Звенья разорванной цепи - Бегунова Алла Игоревна (книги онлайн полные версии txt) 📗
Возвращение их домой можно назвать и торжественным, и триумфальным.
Недавно построенный на верфи в Херсоне 66-пушечный линейный корабль «Святой Владимир», предназначенный для севастопольской эскадры, Потемкин отправил к месту его базирования 12 января 1789 года. Трехмачтовый парусник медленно вошел в Южную бухту под приветственные залпы береговых батарей, убрал паруса и бросил якорь точно на ее середине. Никак не меньше часа перегружали матросы багаж княгини Мещерской на большой шестивесельный баркас. Кроме сундуков, плетенных из камыша саквояжей, корзин и кожаных баулов, на палубе «Святого Владимира» находились три бесформенные фигуры, закутанные с головы до пят в темные одежды.
Это тоже были русские трофеи.
Около двух тысяч невольниц из очаковских гаремов попали в руки победителей. Что с ними делать, светлейший князь решительно не знал. В конце концов Григорий Александрович послушался совета Аржановой и распределил восточных женщин среди своих офицеров. Данным его приказом остались очень довольны и первые, и вторые.
Анастасия, конечно, офицерского чина не имела, но, служа в секретной канцелярии Ее Величества девятый год, по распоряжению царицы получала оклад, примерно равный пехотному генерал-майорскому. Потому светлейший князь отписал ей двух чернооких красоток. Третья же предназначалась начальнику ее охраны – поручику Екатеринославского кирасирского полка Остапу Тарасовичу Чернозубу, настоящему богатырю, человеку необыкновенной храбрости и силы, происходившему из украинских казаков…
Думала ли курская дворянка, что встреча с мужем после восьми месяцев разлуки принесет ей столько огорчений, окажется совсем нерадостной, двусмысленной, исполненной лжи и фальши?
Правда, на пристани, впоследствии перестроенной и вошедшей в историю под названием «Графская», все обстояло в высшей степени пристойно. Пока шлюпки и баркасы со «Святого Владимира» швартовались и разгружались, пока на широких сосновых досках пристани строилась морская пехота с линейного корабля, там играл военный оркестр. Затем командир военного парусника итальянец Чефолиано отдал рапорт о благополучном прибытии командующему севастопольской эскадрой капитану бригадирского ранга Федору Федоровичу Ушакову. Знаменитый флотоводец в ответ произнес краткую речь. Он упомянул о великой очаковской победе, о прошлогодних боях нашего военно-морского флота с турками в Днепровско-Бугском лимане, о подвигах российских матросов и солдат.
Аржанова в толпе встречающих высматривала мужа, и вскоре он помахал ей рукой в белой лайковой перчатке. А вот дома на Екатерининской улице к Николаю вышла его молодая жена Арина, нянька маленьких княжат: пятилетней Александры и Владимира трех с половиной лет от роду. Даже пышные праздничные юбки не могли скрыть ее беременности, срок которой приближался к семи месяцам, и это – в отсутствие супруга! Тяжелые сцены разыгрались в тот день в господском особняке.
Первая произошла в гостиной, куда барин благоразумно не явился. Арина валялась у барыни в ногах, рыдала, просила прощения и уверяла, будто Михаил Аркадьевич принудил ее к сожительству силой. Николай, крича, как зарезанный, требовал примерно наказать несчастную и отправить ее на покаяние в монастырь. Горничная злобно грозила невестке кулаком. Среди потока слов, жалостливых, бранных, обидных, грязных, Аржанова одна хранила молчание. Потом встала, опираясь двумя руками на подлокотники кресла, точно не имела сил держаться на ногах, и вынесла окончательный приговор. Арину не трогать, не изводить придирками и оскорблениями, не нагружать черной работой. Пусть она спокойно доносит и родит ребенка. Все-таки в нем будет половина княжеской крови. Каким образом обустроить его дальнейшую судьбу, курская дворянка еще подумает. Но пока велит верным своим слугам поумерить страсти и сор из избы ни в коем случае не выносить.
Ошеломленные таким решением, Николай, Глафира и Арина замерли посреди комнаты, как вкопанные. Анастасия направилась к двери. Не смея ничего возразить госпоже, они лишь проводили ее выразительными взглядами: Арина – благодарно-виноватым, Николай – недовольным, Глафира – растерянным.
Анастасия не обратила на них внимания. Теперь ей предстояло объясняться с мужем. Она не сомневалась, что Михаил пустит в ход все способы для собственного оправдания, для разубеждения обманутой супруги, и для ее… обольщения. Через венецианское окно спальни на втором этаже курская дворянка смотрела на чудесно ухоженный сад, желая в движении ветвей, почти оголенных, но еще сохранивших зеленый убор, угадать некое предзнаменование, найти разгадку.
В этой ситуации на самом деле все складывалось весьма непросто.
Адъютант светлейшего князя Потемкина – поручик Новотроицкого кирасирского полка князь Мещерский был младше Аржановой почти на два года. Тогда, в Херсоне в сентябре 1780-го, он сам вызвался ехать в Крымское ханство вместе с прелестной вдовой и быть начальником ее охраны. И он действительно спас Анастасии жизнь, прямо-таки вырвал ее, раненную кинжалом и избитую кнутами, из рук Казы-Гирея, резидента турецкой разведки на полуострове. Хитрую ловушку устроил родственник хана для русской путешественницы, и она по своей неопытности легко в нее угодила. Ожесточенной получилась драка в караван-сарае у деревни Джамчи. Кирасиры перебили подручных злого татарина, но сам Казы-Гирей ушел целым и невредимым.
Потом Аржанова и Мещерский снова поехали в Крым. Этот полуденный край уже прочно вошел в сферу интересов Российской империи, а правитель страны Шахин-Гирей подписал с царицей союзный договор. Турки готовили очередной мятеж против него, и следовало всеми средствами помогать хану удерживаться на престоле. Бунт вспыхнул в мае 1782 года. Но убить Шахин-Гирея сразу восставшие не смогли, русские увезли его в свою крепость Керчь. Население же полуострова мятежников не поддержало. Массовых народных выступлений не произошло, только локальные стычки. Разведывательно-диверсионная группа Аржановой сумела отбить нападение турецких наемников-чеченцев на ханский арсенал, расположенный в горной крепости Чуфут-Кале, а затем изгнать их из ханской столицы – Бахчисарая.
До проклятого шпиона Казы-Гирея и его отряда они тоже добрались, но позже, в феврале 1783-го, при помощи местных пастухов устроив на горе Чатыр-Даг засаду. Пуля из егерского штуцера, что был в руках у Николая, пробила Казы-Гирею лоб именно над переносицей. Почему-то после этого события открытому османскому присутствию в Крыму пришел конец. Татарские беи и мурзы стали решать, на чью сторону им теперь лучше переметнуться. Естественно, выбрали русских, и вскоре хан Шахин-Гирей отрекся от престола в пользу Екатерины Великой.
Полуостров стал Таврической областью Российской империи, но полному его освоению, как могла, мешала враждебная Турция. Туда, за Черное море, удрали самые отпетые, самые бешеные и непримиримые из крымских татар. Правительство султана Абдул-Гамида Первого взяло их под свое покровительство и поощряло их планы реванша и всеобщего джихада против неверных, или кяфиров. Потому следовало пристально наблюдать за поведением мусульманского населения в Крыму. Аржанова как признанный специалист по «восточному вопросу» снова вернулась в полуденный край. Секретная канцелярия Ее Величества на сей раз придумала для курской дворянки отличное легальное прикрытие: супруга управляющего канцелярией Таврического губернатора коллежского советника князя Мещерского.
Венчание, на которое Анастасия согласилась с трудом, происходило в Санкт-Петербурге, в храме Святого Самсония Странноприимца на Выборгской стороне. Однако брак вышел не фиктивным, а реальным. Против всех ожиданий, бывший кирасир оказался любовником энергичным, изобретательным и очень выносливым. Бурными играми в постели он увлек вдову подполковника Ширванского пехотного полка, и она, в полной мере поддавшись сладостному соблазну, родила двоих детей: сперва девочку, потом мальчика.
Известно, что век чувственной, сугубо телесной любви, лишь краешком задевающей сердце, ум и душу, не так уж долог – от силы года три. Аржанова, занятая на службе бесконечными разъездами, продержалась почти четыре. Когда секретная канцелярия вновь вызвала ее в штаб-квартиру Главнокомандующего Екатеринославской армией генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического, оставив, между прочим, в Севастополе князя Мещерского, то их прощание было лишено трагедийного надрыва, вселенской печали, неодолимой скорби. Скорее они оба восприняли его как служебную необходимость.
