Шут и трубадур (СИ) - Овчинникова Анна (лучшие книги онлайн txt) 📗
Нет, перед ним на сильной белой лошади сидел крепкий невысокий человек лет тридцати пяти, всклокоченный, загорелый, чумазый. Плетеный доспех на его груди был искорежен и смят, словно побывал в зубах дракона, шлема на рыцаре не было вовсе, на кудлатой голове красовалась лишь серая тряпка с проступившими сквозь нее черными пятнами крови. Трубадур не имел копья, да и щит, наверное, потерял где-то на одной из дорог, в сотой или тысячной отчаянной драке, поэтому все его вооружение состояло теперь из одного меча, которому он доверился так спокойно и безоглядно. Странствующий рыцарь сидел в седле, как король на троне, внимательно рассматривая самого знаменитого воина в стране – как возможного достойного противника, но не как сюзерена.
Словом, то был обычный странствующий рыцарь, не признающий другого повелителя, кроме дамы сердца, и не знающий страха ни перед чем, кроме ворожбы…
…А Кристиан Рэндери с любопытством разглядывал человека, чье имя гремело по всей стране и наводило ужас на всех, кто способен был ужасаться – и видел перед собой отнюдь не подпирающего небо огнедышащего великана, а просто высокого бородатого здоровяка с торчащими почти до ушей усами, разодетого в сверкающие новые доспехи и натянувшего слишком туго удила великолепного вороного коня… Трудно было поверить, что перед ним знаменитый Рыцарь Огня, не потерпевший до сих пор ни одного поражения ни в поединке, ни в военной кампании, ни в любви.
– Добро пожаловать, добрый рыцарь! – крикнул наконец Роберт Лев. – Я рад встретить тебя в своих владениях!
– Благодарю тебя, добрый рыцарь, – ответил трубадур общепринятой фразой и убрал палец с рукояти меча. – Я буду счастлив найти здесь еду и ночлег!
Он поехал навстречу Роберту Льву, и вся компания окружила знаменитого трубадура, с интересом рассматривая его, приветствуя и получая ответные приветствия.
Стало ясно, что драки не будет.
Краснолицый барон, рыдая, упал в объятия странствующего рыцаря и затянул историю о том, как его (барона) дедушка чуть было не женился на его (рыцаря) бабушке и почему он все-таки на ней не женился, и как жаль, что из-за этого они теперь не родственники! Но все равно я люблю вас, как родного, рыцарь Рэндери… Эй, еще вина!
Этот вопль барона был подхвачен вдохновенным хором, все повернули коней и во главе с Робертом Львом поскакали обратно в замок, воя, как вырвавшиеся из ада голодные черти.
Оказалось, что сейчас вовсе не утро, а вечер!
Во всяком случае, в том клятвенно заверил Роберта Льва рыцарь Рэндери, пока они скакали в замок.
Лев никак не мог понять, куда же тогда, копыта сатаны, подевался целый день, если он ясно помнит, что перед появлением придурка ловчего (чтоб ему икалось на том свете!) он ясно видел встающее солнце? Этого Кристиан Рэндери не мог сказать, но был твердо уверен, что сейчас вечер, и Роберту Льву пришлось поверить трубадуру, когда через пять минут совсем стемнело, и слуги запалили факелы. Тогда граф Эйлинбургский еще раз помянул копыта сатаны и приказал прибавить ходу, чтобы он мог скорее предложить своему гостю роскошный ужин и ночлег.
Размахивая факелами и завывая, кавалькада еще долго летела по ночным полям и наконец, распаленная скачкой, ворвалась в открытые ворота замка, еще недавно принадлежавшего некоему незадачливому феодалу (мир его праху!), а теперь служившего пристанищем для Роберта Льва, его вассалов, гостей и многочисленной челяди, а также для собак и лошадей. Как и во всех прочих замках, завоеванных Рыцарем Огня, ворота здесь никогда не закрывались и никогда не поднимался перекинутый через ров мост – никому не пришлось трудиться, чтобы впустить отряд во двор.
– Огня!!! – заревел Роберт Лев, влетая в ворота.
Двор был довольно просторный, и все же пятьдесят всадников, двадцать собак и целая толпа выбежавших из замка гостей и слуг сразу превратили его в самое тесное место на земле. В темноте ржали кони, захлебывались лаем собаки; гости орали, сзывая своих оруженосцев; сонные рыцари пробирались в толчее, чтобы обнять вернувшихся друзей, и невозможно было слезть с коня, не наткнувшись на собачью спину или человеческую голову.
После грозного рева Роберта Льва быстро вспыхнули десятки факелов, слуги наконец ссадили с коней истомленных, но рвущихся продолжить развлечения господ, оруженосцы повели лошадей в конюшню, свору потащили на псарню, и вскоре рыцари с криком: «Вина!» ворвались в недавно покинутую залу.
В необъятной комнате, где вполне мог бы разгуляться табун лошадей, поставленные четырехугольником столы ломились от еды и выпивки; в центре четырехугольника на земляном полу кувыркались шуты и собаки, шумно ссорясь из-за объедков, которые швыряли им гости. Низкий потолок был весь в копоти от факелов, воткнутых в ржавые железные гнезда вдоль стен, решетки на узких окнах так густо обросли сажей и пылью, что казались мохнатыми.
Семьсот лет спустя такой промозглый каменный мешок смог бы сойти разве что за подземную тюрьму или погреб, в нем не стал бы жить никто, кроме летучих мышей да привидений – но тогда это было привычным жилищем для богатых и знатных людей, и Роберт Лев со своими гостями подчас пировал в этом зале дни и ночи напролет, пока сам воздух, казалось, не превращался здесь в вино и не начинал валить с ног и слуг, и собак, и самих пирующих.
Только что здесь царили тишина и покой: шуты дрыхли вперемежку с собаками, некоторые из них грызли лакомые куски, утащенные со стола. Женщины в заляпанной вином одежде бродили, как сомнамбулы, натыкаясь на слуг, – те не спеша подбирали упавшую посуду, приносили новые кабаньи туши взамен обглоданных и меняли догоревшие факелы вдоль стен… И над всем этим царил гулкий победоносный храп рыцарей, в борьбе с вином павших, но не побежденных.
Граф Роберт Лев, ворвавшись со своей свитой в это сонное царство, не оставил от тишины и покоя даже следа. Тишина и покой просто не могли существовать с ним рядом. Если бы он ворвался на кладбище с таким же диким ревом: «Вина!», в сопровождении звякающих оружием, хохочущих и сквернословящих рыцарей, должно быть, даже покойники повыскакивали бы из могил: самые робкие – чтобы удрать от греха подальше, те, что побойчей, – чтобы принять участие в сатанинском бешеном разгуле.
Роберт Лев, не глядя, швырнул факел слуге, пробился, как ядро, сквозь толпу слуг, пнул собаку, усадил своего гостя на могучую скамью, отполированную задами многих поколений рыцарей, и сам шлепнулся рядом.
– Вина!!! – снова проорал он, в то время как остальные рыцари, ввалившиеся в дверь или выбравшиеся из-под стола, тоже торопливо рассаживались на скамьях.
Слуги мигом наполнили кубки графа и его гостей – из таких кубков вполне можно было бы поить верблюдов и лошадей.
– За здоровье странствующего рыцаря Кр-ристиана Р-рэндери! – крикнул граф, перекрыв этим воплем лай собак, крики шутов, визг женщин и звуки поцелуев; опрокинул кубок себе в глотку, а остатком вина ополоснул разгоряченное лицо.
– За здоровье гр-рафа и ваше, добрые р-рыцари! – гаркнул в ответ гость (от его хриплого рыка закачалось пламя факелов, а все собаки удивленно примолкли) – и выхлебнул кубок почти залпом, а потом ухватил с блюда кусок кабаньего бока.
Те, кто знали имя странствующего рыцаря, объяснили тем, кто оставался в замке, какой знаменитый рыцарь и трубадур пирует сейчас вместе с ними, и все дружно прокричали, поднимая полные кубки:
– За здоровье рыцаря Кристиана Рэндери!
И веселье пошло на славу!
Рыцарь Фата-Морганы, должно быть, долго постившийся во время длинного пути, ел за двоих, пил за четверых и рассказывал за шестерых, причем от его голоса подрагивала посуда на столе, а женщины взвизгивали и зажимали уши ладонями, хотя и привыкли здесь к нетихим голосам. Все же, кто способен был слушать – слушали, не забывая о еде и питье, ведь у кого еще узнаешь о том, что делается в мире, как не у бродячего монаха или у странствующего рыцаря?
