Книга нечестивых дел - Ньюмарк Элль (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Раздосадованный подметальщик Джузеппе прежде меня понял, насколько мне повезло. В качестве ученика повара я сразу занял положение выше, чем он, и жалкий пьяница не мог этого стерпеть. Каждый раз, проходя мимо, он шептал:
— Ублюдок, — и, охраняясь от дурного глаза, направлял на меня растопыренные указательный палец и мизинец. Грозил из-за спины старшего повара метлой, раскатывал почти сложенную мною поленницу, бросал очистки на мытые блюда и снова вносил на кухню мусор, чтобы все решили, что я ленив.
Но я не обращал на него внимания. Впервые с детства я ел три раза в день и спал под крышей. Мне предстояло стать поваром, но я бы не возражал, если бы мой наставник оказался сапожником или рыбаком. Он кормил меня и обучал ремеслу; ничего подобного я от жизни не ожидал. И покоренный подобной роскошью, боясь кого-нибудь обидеть, я не решался ни жаловаться на Джузеппе, ни интересоваться мотивами своего учителя. Выполнял его указания, ел дарованную еду и считал, что мне несказанно повезло.
Но в то же время я скучал по Марко и старался подавить в себе чувство вины за свалившуюся на меня необъяснимую удачу, которая его обошла стороной. Сначала я надеялся, что на кухне найдется работа для нас обоих, но вскоре понял: мне отдали единственное свободное место. Я старался откупиться, при каждой возможности воруя для него еду. Рано утром, до прихода поваров, я собирал всякие остатки, которых не должны были хватиться, заворачивал в промасленную тряпку и прятал за резервуар с водой до позднего вечера, когда мне надлежало выносить мусор. Голодный Марко с нетерпением поджидал меня по другую сторону забора. А если его там не было, я оставлял сверток рядом с мусорной бадьей. К утру тот каждый раз исчезал.
Еще я скармливал обрезки своему преданному коту Бернардо, который разжирел и стал лосниться с той поры, как я подобрал его умирающим от голода котенком. Марко принес его, когда я проработал на кухне всего неделю, и заявил:
— Вот твой приставучий кот. Ты же не ждешь, что я стану его кормить?
Хотя Бернардо часто таинственным образом исчезал, как это делают коты, он всегда возвращался, чтобы подкрепиться на заднем дворе и завалиться спать у меня под боком в людской. Старший повар Ферреро терпел его ради меня.
В те первые дни я льстил себя мыслью, что Ферреро выбрал меня за мою исключительность, разглядев признаки проницательного ума и оценив ловкость быстрых пальцев вора-карманника. Но теперь, спустя много лет, я не сомневаюсь, что выбор, главным образом, определила его вера в способности человека бороться с бедствиями, а также желание обзавестись сыном и наследником — в особенности наследником.
И время он тоже выбрал не случайно. В те дни, словно освежающий бриз с востока, Венецию будоражил слух. Все, от слуг до аристократов, шептались о некоей византийской книге, в которой будто бы содержались мысли древних колдунов. Считалось, что эта книга утеряна в веках, но она обнаружилась запрятанной где-то в Венеции. Впоследствии я осознал, что именно этот слух побудил старшего повара взять ученика.
В плену слуха оказались буквально все. Я вспоминаю один разговор, подслушанный в дни моего ученичества. Он вызвал во мне буйство фантазий, предметом которых в том числе являлась моя обожаемая прекрасная Франческа. Энрико и повар по овощам Данте встретились у кирпичного очага, склонили друг к другу головы и сложили на груди руки. Энрико что-то шептал, и его слова, казалось, захватили собеседника. «Тереза», — долетел до меня голос Данте, другого дворцового кладезя всех новостей.
Меня всегда интересовало происходящее вокруг, и я, чтобы не пропустить их слов, принялся складывать неподалеку дрова. Выживая на улице благодаря своему уму, я пришел к выводу, что подслушивать — такой же естественный и необходимый процесс, как дыхание.
— Не исключено, что в книге имеется формула превращения свинца в золото, — предположил Энрико.
— Чушь! — слегка разочарованно ответил Данте. — Алхимия не более чем миф. Подумай: желающие завладеть книгой уже богаты. Нет, в ней, должно быть, даны указания, как управлять людьми, покорять их умы и сердца.
— Покорять сердца? Ты имеешь в виду любовное зелье? Ерунда! Какой в нем прок?
Данте назидательно поднял палец.
— Любой мужчина выложит женщине секреты, если та сумеет разжечь в нем желание, — глубокомысленно кивнул он. — Не может быть лучшей шпионки, чем искусительница. Влюбленный перед такой не устоит.
Энрико обдумал его слова.
— Согласен. Ослепленный любовью всегда уязвим. Но в книге должно быть нечто большее, чем рецепт приворотного зелья. Иначе с какой стати ее хочет заполучить старый дож? Может, в ней содержится формула продления жизни?
— Навечно?
— Как знать.
Боже! Мысль угостить Франческу приворотным зельем поразила и совершенно захватила меня. Я решил, что из всех тайн мифической книги приворотное зелье — самая ценная.
Все верили, что в книге найдется именно то, что им больше всего необходимо. Моей единственной мечтой была Франческа, но другие люди стремились к иным целям. Как добиться любви, разбогатеть, обрести бессмертие — эти страстные желания повергали людей в сумбур неверия и в итоге доводили до беды.
Хитросплетение тайн началось с убийства крестьянина, о чем я, не колеблясь, доложил своему наставнику. Старший повар знал, что я подсматриваю за дожем, и одобрял это. Он считал, что мне полезно наблюдать за благородным человеком и перенимать пристойные манеры, особенно за столом.
— Скажите, как человек ест, и я скажу вам, кто он таков, — постоянно повторял синьор Ферреро.
Приготовление еды помогало ему выявлять таинства жизни. Я так и вижу, как он взбивает в зажатой в сгибе локтя медной чашке белок и мурлычет в такт ритмичным движениям, пока тягучая жидкость не превращается в снежную шапку.
— Видишь? — взмахивает он мутовкой, словно волшебной палочкой. — Магия, да и только! — А затем тычет мутовкой в меня. — Помни, Лучано: звери едят, а люди совершают трапезу. — И, разравнивая сладкую меренгу на пергаменте, приговаривает: — Вот почему мы называем утонченного человека человеком со вкусом.
Благодаря наставничеству Ферреро я начал понимать пользу утонченности. Кроме всего прочего, она позволяла мужчине привлекать к себе определенный тип женщин, таких, как благовоспитанная жена старшего повара Роза. Я интересовался женщинами, но не был еще ни с одной, поскольку уличные девчонки за самое малое проявление благосклонности требовали денег. Марко этот вопрос занимал не меньше, но он притворялся, будто женщины ему безразличны. Он был на них в обиде, поскольку мать бросила его, оставив себе сестру-двойняшку.
— Ох уж эти женщины! — повторял он. — Зло, которое приходится терпеть.
Я не считал женщин злом, но думал, что они недосягаемы. Моя обожаемая Франческа жила в монастыре. И хотя в затворничестве дотянуться до нее было невозможно, надежда меня не покидала. Франческа оказалась в монастыре по воле определенных обстоятельств, но по дерзкому любопытному взгляду, когда она оказывалась на Риальто, и выбивавшимися из-под чепца новообращенной прядями светлых волос я понимал, что она не принимает свое послушничество всерьез. И вскоре обнаружил, что под обличьем монахини таится сочная, словно слива, и непокорная, как грех, женщина. Мой юношеский оптимизм позволял мне надеяться, что она оставит монастырь и, если я сумею обеспечить ей жизнь благородной дамы, выйдет за меня замуж.
Но мое превращение из уличного сорванца в будущего мужа требовало времени. Во мне крепко укоренились повадки беспризорника, проявляясь в крадущейся походке, грубой речи, настороженном взгляде. Страстно желая стать достойным Франчески, я тайно наблюдал за жизнью во дворце и откладывал в памяти свои наблюдения. А когда раз в неделю получал на полдня выходной, потешал Марко и Доминго, изображая ужимки высокородных особ.
Касался уголков губ воображаемой салфеткой и прохаживался по мосткам, разведя плечи и выпятив подбородок. Напыщенно кланялся Доминго и говорил:
