Битва Шарпа - Корнуэлл Бернард (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
— Никто не прячет зерно в этих горах, — презрительно сказал Харпер. — Какой дурак потащит его на себе сюда?
И тут закричала женщина.
Секунду или две Шарп и Харпер полагали, что кричит какое-то животное. Крик был приглушен и искажен расстоянием, и не было никакого намека на то, что кто-то из жителей остался в крошечном селении, но к тому времени, когда ужасный звук эхом отразился от дальнего склона, происхождение звука было понятно обоим.
— Ублюдки, — прошептал Харпер.
Шарп сложил позорную трубу.
— Она в одной из этих хижин, — сказал он. — С нею там двое, может быть, трое. Что означает, что всего их не больше тридцати.
— А нас сорок, — сказал Харпер задумчиво. Не то что бы он боялся столкновения, однако преимущество не было столь подавляющим, чтобы гарантировать бескровную победу.
Женщина закричала снова.
— Приведи лейтенанта Прайса, — приказал Шарп Харперу. — Скажи всем, чтобы зарядили ружья и ждали позади гребня. — Он обернулся: — Дэн! Томпсон! Купер! Харрис! Ко мне! — Эти четверо были его лучшими стрелками. — Не высовывайтесь! — предупредил он стрелков, и когда они добрались до гребня, сказал: — Через минуту я поведу остальных стрелков вниз. Я хочу, чтобы вы четверо оставались здесь и убрали любого ублюдка, который покажется опасным.
— Ублюдки уже уходят, — сказал Дэниел Хагман. Хагман был самым старым в роте и самым лучшим стрелком. Бывший браконьер из Чешира, который предпочел поступить на военную службу, вместо того, чтобы отправиться на каторгу за связку фазанов, подстреленных в лесах лендлорда.
Шарп обернулся. Французы уходили — по крайней мере, большинство из них, поскольку некоторые из пехотинцев в последних рядах оборачивались и что-то кричали товарищам, оставшимся, надо полагать, в той хижине, откуда доносился женский крик. Ведомые группой кавалеристов, пехотинцы брели вдоль ручья вниз, в сторону соседней долины.
— Они стали неосторожными, — сказал Томпсон.
Шарп кивнул. Оставить несколько человек в селении было рискованно, и не в обычае у французов было так рисковать в этой дикой стране. Испания и Португалия кишели guerrilleros, партизанами, которые вели guerrilla — «маленькую войну», и эта маленькая война была намного более беспощадной и жестокой, чем правильные сражения между французами и британцами. Шарп знал, насколько жестокой была эта партизанская война, так как в прошлом году ему пришлось отправиться в дикую северную провинцию, чтобы найти испанское золото, и его компаньонами были партизаны, жестокость которых могла напугать любого. Одна из них, Тереза Морено, стала возлюбленной Шарпа, только теперь она называла себя La Aguja — Игла, и каждый француз, которого она убивала длинным тонким лезвием стилета, утолял лишь крохотную долю той жажды мести, которую она испытывала по отношению к солдатам, которые изнасиловали ее.
Тереза была теперь далеко, сражалась где-то в окрестностях Бадахоса, в то время как здесь, в двух шагах от Шарпа, другая женщина страдала по вине французов, и снова Шарп задался вопросом: почему эти солдаты, одетые серую в форму, думают, что оставить несколько насильников в безлюдной деревушке безопасно? Почему они настолько уверены, что в горах не скрываются партизаны?
Харпер вернулся, тяжело дыша, после того, как привел красномундирников к вершине холма.
— Боже спаси Ирландию, — сказал он, опустившись на землю возле Шарпа, — но ублюдки уже уходят.
— Я думаю, что они оставили несколько человек. Ты готов?
— Конечно. — Харпер взвел курок винтовки.
— Ранцы снять, — приказал Шарп стрелкам, снимая собственный ранец, потом перевел взгляд на лейтенанта Прайса. — Ждите здесь, Гарри, пока не услышите свист. Два свистка означают открыть огонь отсюда, а три — спускаться к деревне. — Он посмотрел на Хагмана. — Не открывай огонь, Дэн, пока они не увидят нас. Если мы сможем добраться незаметно для ублюдков, нам будет легче. — Он повысил голос, чтобы все стрелки могли слышать. — Спускаемся быстро. Все готовы? Все зарядили винтовки? Тогда пошли! Вперед!
Стрелки перелезли через гребень и побежали вниз по склону холма вслед за Шарпом. Шарп смотрел влево, где маленькая французская колонка отступила вдоль ручья, но никто в колонне не оборачивался, и стук лошадиных копыт и подбитых гвоздями ботинок пехотинцев, должно быть, заглушал топот бегущих под гору стрелков. Только когда Шарп был в нескольких ярдах от ближнего дома, один француз оглянулся и поднял тревогу. Хагман тут же выстрелил, и звук винтовки Бейкера двойным эхом отозвался сначала от дальнего склона маленькой долины, затем — от склонов большей долины. Эхо повторялось раз за разом, все слабее и слабее, пока его не заглушили выстрелы других стрелков с вершины холма.
Шарп прыгнул с высоты нескольких футов. Он упал, вскочил и побежал мимо навозной кучи, наваленной возле хижины. Единственная лошадь была привязана к стальному колышку, воткнутому в землю у входа в хижину, в дверном проеме которой внезапно появился французский солдат. На нем была рубашка и серый китель, но ничего ниже пояса. Он направил мушкет на Шарпа, но когда увидел бегущих за Шарпом стрелков, бросил мушкет и поднял руки.
Подбегая к двери, Шарп выхватил палаш. Плечом он оттолкнул сдающегося в сторону и ворвался в лачугу с голыми каменными стенами и крышей из деревянных балок, засыпанных сверху камнями и землей. В доме было темно, но не настолько темно, чтобы Шарп не мог видеть голая девочку в углу на земляном полу. На ногах у нее была кровь. Второй француз, этот со спущенными до лодыжек кавалерийскими штанами, пытался встать и вытащить саблю из ножен, но Шарп пнул его по яйцам. Он пнул так сильно, что француз вскрикнул, а потом уже не мог вздохнуть, чтобы закричать снова, и рухнул на залитый кровью пол, где и лежал, всхлипывая и подтягивая коленки к груди. Еще два человека лежали на утоптанном земляном полу, но когда Шарп оглянулся на них, держа палаш наготове, он увидел, что оба они местные жители и оба мертвы. Им перерезали горло.
Разрозненная стрельба продолжалась в долине. Шарп возвратился к двери, где голоногий французский пехотинец сидел на корточках, заложив руки за голову.
— Пат! — позвал Шарп.
Харпер командовал стрелками.
— Мы удерживаем педиков, сэр, — ответил сержант, не дожидаясь вопроса. Стрелки прятались возле хижин, стреляли, перезаряжали и стреляли снова. Винтовки Бейкера выбрасывали клубы белого дыма, пахнущего гнилыми яйцами. Французы стреляли в ответ, мушкетные пули рикошетили от каменных стен, и Шарп, пригнувшись, нырнул в дверь лачуги. Он поднял оружие пленных французов и вышвырнул за дверь.
— Перкинс! — крикнул он.
Стрелок Перкинс подбежал к двери. Он был самым молодым среди людей Шарпа, или, по крайней мере, считался самым молодым, поскольку, хотя сам Перкинс не знал ни дня, ни года своего рождения, он еще не начинал бриться.
— Сэр?
— Если один из этих ублюдков шевельнется, стреляй в него.
Перкинс был молод, но выражение его лица испугало невредимого француза, который протянул рука, как бы умоляя молодого стрелка не стрелять.
— Я позабочусь об ублюдках, сэр, — сказал Перкинс и примкнул штык-нож с медной рукояткой к стволу винтовки.
Шарп заметил одежду девочки, сваленную под грубо сколоченным столом. Он поднял грязное тряпье и отдал ей. Она была бледна, испугана и плакала совсем по-детски.
— Ублюдки! — крикнул Шарп пленным и выбежал на залитую тусклым светом улицу. Мушкетная пуля просвистела возле головы, и он спрятался в укрытие возле Харпера.
— Ублюдки хороши, сэр, — сказал ирландец огорченно.
— Я думал, что вы с ними справились.
— Похоже, у них другое мнение насчет этого, — сказал Харпер, выглянул из укрытия, прицелился, выстрелил и нырнул назад. — Ублюдки хороши, — повторил он, перезаряжая винтовку.
И французы были действительно хороши. Шарп ожидал, что небольшой отряд французов бросится бежать от винтовочного огня, но вместо этого они развернулись в стрелковую цепь, и теперь легкая мишень, которую представляла колонна на марше, превратилась во множество отдельных движущихся мишеней. Тем временем примерно с полдюжины драгун, сопровождающих пехоту, спешились и начали наступать в пешем строю, покуда один из кавалеристов гнал лошадей галопом за пределы досягаемости винтовочного огня, и теперь карабины драгун и мушкеты пехоты угрожали подавить стрелков Шарпа. Винтовки Бейкера стреляли намного точнее, чем мушкеты и карабины французов, они могли убивать на дистанции в четыре раза больше, но заряжались отчаянно медленно. Пулю, обернутую в кожаный лоскут, который создавал уплотнение между пулей и нарезами, приходилось с силой прогонять сквозь выступы и канавки нарезов, тогда как пулю мушкета можно было быстро загнать в гладкий, не имеющий нарезов, ствол. Стрелки Шарпа уже не использовали кожаных лоскутов, что позволяло заряжать быстрее, но без кожаных лоскутов нарезы не захватывали пулю и не заставляли ее вращаться, и таким образом у винтовки отнималось ее главное преимущество: ее смертельная точность. Хагман и его три товарища все еще стреляли вниз с горного хребта, но их было слишком мало, чтобы повлиять на ход сражения, и все, что спасало стрелков Шарпа от больших потерь, это защита каменных стен хижин.
