Соколы огня и льда (ЛП) - Мейтленд Карен (версия книг .TXT) 📗
Если бы только Мануэль не поднимал головы и отвел глаза, если бы он молча прошел мимо, то мог бы остаться в живых. И если бы он выжил, кто знает, может, тысячи других, что последовали за ним, тоже могли уцелеть. Но Мануэль не ведал о кошмаре, в чьи сети вот-вот попадёт. Да и откуда ему было знать? И потому, как обычно, февральским утром на рассвете он закрыл дверь комнатенки, которую снимал, и поспешил по узким, извилистым улочкам Лиссабона.
Любой прохожий мог бы с первого взгляда распознать профессию Мануэля — хотя ему было чуть больше двадцати, но его грудь уже округлилась как бочка после многих лет выдувания стекла, а оливковую кожу рук испещрили многочисленные шрамы от ожогов.
Он пригнул голову под промозглым ветром и потому не заметил бы небольшую толпу в дальнем конце площади, перед церковью, если бы не наскочивший на него мальчишка. С ругательством, сделавшим бы честь любому матросу, сопляк обогнул его и понесся через площадь. Тогда Мануэль поднял голову и увидел, что привлекло парнишку.
Толпа быстро увеличивалась, мужчины, женщины и дети по двое и трое спешили к ней. Присоединившись, они просто стояли и глазели на церковь, будто никогда не видели ничего подобного.
Мануэль поколебался, разрываясь между любопытством и страхом опоздать на работу. Любопытство победило, и он быстро пересек площадь и встал в задних рядах толпы.
Старуха во вдовьем черном одеянии пыталась протолкнуться вперед. Мануэль узнал ее. Она занимала крошечную грязную комнатушку через два дома от его собственного. Он не удивился, увидев ее здесь. Она первой являлась, когда где-то по соседству случалась беда. Он протиснулся ближе.
— На что они все так таращатся? — шепотом спросил он, и с ухмылкой добавил, просто чтобы подразнить ее: — Можно подумать, Дева Мария пустила ветры прям посреди мессы.
Старая карга обернулась и яростно уставилась на него, мелко крестясь.
— Как ты смеешь так говорить о Пресвятой деве? Будь твоя мать жива, ее убили бы такие слова из твоих уст.
Старуха заковыляла на другую сторону толпы, бросая на него ядовитые взгляды. Мануэль широко улыбнулся, глядя на оскорблённое выражение её лица. Старая ведьма всегда найдёт повод для недовольства.
Человек рядом с Мануэлем указывал через головы столпившихся людей на записку, приколотую к двери церкви.
— Что там сказано?
Мануэль пожал плечами. Он так и не выучился читать ничего кроме собственного имени, но даже будь он грамотеем, разобрать слова на таком расстоянии невозможно.
Об этом спрашивали и другие, кто не мог подойти ближе к двери. Они требовали, чтобы передние либо отошли в сторонку, либо сказали, что там такое висит.
Слова волной пронеслись по толпе, передаваясь из уст в уста, пока не достигли и ушей Мануэля.
"Мессия ещё не пришёл. Иисус — не мессия".
Мануэль был потрясён, как и любой в той толпе. Одно дело просто шутить, но то, что приколото к двери — не что иное, как богохульство. Слова распространялись, толпа стала гневно шуметь. Чужаки и местные одинаково требовали выяснить, кто сотворил такое непотребство.
Мануэль ощутил холодную дрожь тревоги. Лиссабонской толпе не много и нужно, чтобы вспыхнуть. Если несколько горячих голов станут подстрекать людей, дело за несколько минут обернётся насилием. А уж он-то хорошо знал, на кого первого падёт гнев толпы. Эти лиссабонские Старые христиане всегда откуда-то знают, что ты обращённый еврей. Они нюхом чуют присутствие Новых христиан и способны напасть на них с яростью стаи диких собак.
Мануэль выбрался из толпы и поспешил в сторону стеклодувных мастерских. Прошмыгнув через улицы, он миновал ещё пару церквей, и с возрастающим беспокойством увидел на дверях те же еретические воззвания, а вокруг уже собирались новые толпы озлобленных горожан.
К полудню каждый в городе знал, что богохульные прокламации появились не только на дверях всех церквей Лиссабона, но и на двери самого огромного Кафедрального собора, и король Жоао обещал награду в десять тысяч серебряных крусадо любому, кто укажет на автора этого злодеяния.
Той ночью, возвращаясь в своё жилище, Мануэль увидел, что дом полон напуганных мужчин и женщин. Все они, как и сам Мануэль, были Cristianos Nuevos —Новые христиане, или как издевательски называли их Старые христиане, марраны, что означало "свиньи". В основном это были евреи, бежавшие из Испании, или их потомки. Всех их заставили перейти в христианство, и теперь они исповедали католическую веру. Но для Старых христиан они оставались грязными иностранцами, которые явились сюда чтобы отнять у них работу, дома и женщин. Сколько бы Новые христиане не клялись, что теперь они добрые католики — неважно, в глазах Старых христиан они всё равно оставались теми же, кем были всегда — убийцами христиан.
Мануэль протиснулся через дверной проём. В комнате о чём-то разглагольствовал лекарь Хорхе, окружённый кучей людей, которые переговаривались почти так же громко, как толпа снаружи, у церкви.
Хорхе поднял вверх руки, призывая народ умолкнуть, и повысил голос, чтобы все слышали.
— Нет причины для страха. Сам Папа издал указ, объявляющий Новых христиан свободными, и отменил все выдвинутые против нас обвинения. Он запретил Инквизиции выступать против тех из нас, кто был обращён насильно или против детей обращённых.
— Но лишь на три года, — белая борода Бенито трепетала от его неровного дыхания. — Теперь эти три года закончились. Через это всё я уже проходил в Испании, и поверьте, не стоит доверять обещаниям королей или пап. Здесь случится то же, что было там. Наших людей сгонят вместе и убьют одного за другим, пока в живых не останутся лишь новорожденные младенцы. — Он обвёл комнату костлявой рукой. — Или вы все ослепли? Разве не видите — они обвинят нас за эти воззвания на церквах. Кого им еще обвинять? Кто у них всегда виноват? Скоро каждый католик в Португалии станет кричать, требуя нашей крови. И король получит любую поддержку, чтобы спустить псов Инквизиции. Он только ищет повода очистить от нас Португалию. Кто знает, может эти записки развесил на дверях церквей сам король Жоао, чтобы восстановить народ против нас.
В это момент пара мужчин вскочили на ноги, крича старику, чтобы замолчал. Разве мало им уже существующей опасности? А он ещё добавляет новую, обвинив короля в клевете. Люди с опаской поглядывали на ставни. Они плотно заперты, но ведь никогда не знаешь, кто тебя слушает с улицы.
— Ладно, ладно, — Хорхе жестом приказал всем сесть. — Бенито прав. Кто-то хочет нас обвинить. Поэтому нам надо не допустить обвинений. Слушайте, — он понизил голос до шёпота. — Сегодня ночью...
Но Мануэль не стал дожидаться, пока услышит, что станут делать ночью. Он вырос в этом сообществе, и знал, что старики будут спорить про это "ночью" до самого рассвета. Ему хотелось только уснуть. Рассвет придёт совсем скоро, и, если повезёт, народ в Лиссабоне отыщет новый скандал на который можно отвлечься.
Но следующим утром на двери собора появилось новое воззвание. На этот раз, быстро собравшаяся вокруг толпа прочла:
— Я, написавший это, заявляю, что я не испанец и не португалец. Я англичанин, и даже если будет назначена награда в 20 000 золотых эскудо, моё имя никогда никому не узнать.
Толпа прочла, но не поверила ни единому слову.
Две ночи спустя Мануэль внезапно проснулся от бьющего в лицо света фонаря. Он понял, что сейчас середина ночи, и его окатило волной холодного страха. Щурясь от внезапного света, он смутно разглядел четыре нависших над ним фигуры, укутанные в плащи с капюшонами. Он слышал дыхание, похожее на шипение змей. Мануэль попытался выбраться из кровати, но запутался в простынях, споткнулся и упал к ногам одного из незнакомцев в чёрных одеждах.
Лицо скрывал остроконечный чёрный капюшон, сквозь прорези в свете лампы зло поблёскивали глаза, как у кобры, готовой к броску.
— Мануэль да Коста, по приказу Великого инквизитора мы сопроводим тебя на допрос.
