Гуарани - де Аленкар Жозе (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Эти трое тебя предали, я их убил. Если я поступил плохо, накажи меня.
Вмешательство Алваро, который великодушием своим спас Лоредано, совершенно изменило весь его план. Не зная, что побудило Пери кинуться на итальянца, и решив, что это было сделано в ответ на попытку негодяя убить выстрелом в спину его, своего противника в поединке, кавальейро, которому вовсе не хотелось убивать человека без крайней необходимости, удовлетворился клятвой Лоредано и заверением, что тот покинет дом фидалго.
В это время Пери обдумывал, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы поправить беду. Однако он увидел, что ему это не удастся.
Алваро перенял от дона Антонио де Мариса все старинные понятия о рыцарской чести, которые были в ходу в пятнадцатом веке. Фидалго хранил их, как самое драгоценное наследие предков; молодой человек во всем ему подражал; он усвоил себе взгляды, отличавшие португальских баронов, воителей, победивших при Алжубарроте 51, где они сражались на стороне короля-рыцаря, великого магистра Ависского ордена.
Пери знал характер Алваро; он понял, что, даровав Лоредано жизнь, кавальейро никому не даст тронуть итальянца, и если в этом будет нужда, то обнажит даже шпагу, чтобы защитить того, кто пытался его убить.
Индеец уважал волю Алваро из-за Сесилии, которую тот любил; если бы с кавальейро случилось несчастье, Сесилия опечалилась бы, и этого было достаточно; Пери смотрел на Алваро благоговейно, как и на все, что имело отношение к девушке или требовалось для ее благополучия, покоя и счастья.
Вот почему Пери спрятал свой нож и, не думая больше об итальянце, последовал за кавальейро.
Оба пошли вдоль реки, направляясь в сторону дома.
— Еще раз благодарю тебя, Пери. Не за то, что ты спас мне жизнь, а за то, что ты меня уважаешь.
С этими словами кавальейро пожал руку индейцу.
— Не за что. Пери ничего не сделал. Спасла тебя сеньора.
Простодушие индейца умиляло Алваро; он улыбнулся, но при этом покраснел.
— Если ты умрешь, сеньора будет плакать, а Пери хочет, чтобы сеньора всегда была довольна.
— Ты ошибаешься: Сесилия — добрая, она бы одинаково огорчилась, случись несчастье со мной или с тобой, со всеми, кто около нее.
— Пери знает, почему так говорит: у него есть глаза — они видят; есть уши — они слышат. Ты для сеньоры — солнце, от которого краснеет плод жамбо, и роса, от которой распускаются ночные цветы.
— Пери! — воскликнул Алваро.
— Не сердись, — кротко сказал индеец. — Пери любит тебя за то, что сеньора, когда видит тебя, улыбается. Тростник, когда он растет у воды, зеленеет и радуется. Когда подует ветерок, тростинка шепчет «Се-си». Ты — река, Пери — ветерок, что дует совсем тихо, чтобы было слышно, как вода шепчет. Ветерок наклоняет тростинку, чтобы она коснулась воды.
Алваро в изумлении посмотрел на индейца. Откуда в не искушенном цивилизацией дикаре такая высокая поэзия, простодушная, полная очарования? Откуда в нем эта удивительная чуткость, которую так трудно встретить в сердце, испорченном городской суетой?
Пейзаж, расстилавшийся перед ним, ответил на его вопрос: роскошная природа со всеми ее щедротами нашла себе выражение в этой чистой душе, отразившей ее, как зеркальная поверхность воды отражает небо.
Тот, кому знакома растительность нашей страны, начиная от нежных эпифитов и кончая гигантским кедром, кто познал все разнообразие ее животного царства, начиная от ягуара и тапира, воплотивших в себе жестокость и силу, и кончая прелестными колибри и отливающими золотом жуками; кто смотрел на это небо, то ярко-синее, то в каких-то бронзовых отблесках, возвещающих близость бури; кто видел, как по берегам наших рек, на зеленом плюше травы, среди ярких цветов извиваются тысячи смертоносных змей, — тот поймет, каким чувством был охвачен Алваро.
В самом деле, откуда эта цепь, связующая самые противоположные явления жизни? Чем объяснить, что вершины могущества неразрывно слиты с беззащитною слабостью? Что означает тихая красота, которая сопутствует страшным трагедиям и отвратительнейшим чудовищам? Что означает ужас смерти рядом с цветущей жизнью?
Разве не в этом поэзия? Тот, кого с самого рождения баюкали в этой очарованной колыбели, кто с детства окружен всей этой сменой причудливых пестрых картин, этим вечным контрастом смеха и слез, кто видит цветы и шипы, мед и яд, — разве он уже не поэт?
Такой поэт воспевает природу на ее же языке. Не зная, что происходит в его собственной душе, он выражает переполняющие его смутные чувства, пользуясь теми образами, которые видит перед собой.
Это слова, начертанные творцом в великой книге мироздания: цветы, небо, свет и цвет, ветер и солнце — все прекрасное, все, что природа творила с улыбкою на устах.
Речь его подобна то ручейку, что змеится по склону, то водопаду, что низвергается со скалы. Порой она взбирается на вершины гор, порой спускается вниз и, как крохотная букашка, шуршит в траве.
Вот что ответил нашему кавальейро величественный пейзаж, окружающий берега Пакекера. И все это за единый миг явилось ему одним из тех наитий, которые озаряют душу.
Без малейшей предвзятости выслушал он бесхитростную исповедь индейца; напротив, он оценил его верность Сесилии, его безмерную готовность любить все то, что любит его сеньора.
— Итак, — улыбаясь, сказал Алваро, — значит, ты любишь меня только оттого, что, по-твоему, меня любит Сесилия?
— Пери любит только то, что любит его сеньора. На всем этом свете он любит одну сеньору. Ради нее он оставил мать, братьев, родную землю.
— А если бы Сесилия вовсе меня не любила, что тогда?
— Пери обошелся бы с тобою так, как день — с ночью: прошел бы мимо и не заметил.
— А если бы я не любил Сесилию?
— Этого не может быть!
— Кто знает? — улыбаясь, сказал Алваро.
— Если бы сеньора огорчилась из-за тебя! — воскликнул индеец, и его черные глаза сверкнули.
— Допустим. Что бы ты тогда сделал?
— Пери убил бы тебя.
Решимость, с которой были сказаны эти слова, не оставляла ни малейшего сомнения в том, что он действительно так бы и поступил. Алваро в ответ горячо пожал его руку.
Пери испугался, что обидел кавальейро. Чтобы загладить свою чрезмерную прямоту, он, волнуясь, сказал:
— Пойми: Пери — сын солнца, но он отрекся бы от солнца, обожги оно белое лицо Сесилии. Пери любит ветер, но он стал бы его ненавидеть, унеси он хоть один золотистый волосок с головы Сеси. Пери нравится глядеть на небо, но он не поднял бы глаз, стань оно синее, чем глаза Сеси.
— Я хорошо тебя понял, друг мой. Всю свою жизнь ты посвятил счастью этой девушки. Не бойся, что я могу когда-нибудь обидеть ее, а этим — тебя. Ты сам знаешь, как я ее люблю, и не сердись, если я скажу тебе, что предан ей не меньше, чем ты. Тебе даже не придется меня убивать, я, верно, убью себя сам, если, на мое горе, причиню ей страдания.
— Ты добрый. Пери хочет, чтобы сеньора тебя любила.
После этого индеец рассказал Алваро все, что произошло накануне вечером; кавальейро весь побелел от гнева и хотел уж было кинуться вдогонку за Лоредано. На этот раз он бы его не простил.
— Не надо, — сказал индеец. — Сеси испугается. Пери сам все уладит.
Они уже были возле дома, когда Пери вдруг схватил Алваро за руку.
— Враг дома готовит злое дело. Защити сеньору. Если Пери умрет, пошли сказать его матери, и, увидишь, все воины племени придут и будут драться на твоей стороне и спасут Сеси.
— Но кто этот враг дома?
— Ты хочешь знать?
— Разумеется, с кем же я буду бороться?
— Ты узнаешь.
Алваро попробовал было настаивать, но индеец не стал больше ничего говорить и снова ушел в лес. В то время как Алваро поднимался по лестнице, он обошел вокруг дома и очутился на противоположной стороне его, куда выходила комната Сесилии.
Индеец стоял и вглядывался в окно, как вдруг из-под веток дерева неожиданно появилась худая, костлявая фигура Айреса Гомеса; весь в колючках и крапиве, старик отдувался и тяжело дышал.
51
…победивших при Алжубарроте… — Сражение при Алжубарроте — одна из славнейших страниц в истории Португалии; в этой битве в 1385 году португальское рыцарское ополчение во главе с магистром Ависского духовно-рыцарского ордена разгромило войска кастильцев, утвердив независимость Португалии. Магистр ордена, дон Жоан, стал королем Жоаном I, положив начало Ависской династии португальских королей.