Александр Македонский. Пески Амона - Манфреди Валерио Массимо (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Его ждал слуга с зажженной лампой, который открыл дверь во внутренний дворик и проводил во входной портик. Мемнон направился в свою спальню на верхнем этаже, где служанки приготовили ему теплую ванну. Открыв окно, он услышал звук трубы, внезапно прорезавший ночную тишину из-за северо-восточной части стены. Вылазка началась.
К нему подошла одна из служанок:
— Хочешь принять ванну, мой господин?
Мемнон не отвечал, пока не увидел красноватую вспышку, а затем клубами поднявшийся к небу столб дыма. Только тогда он повернулся и, сбросив доспехи, сказал:
— Да.
ГЛАВА 25
В шатер, запыхавшись, вбежал человек.
— Государь! — крикнул он. — Вылазка! Наши штурмовые башни творят.
Александр, вскочив на ноги, схватил его за плечи.
— Что ты говоришь? Ты с ума сошел?
— Они застали нас врасплох, государь, убили дозорных, и им удалось пройти. У них были амфоры с битумом, нам никак не погасить огонь.
Александр оттолкну его и выбежал наружу.
— Быстро! Поднять тревогу, собрать всех, кто есть. Кратер, конницу! Гефестион, Пердикка, Леоннат, пошлите фракийцев и агриан, быстро!
Он вскочил на первого попавшегося коня и во всю прыть поскакав к осадным линиям. Пожар уже был хорошо виден, и в темноте четко выделялись два огненных столба и дым, густыми клубами поднимавшийся к черному небу. Добравшись до рва, Александр услышал шум сражения, разгоревшегося у всех пяти штурмовых башен.
Спустя несколько мгновений тяжелая конница Кратера и легкая фракийцев и агриан бросилась на напавших, которым пришлось отступить и искать спасения за железной дверью. Но две башни уже были потеряны: охваченные пламенем, они с грохотом рухнули одна за другой, подняв вихри искр и огня, быстро пожиравшего остатки огромных боевых машин.
Александр приблизился к гигантскому костру. Многие из его солдат погибли, и было видно, что их застали врасплох сонных, поскольку они даже не успели надеть доспехи. Чуть погодя подошел Гефестион:
— Мы прогнали их назад. Что теперь?
— Соберите павших, — нахмурившись, проговорил царь, — и немедленно восстановите разрушенные машины. Завтра предпримем штурм с тем, что осталось.
Подошел и командир солдат, обслуживающих машины. Удрученный, он не поднимал головы:
— Это моя вина. Накажи меня, если хочешь, но не карай моих людей: они сделали все, что могли.
— Понесенные потери — уже достаточное наказание для командира, — ответил Александр. — Сейчас нужно понять, как случилась такая оплошность. Неужели никто не проверяет, начеку ли линейные дозоры?
— Это кажется невероятным, государь, но незадолго до вылазки я сам совершил обход и слышал перекличку дозорных. Я дал им приказ кричать на македонским диалекте…
— И что?
— Ты не поверишь, но я слышал собственными ушами: они перекликались по-македонски.
Александр провел рукой по лбу.
— Я верю тебе, но отныне и впредь нужно помнить, что перед нами противник самый хитрый и грозный из всех, с какими мы встречались. С завтрашнего дня удвой число дозорных и меняй пароль каждую стражу. Сейчас соберите павших, а раненых отвезите в лагерь. Филипп со своими хирургами позаботится о них.
— Исполню все в точности, как ты велел, и клянусь, что такого больше не случится, пусть даже мне придется лично стоять на карауле.
— А вот этого не нужно, — возразил Александр. — Достаточно научить дозорных пускать в ночь лучи от начищенного щита.
В этот момент их внимание привлекла фигура, кружившая вокруг обгорелых остатков машины и то и дело наклонявшаяся к земле, словно что-то рассматривая.
— Кто это?
В отблесках пламени Александр узнал этого человека.
— Не беспокойся, это Каллисфен. — И, направив коня к историку, крикнул через плечо командиру осадных машин: — Будь осторожен! Если такое случится опять, ты заплатишь за оба раза!
Он подъехал к Каллисфену, когда историк снова наклонился рассмотреть одного из убитых, несомненно, дозорного, поскольку тот был полностью в доспехах.
— Что ты рассматриваешь? — спросил царь, соскочив на землю.
— Кинжал, — ответил Каллисфен. — Это рана от кинжала. Точный удар в затылок. А там еще один с такой же раной.
— Значит, в вылазке участвовали македоняне.
— Какое это имеет отношение к использованию кинжала?
— Командир караула сказал, что все дозорные до последнего момента отвечали на оклики на македонском диалекте.
— Тебя это удивляет? Разумеется, у тебя на родине много врагов, которые будут счастливы увидеть тебя униженным и разбитым. И некоторые из них могли приехать в Галикарнас — от Ферма не так уж и далеко.
— А что ты тут делаешь в этот час?
— Я историк. Для того, кто хочет стать истинным свидетелем событий, необходимо личное наблюдение.
— Стало быть, для тебя образец — Фукидид? Никогда бы не подумал. Подобная точность и тщательность тебе не идет — ты всегда слишком любил красоту жизни.
— Я беру то, что мне нужно, там, где могу найти, и в каждом случае я должен узнать все, что можно узнать. Я сам решу, о чем лучше умолчать, а о чем рассказать и как рассказать. Такова привилегия историка.
— И все же есть вещи, о которых ты не имеешь представления. А я имею.
— О чем же это, если позволено спросить?
— О планах Мемнона. Я отдаю себе отчет в том, что он изучил все мои действия, а возможно, и действия моего отца Филиппа. Это позволяет ему упреждать нас.
— И о чем, по-твоему, он думает сейчас?
— Об осаде Перинфа.
Каллисфену хотелось задать и другие вопросы, но Александр оставил историка в компании лежавшего у его ног трупа, а сам вскочил на коня и ускакал. В это время обрушились последние остатки двух башен, подняв вихрь пламени и дыма, который развеяло ветром.
Машины принялись строить вновь, и это было нелегкое дело, поскольку приходилось использовать узловатые и неподатливые стволы олив. Военные действия приостановились. Мемнон, регулярно получавший запасы по морю, мог не спешить со следующей вылазкой, а Александр не хотел пускать в ход новые машины без предварительного испытания, так как их тоже мог вывести из строя малейший пожар.
Больше всего Александра беспокоил доносившийся из-за городской стены шум: эти характерные звуки очень смахивали на те, что производили его собственные плотники, восстанавливающие стенобитные машины.
Когда, наконец, новые башни заняли позиции и тараны стали расширять брешь, македоняне столкнулись с тем, чего и боялся их царь: позади бреши их ждал новый полукруглый бастион, соединявший между собой еще не поврежденные сегменты стены.
— То же самое произошло в Перинфе, — вспомнил Парменион, увидев неожиданное укрепление, возвышавшееся, словно в насмешку, за пробитым таранами проходом.
— И это еще не все, — вмешался Кратер. — Если хотите пойти со мной…
Они поднялись на одну из башен, самую восточную, и оттуда увидели, что им приготовили осажденные: гигантское прямоугольное деревянное сооружение из огромных квадратных блоков, соединенных вдоль и поперек.
— Оно без колес, — сказал Кратер. — Закреплено в земле.
— Ему не нужны колеса, — объяснил Александр. — Они хотят поставить его напротив бреши, и когда мы сунемся, нас засыплют сверху градом стрел и изрешетят.
— Мемнон — крепкий орешек, — заметил Парменион. — Тебе следует держать ухо востро, государь.
Александр обернулся, не скрывая своего раздражения:
— Мы разобьем и стену, и бастион, и эту проклятую деревянную башню, генерал, хочет того Мемнон или нет. — Потом повернулся к Кратеру: — Держи под наблюдением башню и сообщай обо всем, что там делается.
Затем он торопливо спустился вниз, сел на коня и вернулся в лагерь.
Брешь расширили, но на каждую атаку македонян Мемнон отвечал контратакой да еще выстроил на новом бастионе несколько рядов лучников, которые стреляли по атакующим. Ситуация была поистине патовая, а весеннее солнце пекло с каждым днем все сильнее, и запасы у Александра истощались.
