Сталинъюгенд - Кирпичников Алексей Феликсович (серия книг TXT) 📗
«Кашу маслом не испортишь», – решил «шеф?повар» и приложил письмо Софьи Мироновны к уголовному делу.
Закипало раздражение:
«Конечно, содеянное этими малолетними вероотступниками требует самого сурового наказания. Что произойдёт в умах миллионов трудящихся, если в семьях самых обласканных им руководителей вызревают такие гниды… Ладно бы играли просто «в вождя». Нельзя запретить ярким людям стремиться в лидеры. Только необходимо этот процесс контролировать и направлять… Дети должны брать пример с меня и помнить, что Вождь у них только один… и имя ему – не "Шахурин". Но чтобы играли в "Четвёртый Рейх"!… Такое надо выжигать калёным железом. Даже если окажется, что это было только игрой, наказать придётся».
Сталин плотно набил трубку табаком. Чиркнув спичкой, неспешно прикурил и затянулся. Злость немного отпустила. Вождь отметил, что, думая об остальных школьниках, он совсем не так великодушен к их поступкам, как к мыслям погибшего Володи Шахурина.
«…Хорошо, накажем всё равно. Но от принятого раньше решения отступаться не станем. Следствие Меркулов проведет, выполнив мою инструкцию – при соблюдении УПК».
Злость снова начала давить.
«…Этот Уголовно?процессуальный кодекс… эта сброшюрованная стопка подтирочной бумаги, которой мы не придавали никакого практического значения… которую расценивали так же, как свою "демократическую Конституцию" или свой карманный Верховный Совет – не более, чем необходимый атрибут "демократического Советского Государства", выставленный перед надоедливым западным "общественным мнением", всякими там Лионами Фейхтвангерами, да Андре Жидами… И вот обстоятельства поворачиваются в таком направлении, что на определённом этапе это мнение придётся признать не всегда верным! Надо указать ведомству на площади Дзержинского творчески относиться к этому документу. Они обязаны уметь правильно его читать… в зависимости от обстановки».
Сталин опять раскурил трубку. Растекшийся по лёгким дым несколько успокоил.
«… Конечно, произойди эти события раньше на год или более, ни о каком снисхождении школьники и их родители не могли бы и мечтать. Но сегодня ситуация, на их счастье, несколько иная. Сегодня главные враги – внешние. И, конечно, это не бесноватый ефрейтор. Сегодня главными врагами стали Америка и пляшущая под её дудку Британия. Именно они встанут на пути Красной армии к Атлантике… Ладно, решение принято, и мы не станем его пересматривать. В конце концов эти дети не лютые враги, чтобы так переживать из?за вынужденного облегчения их судьбы. А вот с Рузвельтом и Черчиллем будет очень непросто разбираться».
Вновь уйдя в размышлениях далеко в сторону от материалов следствия, Сталин вспомнил, как вынашивалась и развивалась его идея советизации Европы.
…Долго всё шло точно в соответствии с Планом. Как опытный шахматист, знающий возможности и манеру игры соперника, он рассчитал наперёд течение этой партии… По сценарию он максимально содействовал англичанам и французам, чтобы поднять с колен и вооружить Германию. И неважно, что у каждой из сторон имелись на то разные причины и цели. Важно, кто правильно поставил на немцев, а кто ошибся. Жизнь вывела, что его ставка оказалась объективно в пользу СССР, а карта Британии и сателлитов оказалась бита… Правда, участие в подъёме немцев достаточно чувствительно ударило по его ресурсам, а он не имел права забывать о собственной программе индустриализации. Поэтому в засушливом тридцать третьем приходилось мириться с тем, что голодные украинцы питались своими детьми – требовалось завалить Германию советским зерном по договорным поставкам, чтобы получать взамен технику. Бесконечными составами мы отправляли в Берлин горючее и сырьё… Весь цвет немецкого офицерского корпуса прошёл обучение стратегии и тактике в наших военных академиях и на наших полигонах… Хорошо понимая, в каком направлении вскоре пойдут немецкие танки, глупая Европа продолжала заворожённо наблюдать, как на восточных хлебах растили и пестовали Адольфа. Для остановки этого убийственного для них процесса французикам, британцам и иже с ними требовалось по?настоящему объединиться, забыв про свои национальные особенности и интересы. Тогда бы наши задачи сильно усложнились".
Гроссмейстер усмехнулся.
«…Вот они плоды "демократических" дискуссий и "национальных" интересов – им бы только рылом в своём корыте чавкать… Высшая стратегия идеи для них недоступна. В международных отношениях национальные особенности и национальные интересы должны соблюдаться совсем иначе. Живут же в СССР русские, украинцы, казахи, грузины, белорусы, узбеки, евреи… в атмосфере "национальных" особенностей и соблюдения их "национальных" интересов! Центральный Комитет Коммунистической партии и его Генеральный Секретарь знают эти интересы даже лучше них самих. И свято эти интересы отстаивают!»
Сталин раскрыл новую пачку папирос, достал оттуда две и выпотрошил их в трубку, крепко умяв. Потом долго прикуривал, пока спичка не догорела почти до конца. Бросив огарок в хрустальную пепельницу, он глубоко затянулся и вернулся к размышлениям:
«…Ефрейтор справился с поставленной задачей – нарастил мускулы и пошёл молотить демократов. Мы не ограничивали его в пространстве. Дали поиграться на большом поле. Кто ему мешал? Забирай себе Европу – скорее подавишься. И он клюнул! Глотал, не прожёвывая. Австрия? – пожалуйста!… Чехия? – нет вопросов!… Польша? – кушай на здоровье, дорогой!… Ха! Вот с Польшей?то несостоявшийся фельдфебель и сделал решающий промах: своими руками создал с нами общую границу, уложив голову на наковальню. Но было ещё не время опускать на неё наш молот. По плану, Адольфу Алоизиевичу полагалось сначала забрать Францию, Британию и остальную мелочь… Главное, что он залёг в Польше, а мы окопались в Бессарабии. Поставив там ногу на нефтепровод, мы, считай, уже могли в любой момент на него наступить и тем самым перекрыть Ефрейтору дыхание. А что он сделал?… Понял наконец какую роль ему отвели. Умник! Семь лет соображал! И вместо того, чтобы погибнуть с почётом: уйти со сцены Наполеоном XX века, побеждённым завоевателем Европы, – Адольфишко стал судорожно цепляться за свою поганую жизнь!… И напал на нас! Подвёл, подлец! Правил так и не выучил!… Самое неприятное, что опередил?то всего чуть?чуть. Но все планы поломал. Ни себе, ни людям. Можно подумать, что при нашем бездорожье, да с его ограниченными людскими ресурсами, без зимнего обмундирования он мог на что?то расчитывать? Да нам хватило пять?шесть миллионов кинуть ему под танки, чтобы он увяз навсегда. Скажут: "Большие жертвы"! Может быть… Но большие жертвы всегда оправданы. А если они не оправданы, значит – они не большие. Да, горек вкус неизбежной уже теперь победы. Из?за передёргивания этого жулика?ефрейтора будет именно "победа", а не ПОБЕДА… Ведь Рузвельт с Черчиллем поняли всё. И времени у них появилось в избытке, чтобы открыть Второй фронт в нужный для себя момент, подготовившись против нашего похода к Атлантике. Непростительно!…»
Ещё несколько минут Сталин, полуприкрыв глаза, продолжал вспоминать и размышлять. Правда, теперь уже какая?то цельная идея в его голове не складывалась. Перед глазами всплывали и исчезали события разных лет, почти никак не связанные друг с другом. Он взглянул на стол и снова вспомнил об «уголовном деле».
…Любопытно, ведь и у него внешняя атрибутика адольфовой Германии вызывала, да, пожалуй, и сейчас вызывает положительные эмоции. Он даже кое?что перенял у Ефрейтора. Что ни говори, а государство должно всегда и во всём напоминать о себе помпезностью власти. И не надо стесняться ни погон, ни аксельбантов, ни орденов, ни золотого шитья на мундирах… И правильно он принял решение заменить все эти убогие «шпалы», «кубики» и «ромбики» в петлицах кителей советских командиров на погоны. И «фюрер» – хорошее название. Только надо носить его достойно… Ладно, пора уже на чём?то остановиться по делу Шахурина. – И Сталин принял окончательное решение: – Раз уж я начал играть с этими детьми в «демократию», надо доиграть до конца… Если их придётся наказать не сильно, большой беды не будет. По крайней мере родители станут работать ещё с большим рвением. Тем более что на Анастаса теперь уже дерьма с головой набралось. А дети… пусть поучатся жизни. Чуть?чуть в тюрьме, а, может, немножко в ссылке. Мне ведь такой опыт в своё время не помешал.
