Шут - Гросс Эндрю (читать книги полные .TXT) 📗
Отчаянные крики заставили нас повернуться. Два рыцаря из отряда Норкросса, схватив за волосы, тащили мельника Жоржа и его младшего сына, Ало.
Обоих бросили на землю посреди площади. Как они узнали?..
Норкросс как будто даже обрадовался. Подойдя к съежившемуся от страха мальчишке, он наклонился и сжал его лицо рукой в тяжелой перчатке.
– Вот как ты заговорил, священник? Значит, папа может защитить вас, а? – Он усмехнулся. – Ну что ж, почему бы нам и не проверить, чего на самом деле стоит его защита?
Глава 4
Как же мне было стыдно из-за нашей полной, очевидной беспомощности. Звеня мечом, Норкросс направился к испуганному мельнику.
– А скажи-ка, мельник, – усмехнулся кастелян, – разве не два сына было у тебя на прошлой неделе?
– Мой старший, Мэтт, ушел в Воклюз, – сказал Жорж и посмотрел на меня. – Учиться работе с металлом.
– Работе с металлом...
Норкросс кивнул и, поджав губы, улыбнулся, словно говоря: "Я же знаю, что это все куча дерьма". Жорж был моим другом. Сердце сжалось от сострадания. Я пытался вспомнить, какое оружие есть у меня на постоялом дворе и не могли бы мы, если понадобится, дать отпор рыцарям.
– Если твой старший сын ушел, – продолжал Норкросс, – то как же ты собираешься платить подати герцогу, ведь рабочих рук стало меньше на треть?
Взгляд Жоржа заметался.
– Мы справимся, мой господин. Я стану работать еще больше.
– Хорошо. – Норкросс снова кивнул и шагнул к мальчишке. – В таком случае ты справишься и без этого, верно?
Он схватил девятилетнего Ало за ворот, дернул вверх, ровно мешок сена, и потащил визжащего и брыкающегося парнишку к мельнице.
Проходя мимо притихшей дочери мельника, кастелян подмигнул своим людям.
– Угощайтесь. У нашего мельника такое милое зерно.
Рыцари расхохотались и, схватив кричащую бедняжку Эме, потащили ее в мельницу.
Страшный спектакль разворачивался на моих глазах. Норкросс снял с седла моток веревки и с помощью одного из своих прислужников начал привязывать Ало к большому мельничному колесу, наполовину сидящему в реке.
Бедняга Жорж припал к ногам кастеляна.
– Разве я не служил моему господину верой и правдой? Разве не исполнял все свои обязанности?
– Проси защиты у Его святейшества, – со смехом ответил Норкросс, захлестывая веревкой запястья и лодыжки мальчика.
– Отец, отец! – взывал насмерть перепуганный Ало.
Норкросс повернул колесо, и под отчаянные крики Жоржа и Мари их сын погрузился в реку. Подержав мальчика под водой, кастелян медленно поднял его над поверхностью. Ало вынырнул, хватая ртом воздух.
– Что скажешь, святой отец? – Презренный рыцарь повернулся к нашему священнику. – Так-то защищает вас ваш папа? Ты на это рассчитывал?
Поворот колеса, и ребенок вновь скрылся под водой. Городок содрогнулся от ужаса.
Я досчитал уже до тридцати.
– Помилуйте! – вскричала, падая на колени, Мари. – Он ведь всего лишь ребенок.
Норкросс не спеша взялся за колесо, Ало, задыхаясь, выкашливал попавшую в легкие воду, из-за двери мельницы доносились слабые крики Эме. Мне и самому не хватало воздуха. Необходимо было что-то делать, пусть даже рискуя собственной жизнью.
– Сир. – Я выступил вперед и поклонился Норкроссу. – Я помогу мельнику с податями. Он будет отдавать на треть больше.
– А ты еще кто такой, морковная голова?
Рассерженный рыцарь обернулся и с изумлением воззрился на мои ярко-рыжие волосы.
– Если так угодно моему господину. – Еще шаг вперед. И еще. Я готов был нести любую чушь, лишь бы отвлечь его от мальчика. – Мы дадим нашему господину два бушеля морковки!
Я собирался продолжить, заболтать его, рассмешить, потешить, сделать все, что в моих силах, но тут один из приспешников кастеляна пришпорил коня. Перед глазами мелькнула шипованная перчатка, и в следующее мгновение эфес меча обрушился на мою голову.
Я упал на землю, но все же услышал вскрик Софи:
– Хью, Хью!
– Этот, с морковной головой, должно быть, большой приятель мельника, – ухмыльнулся Норкросс. – Или его женушки. Так, говоришь, на треть? Что ж, от имени твоего господина принимаю это предложение. С сегодняшнего дня подати увеличены на треть.
Говоря это, кастелян снова опустил колесо. Лежа на земле, я слышал заглушенный водой стон Ало.
– Хотите драться? – заорал Норкросс. – Так деритесь во славу вашего сеньора, когда он потребует от вас этого. Но закон есть закон. Вы же понимаете, что такое закон? Понимаете?
Он не торопился поворачивать колесо, даже облокотился на него.
И тогда по толпе пронесся жалобный призыв:
– Помилуйте... поднимите мальчика. Поднимите.
Я сжал кулаки, мысленно ведя счет. Двадцать... тридцать... сорок...
Норкросс картинно вскинул бровь.
– Боже... совсем забыл о времени.
Он медленно повернул колесо, и город увидел распухшее, с широко открытыми глазами лицо мальчика. Рот у него был открыт, но жизнь уже ушла.
Мари дико вскрикнула, по лицу Жоржа текли слезы.
– Какая жалость, – вздохнул Норкросс, вращая колесо, пока безжизненное тело ребенка не оказалось вверху. – Похоже, доля мельника ему все же не по плечу.
Жуткая тишина повисла над деревней. И нарушили ее лишь всхлипы вышедшей из мельницы на подгибающихся ногах Эме.
– Трогаемся! – Норкросс дал знак своим рыцарям. – Думаю, они тут поняли, что хотел донести до них герцог.
Пересекая площадь, он остановился около меня и опустил ногу в тяжелом сапоге на мою шею.
– И не забудь про свое обещание, морковная голова. Я присмотрю за тем, как ты будешь расплачиваться со своим господином.
Глава 5
Тот страшный день перевернул мою жизнь. Вечером, когда мы лежали в постели, я рассказал Софи обо всем, что случилось, ничего не утаив. Мы всегда всем делились, как плохим, так и хорошим. Комнатка, служившая спальней, помещалась позади постоялого двора, и кроватями нам служили расстеленные на полу перьевые тюфяки. Я нежно поглаживал длинные белокурые волосы Софи, спускавшиеся едва ли не до талии. Каждое ее движение, каждый вздох напоминали, как сильно я люблю ее. Моя любовь нисколько не ослабела с того дня, когда мы впервые увидели друг друга.
Да, то была любовь с первого взгляда. А ведь мне тогда едва исполнилось десять лет!
Детство мое прошло в постоянных разъездах с группой странствующих голиардов, которым меня в совсем юном возрасте отдали после смерти матери, любовницы какого-то священника, когда скрывать мое присутствие в его доме стало невозможно. Эти люди отнеслись ко мне как к своему и воспитали соответственно, обучив латыни, грамматике и логике, преподав основы чтения и письма.
Но прежде всего они научили меня играть. Мы останавливались в больших городах – Ниме, Клюни, Пю, где собирали толпы зевак, желающих послушать непристойные песенки, посмотреть на жонглеров и гимнастов. Каждое лето наш путь пролегал через Вилль-дю-Пер. Однажды я увидел Софи на постоялом дворе, принадлежавшем ее отцу, и она, смутившись, все же не успела спрятать от меня свои голубые глаза. Позднее я заприметил ее, когда она подглядывала за нами – за мной! – во время репетиции, и, сорвав подсолнух, подошел к ней.
– Что на входе бывает твердым, а на выходе мягким?
Глаза у нее широко раскрылись, а щечки зарделись.
– Только у дьявола могут быть такие ярко-рыжие волосы, – сказала она и убежала.
Я так и не успел дать ответ: капуста.
Каждый раз, когда мы возвращались, я приходил к ней с подсолнухом, а тем временем неуклюжая девочка постепенно превращалась в самую красивую девушку из всех, кто попадался мне на глаза. Она же встречала меня шутливым стишком:
Встретила девушка молодца-странника
В лунную тихую ночь...
Утро пришло, только слезы остались,
Чем ей, бедняжке, помочь?
Как-то я назвал ее своей принцессой, а Софи ответила, что у меня таких принцесс, должно быть, в каждом городе по дюжине. Но это было не так. Каждый раз я обещал вернуться и всегда возвращался. А потом просто остался.
