, Хуберт не удержался и исполнил балладу знаменитого трубадура, провансальца Бертрана де Борна. Церковники его не очень привечали, зато среди рыцарей баллады де Борна пользовались неизменным успехом:
Хуберт пел почти час, а затем, сжалившись над бедным отцом Рупертом, устроил себе передышку, во время которой весьма прозрачно намекнул помощнику фогта, что он и его помощник голодны, поэтому больше не в состоянии развлекать пирующих.
Недовольный тевтонец провел их на кухню и сдал на руки поварам с наказом накормить. При этом помощник фогта шепнул кухмистеру (главному повару) на ухо, чтобы тот не очень старался угодить бродягам и подал им скудное угощение, предназначенное для полубратьев. Хуберту и монаху, дабы они не мешали, отвели место в уголке, за двумя большими котлами для воды. Там находился убогий столик на рахитичных ножках и табурет; похоже, это был угол главного повара, где он отдыхал после трудов праведных, потому что на столе стоял кувшин с очень даже неплохим вином (это Хуберт определил по запаху) и вполне приличный серебряный кубок.
Кухмистер не дал возможности менестрелю и отцу Руперту попробовать напиток, хотя монах уже жадно схватил кубок своей пухлой дланью. «Есть квас, да не про вас», – буркнул он недовольно и унес кувшин вместе с кубком. Вскоре на столе перед голодными приятелями появилось холодное, явно вчерашнее, мясо, – точнее, кости с остатками мяса – черствые тренчеры и жбан скверного пива.
Монах при виде еды крякнул от огорчения, но возмущаться не стал; схватив мосол, он впился в него зубами и усиленно заработал челюстями. Хуберт скептически ухмыльнулся и сказал:
– Святой отче, вы забыли о молитве перед едой.
– Мням-мням… Ик! Разве это еда?.. – монах тяжело вздохнул, вспомнив то, что было на пиршественном столе.
– Господь сказал: «Все движущееся, что живет, да будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все». Поэтому странно слушать из ваших уст столь пренебрежительное отношение к тем превосходным яствам, которыми нас угостил господин кухмистер. – В голосе менестреля явно слышался сарказм. – Я бы посоветовал вам произнести слова святой молитвы перед едой, ибо Господь наш милостив, и, уверен, он прислушается к вашим словам и воздаст нам по заслугам нашим.
– Ты в этом уверен? – оживился отец Руперт.
Несмотря на солидную разницу в возрасте и общественном положении, монах невольно поддался обаянию хитроумного менестреля, который всегда находил выход из, казалось, безвыходных положений.
– Клянусь святой пятницей!
– Ну, тогда… – И отец Руперт, сложив ладони на груди лодочкой и подняв глаза к закопченному потолку кухни, произнес слова молитвы: – Благослови, Господи Боже, нас и эти дары, которые по благости Твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди имели хлеб насущный. Просим тебя через Христа, Господа нашего. Аминь.
– Аминь, – эхом откликнулся Хуберт и продолжил: – Можете продолжать свои упражнения с этой костомахой, а я немного прогуляюсь по кухне…
Монах последовал совету менестреля, а тот, слегка пригнувшись, растворился в полумраке просторного, слабо освещенного помещения.
В ту пору в замках, больших поместьях и монастырях обычно были две кухни с каменным полом и печами, в которых производилась большая часть стряпни. На королевских кухнях печи были такими большими, что в каждой из них могли запекать по два-три быка целиком. Вертела ставились на железные подставки рядом с огнем, и их необходимо было постоянно вращать, чем занимались поварята или кухонные слуги.
На кухне невозможно были встретить женщину; поварятами и посудомойками служили только мальчики. Поварятам запрещалось заходить в другие кухонные помещения; жили они на кухне, а спать им приходилось на полу, подстелив охапку соломы. К кухне относились камора для съестных припасов, погреб, а между кухней и банкетным залом, как правило, существовала отдельная кладовая для напитков, и помещение-хлеборезка, откуда подавали на стол тренчеры и разнообразную выпечку.
