Запретный лес - Бакен Джон (читать книги без .TXT) 📗
— Не сумлевайтесь, я сторожкий. Но все ведают, перебираю я с питием, но когда народу мерещилось, что я пьян аки змий, были у меня ушки на макушке. Они паки сбираются к празднеству, и будет оно в навечерие Ламмаса. Той ночью мы с вами направим стопы в Лес.
Дэвид вздрогнул, и Риверсло заметил это.
— Плоть слаба, — сказал он, — мне и самому боязно. Но мы-то с вами не из таковских, что, взявшись за гуж, вертаются назад. Мистер Семпилл, вы же молоды и сможете вскарабкаться на дерево?
— Мальчишкой я отлично лазал.
— Ладненько, надобно припомнить детячьи свычки. По-боле того, из дома надобно выехать загодя, не тянуть до Ламмаса. Имеется у вас к кому наведаться, не ближе, чем в милях двадцати от Вудили?
— У меня родня в Ньюбиггине.
— Значится, туды и направитесь, и чтоб всякий зрил ваш отъезд. Трубите о нем направо и налево дней хычь за пару. Поведайте о том своей старухе, пущай посуетится, вас в дорожку пособирает. Не успеете утечь из пастората в должное время, сызнова очутитесь взаперти в своей комнатенке, как в прошлый Белтейн. А вам-то надобно быть ночью в Лесу, ноне-то нас оба два, и мы сможем выступить самовидцами и пред Пресвитерием, и пред Шерифом, да хычь пред судьями в Эмбро.
— Понятно. Вы ничего больше в Вудили не узнали?
— Догадок полна сума. Хычь верьте, хычь нет, но теперича мы с Кэрдом закадычные друзья. Пришел я к нему его английского бычка глянуть, у него совета про овец выспросил да запродал ему два десятка ярок по столь малой цене, что самому тошно. Держит он меня за тютю и простачка, думает, я последний глузд пропил и теперича аки глина в его долонях… Вот так-то, к тому ж покрутился я подле его курятника. Баба его, может, ведаете, знатная птичница, и имеется у нее красный кочет, каких в округе боле не сыщешь. Взял я с собой в Чейсхоуп Рэба Прентиса и велел ему к петушку приглядеться.
— Не понимаю, к чему это вы…
— А вам и не надобно — всему свой черед. У меня-то уже думки про Пресвитерий, вот самовидцев потихоньку подыскиваю. На примете два честных малых — мои пастухи Ричи Смэйл да Рэб Прентис, но Ричи совсем дряхлый, в Лес его не взять, а Колченогий Рэб скорей помрет, но носа туды не сунет. Вот и остались токмо мы с вами для главного дела, но пастухи нам тоже сгодятся.
Неотвратимость испытания отозвалась болью в сердце Дэвида: он целых три месяца размышлял над тайнами Леса, после того как в горячке налетел на празднующих Белтейн. Он не сомневался в собственной правоте, но также уверовал, что противником его станет сам Дьявол во плоти, и спокойные рассуждения Эндрю Шиллинглоу вселили в него благоговейное уважение.
— Дружище, вы говорите так невозмутимо, точно овец стричь собираетесь. Неужели вы не верите в силы Сатаны?
— Я верую в Бога, — ответил фермер, — но я долгохонько хаживал по свету, дабы не веровать в Диявола. Но как раз Чорта, заманивающего в свои путы старух и обретающего власть над гнилыми душонками, подобными Чейсхоупу, я не страшусь, да явись он из геенны огненной, ведаю, чем его встретить.
Вновь пришло для Дэвида время сомнений и размышлений. Он не мог разделить здоровую уверенность арендатора из Риверсло, ибо слишком ясно представлял себе весенний шабаш и слишком долго прожил в тени этих тяжелых воспоминаний. Его живое и легковозбудимое воображение разыгралось не на шутку. Лес стал для Дэвида обителью ужаса, и чем больше пастор думал о живущем в нем зле, тем коварнее оно виделось ему. Его обширные мирские знания подливали масла в огонь. Мужество не покинуло его, но краски мира померкли: он чувствовал, что приговорен пройти эти темные испытания в одиночку.
Больше всего его тревожили мысли о Катрин. Лес, весь приход, та миссия, к которой он был призван, казались мерзостью и нечестием, и их следовало скрывать от юности и невинности. Девушка не должна была даже подозревать о них. Ни о какой дружбе между ними не могло быть и речи, и он был обязан немедленно сообщить ей об этом.
Они снова встретились в Раю, и перед Катрин предстал сгорающий от стыда юноша с бледным лицом. Он вперил взгляд в землю и говорил жуткие вещи. Он мялся и заикался, но от этого его прерывистая тирада звучала трогательнее всякого красноречия. Он умолял ее гулять только по чистым рощицам у Калидона и ни в коем случае не приближаться к сосновому бору. На приходе лежит Божье проклятье, и на предстоящем суде невинные могут разделить участь виновных. Что касается его, то он не друг таким, как она.
— На мне тяжкое бремя, — бормотал он. — Мне придется коснуться мерзости, и руки мои будут замараны. Мой страшный долг разрушит вашу юность… Я больше не приду сюда и молю вас тоже не приходить, ибо здешние места слишком близки от владений Супостата… Прошу, уходите и забудьте, что знакомы со мной, что звали меня своим другом. Вы только измучаете меня своей привязанностью…
Он говорил и говорил, а когда замолк, был уверен, что достиг цели, потому что ни одна гордая девушка не потерпит такого обращения. Взволнованный и опустошенный, он ожидал ответа, и ему почудилось, что он слышит звук удаляющихся шагов.
Но, подняв глаза, Дэвид увидел, что Катрин по-прежнему перед ним, а на лице у нее улыбка.
Глава 10. ЧТО УВИДЕЛА ЛУНА
В конце июля стояла невыносимая жара, было душно, то и дело гремели грозы. Над сонными холмами повисла дымка; солнечные лучи, пронизывая завесу испарений, палили еще нещаднее. Небо, как обычно перед Ламмасом, постоянно заволакивало тучами. Но на закате они расходились, открывая аметистовый свод, усеянный звездами.
Дэвид устроил целое представление вокруг отъезда в Ньюбиггин. В понедельник он объявил о своем намерении Изобел, и через час вся деревня знала, что священник отправляется к родне. Служанка выслушала новость с откровенным облегчением: «Слава Богу, сэр, душу порадовали. Народ в таковские денечки как с глузда поспрыгивает, да и вы в пасторате засиделися. В нынешнее пекло в Ньюбиггине получше будет, а покуда вы в гостях, я ваши покои приберу да лесенку вымою. Назад не шибко поспешайте, до субботеи я вас и ждать-то не стану».
Он выехал во вторник после полудня, и многие в Вудили наблюдали за его отбытием. Пастор честно гостил один день в Ньюбиггине, но в канун Ламмаса покинул родственников и направился вверх по Клайду на самые дальние верещатники. Он сделал большой круг и к вечеру добрался до нагорья, разделяющего Руд и Аннан. За весь день ему не попалось человеческого жилья, и первое он увидел в сумерках, когда спускался к Калидонскому замку по лощине вдоль речки Калидон. Он оставил свою лошадку в замковой конюшне, пообещав вернуться за ней завтра, и, взглянув на горящее в башне окно, зашагал к броду через Руд. Около девяти, в багровом свете заката, он дошел до хижины гриншилского пастуха.
Там его приветствовали трое: первым был Ричи Смэйл, пастух с дальнего займища; рядом с ним у крылечка на сложенном торфе, выставив перед собой костыль, сидел Рэб Прентис, пастух с ближних угодий; чуть поодаль, тоже сидя, попыхивал трубкой сам фермер из Риверсло.
— Вы точнехонько к сроку, мистер Семпилл, — сказал Шиллинглоу. — Вас по пути никто не приметил?
— Не видел ни единой живой души с самого утра, разве что полчаса назад разговаривал с калидонским конюшим.
— Ладненько. Ричи, зажги-ка фонарь, нам надобно кое-что сделать в доме.
Слабый свет внутри хижины озарил лица странной компании. Пастухи выглядели необычайно серьезными, их подергивающиеся губы и бегающие глаза выдавали крайнее волнение. На Риверсло были обычные шерстяные бриджи и гамаши, он не надел куртку, но что-то ее напоминающее перекинул через руку. Он бросил одеяние на скамью со словами:
— Жарковато ноне, дабы загодя кутаться. Что ж, зараз к делу, мистер Семпилл, ибо надобно вам быть в пути до восхода луны. А покуда потребно покумекать над планом, времечко-то поджимает. Рэб Прентис, ты на неделе дважды захаживал со мной в Чейсхоуп. Помнишь того славного красного кочета у жены Кэрда?
