Чеченская рапсодия - Иванов-Милюхин Юрий Захарович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
Софьюшка, сидящая на противоположном краю стола, сияла счастливыми глазами. Она давно одобрила решение среднего сына учиться дальше, радовалась за его стремление к наукам. Стежкой Захара заторопился и младший из братьев, Пьер, скоро год как одолевавший науки в Москве. В голове у нее неустанно строились планы о продолжении учебы Захара в Париже и о вхождении его во владение французским замком, выкупленным на добытые в свое время сокровища. За Пьера она тоже не беспокоилась., Во время учебы он заодно и приглядывал за усадьбой, приобретенной когда-то у графа Заславского, расположенной недалеко от московского кремля. Софьюшке не давали покоя лишь Панкрат да две девки. Старший сын наотрез отказался от освоения всяческих наук, выбрав отцовскую дорожку. Пока на этом пути ему везло, о чем говорили погоны хорунжего. А дочери Анна с Марией росли как на дрожжах, всем видом заявляя о том, что за ними скоро хвостами потянутся женихи.
— Из шведок она, батяка. В Санкт-Петербурге немцев, голландцев, шведов с финнами много, почти все они несут службу при дворе императора Николая Первого, — еще ниже опустил причесанную макушку Захар. — Отец моей невесты — профессор Стокгольмского университета, работает в России по приглашению государя.
— А вот гляньте на дурака! Еще Петр Первый разгромил шведов под Полтавой, в той битве участвовали и твои прадеды, — притворно вскидывал руками Дарган. — А ты на побежденной решил жениться. Неужто из другой нации девки не нашлось?
— А где ты ее найдешь, такую нацию? — со смехом подхватывали разговор станичники. — Вряд ли какая выстоит супротив России.
— После татар с монголами русский дух, вишь ты, остался не сломленный.
А теперь и вовсе железом покрылся.
Сидевшая молча хозяйка дома решилась вмешаться в разговор:
— Сынок, какая девушка тебе понравится, на той и женись, — сказала она. —
Станичники сбавили тон. Им было непривычно, что в мужские рассуждения влезает женщина, но в доме Дагана такой порядок был заведен со дня появления в нем иноземки, хотя согласиться с этим нововведением получалось не у всех. Некоторые казаки с интересом посмотрели в ее сторону.
— А свои скурехи пущай нетоптаными ходят? — как всегда в таких случаях, решил выправить положение Дарган. — Гляди-ка, повырастали, одна краше другой, любая не прочь с нами породниться.
— На девок последние годы урожайные, — поддержал кто-то добродушный настрой хозяина, он посетовал. — Не дай Бог к войне, братья казаки, перед большой битвой всегда так было. То на мальцов дород немалый, а то Господь сподобит казачек на девочек. — В этих краях война никогда не прекращалась, еще со времен прихода сюда наших предков. — Все одно, пора бы утихомириться бабьему приплоду, иначе от любушек деваться станет некуда. — А посему слава новоявленному православному казаку, сыну Панкратия Александру, — подвел черту есаул Гонтарь, старый соратник Даргана по военным походам.
— Слава, слава, слава!
Станичники подняли чапуры, полные домашнего вина, выпили. Ложки тут же застучали по мискам с наваристым борщом, захрустели корочки свежевыпеченного хлеба.
Когда на второе подали хорошо прожаренную баранину и казаки взялись рвать мясо руками, к другу Панкрата Николке живо обернулся секретчик Гаврилка.
— Слыхал новость с того берега Терека?
— Какую? — заинтересовался подхорунжий.
— У абрека Мусы, кровника Панкратки с его батякой, родился второй сын.
— Плохая весть, — нахмурился помощник хорунжего.
— А есть еще хуже, — не унимался урядник Гаврилка.
— Говори, — пристукнул кулаком по столу казак.
— У Кусамы, средней сестры Мусы, на свет тоже появился мальчик.
Заметно стихли разговоры гостей, услышанное заставило их повернуть головы к сослуживцам, обсуждающим столь важную тему. Народу в дом набилось много, во время больших событий ворота у станичников были нараспашку для всех.
— Перекроился род убиенного Ахмет-Даргашки. У него у самого были одни девки, а теперь и пацаны пошли, — подключился к разговору Николкин сосед по лавке, кашевар Ермилка. — На род нашего Даргана встанут теперь сразу три новых кровника.
— Не считая покалеченного Мусу и родичей двух убитых братьев Бадаевых, у которых тоже, я слыхал, родились сыновья, — дополнил счет посыльный Пантелейка, за последний год вымахавший в доброго казака. — Большая сила собирается, недаром на кордонах теперь каждый вечер стрельба.
— И русские полки все никак не разомнутся, пора бы немирных обуздывать покруче.
— Забыл про объявленный Шамилем газават? Сейчас все горцы взялись объединяться, так что готовься к большой войне, брат казак. Все только начинается.
— Вот когда полезут скопом, тогда и встретим.
— Твоя правда, брат. Отцу и сыну…
Панкрат, сидевший по правое плечо от батяки, внимательно посмотрел на станичников, затем повернулся к главе дома, собираясь что-то сказать, но Дарган уже поднимался сам, хмель с него как рукой сняло.
Огладив усы, он положил правую ладонь на кинжал и громко заговорил:
— Станичники, многие из нас принимали участие в битвах с Наполеоном. Правителей, решивших овладеть миром, было много, они разоряли государства, топили в крови целые народы, но ни один из них не справился с таким делом, — он вскинул голову повыше. — Мусульмане считают себя правоверными, а нас, христиан — неверными. Шамиль тоже объявил газават всему христианскому народу. Скажу сразу, хотя Шамиль имеет духовный сан третьего имама Дагестана и Чечни, его песенка, как и других кровожадных верховодов, все равно будет спета, потому что кровью мира не завоевать.
Дарган бросил короткий взгляд на супругу, с которой в спорах на эту тему провел не одну бессонную ночь, Софьюшка не сводила с него восхищенных глаз, впервые она оказалась свидетелем красноречия мужа и впервые осознала, что ее усилия не пропали даром, а подняли уровень сознания ее мужа еще на одну ступень. Это была ее победа над заскорузлыми правилами казачьего уклада жизни.
А Дарган меж тем продолжал:
— В молитвенном доме уставщик читает нам главы из Библии, и все мы знаем, что Иисус Христос никого не убивал, не грабил, не насильничал, он нес людям только слово правды. Лишь слово, и за это люди его распяли. Распяли одного, а не целые народы, внемлющие до сей поры его устам. Эти народы по доброй воле бросились к его ногам, признав своим повелителем. Так что на земле сильнее — булатный клинок или всего лишь слово?
В комнате установилась долгая тишина. Казаки, привыкшие все в жизни измерять лишь силой, предпочли промолчать, они понимали, что устами их вожака с ними сейчас говорила его образованная жена, француженка Софьюшка. Но станичники, соглашаясь в душе с правильностью прослушанной ими проповеди, категорически отказывались признавать превосходство бабы над собой, потому что не мыслили жизни по-иному.
