Паскаль Бруно - Дюма Александр (читаем книги бесплатно .txt) 📗
— Не только его светлость и я говорим приятное госпоже графине, кое-кто льстит ей еще больше.
— Кто же это?
— Зеркало, сударыня.
— Сумасбродка! Зажги же свечи у большого зеркала.
Камеристка повиновалась.
— А теперь затвори это окно и оставь меня одну. Достаточно окна, выходящего в сад.
Тереза выполнила приказ и вышла из комнаты; едва за ней затворилась дверь, как графиня села у зеркала, взглянула на себя и улыбнулась.
Поистине, она была прелестна, графиня Эмма, или, точнее, Джемма, так как родители изменили первую букву имени, данного ей при крещении, и с самого детства звали ее Джеммой, иначе говоря, «Жемчужиной». И конечно же, графиня была не права, когда в доказательство древности своего рода ссылалась лишь на подпись Карла V, ибо тонкий, гибкий стан изобличал в ней ионянку, черные, бархатистые глаза — дочь арабов, а бело-розовый цвет лица — уроженку Галлии. Она могла считать с одинаковым правом, что происходит от афинского архонта, от сарацинского эмира и нормандского капитана; такие красавицы встречаются прежде всего в Сицилии, а затем в единственном городе на свете, в Арле, где то же смешение крови, то же скрещение рас объединяет порой в одной женщине эти три столь различных типа. Но вместо того чтобы прибегнуть к ухищрениям кокетства, как она собиралась это сделать поначалу, Джемма застыла у зеркала в порыве наивного восхищения: до того понравилась она себе в этом домашнем убранстве; так, вероятно, взирает на себя цветок, склонившийся над поверхностью ручья; однако в этом чувстве не было гордыни; она как бы возносила хвалу Господу, создавшему такую красоту. Словом, она ничего не изменила в своей внешности. Да и какая прическа лучше выявила бы несравненную прелесть ее волос, чем тот беспорядок, при котором они свободно рассыпались по плечам? Какая кисть могла бы прибавить что-либо к безукоризненному рисунку ее шелковистых бровей? Какая помада посмела бы соперничать с цветом ее коралловых губ, сочных, словно плод граната? И, как мы уже говорили, она вперила взгляд в зеркало с единственным желанием полюбоваться собой, но мало-помалу погрузилась в упоительные, восторженные мечты, ибо одновременно с ее лицом зеркало, стоявшее у раскрытого окна, отражало небо, которое служило как бы фоном ее ангельской головки; и, наслаждаясь неясным и безграничным чувством счастья, Джемма без повода, без цели считала в зеркале звезды, которые зажигались одна за другой, и вспоминала их названия по мере того, как они появлялись в эфире. Вдруг ей показалось, что какая-то тень загородила звезды и позади нее возникло чье-то лицо; она поспешно обернулась: в окне стоял незнакомый мужчина. Джемма вскочила на ноги и открыла рот, чтобы закричать, но неизвестный спрыгнул на пол и, сложив с мольбой руки, проговорил:
— Во имя неба, никого не зовите, сударыня. Клянусь честью, вам нечего опасаться: я не хочу вам зла!..
II
Джемма упала в кресло, и вслед за появлением незнакомца и его словами наступило молчание, во время которого она успела бросить быстрый, боязливый взгляд на незванного гостя, который проник в ее спальню столь странным, непозволительным способом.
Это был молодой человек лет двадцати пяти — двадцати шести, по-видимому, простолюдин: на нем была калабрийская шляпа с широкой лентой, спускавшейся на плечо, бархатная куртка с серебряными пуговицами и такие же штаны; его стан стягивал красный шелковый пояс с зеленой вышивкой и бахромой — такие пояса изготавливают в Мессине, которая позаимствовала их у стран Леванта. Кожаные ботинки и гетры дополняли этот костюм истого жителя гор, костюм, не лишенный изящества и как бы созданный, чтобы подчеркнуть стройность того, кто его носил. Лицо незнакомца поражало суровой красотой: резкие черты южанина, смелый, гордый взгляд, черные волосы и борода, орлиный нос и зубы, как у шакала.
Очевидно, Джемму не слишком успокоил вид молодого человека, ибо она протянула руку к столу в поисках стоящего там серебряного колокольчика.
— Вы разве не поняли меня, сударыня? — спросил он, стараясь придать своему голосу ту чарующую мягкость, которую так хорошо передает сицилийский язык. — Я не желаю вам зла, напротив, если вы уважите мою просьбу, я буду боготворить вас, как мадонну. Вы прекрасны, как божья матерь, будьте же милосердны, как она.
— Что же вам от меня надобно? — спросила Джемма дрожащим голосом. — И как вы посмели явиться ко мне сюда, да еще таким путем?
— Скажите, сударыня, неужели вы, знатная, богатая, любимая человеком высокого звания, почти королем, согласились бы принять такого безвестного человека, как я? Да если б и оказали мне такую милость, она могла бы запоздать, а у меня времени нет!
— Но что я могу сделать для вас? — спросила Джемма, постепенно успокаиваясь.
— Все в ваших руках, сударыня, мое несчастье и мое блаженство, моя смерть и моя жизнь.
— Ничего не понимаю! Объясните, в чем дело?
— У вас служит девушка из Баузо.
— Тереза?
— Да, Тереза, — сказал молодой человек, и голос его дрогнул. — Она собирается обвенчаться с камердинером князя де Карини, а ведь девушка эта — моя невеста.
— Так это вы?..
— Да, мы собирались пожениться с Терезой, когда вы вызвали ее к себе. Она обещала хранить мне верность, замолвить перед вами словечко за меня, а если вы откажете в ее просьбе, вернуться домой. Итак, я ждал ее. Прошло три года, ее все не было. Я понял, что она не вернется, сам приехал сюда и все узнал. Тогда я надумал броситься к вашим ногам и вымолить у вас разрешения на брак с Терезой.
— Я люблю Терезу и не желаю разлучаться с ней. Гаэтано — камердинер князя. Если он женится на ней, Тереза останется у меня.
— Коль скоро таковы ваши условия, я поступлю к князю, — проговорил молодой человек, сделав усилие над собой.
— Тереза говорила, что вы не хотите быть слугой.
— Да, правда, но я принесу эту жертву ради нее, раз уж иначе нельзя. Только, если возможно, я поступил бы телохранителем к князю — это все же лучше, чем быть слугой.
— Хорошо, я поговорю с князем, и если он согласится…
— Князь согласится на все, чего бы вы ни пожелали, сударыня. Я знаю, вы не просите, вы приказываете.
— Но кто мне поручится за вас?
— Порукой будет моя вечная признательность, сударыня.
— Кроме того, я должна знать, кто вы.
— Я человек, судьба которого зависит от вас. Вот и все.
— Князь спросит, как вас зовут.
— Какое дело князю до моего имени? Разве он когда-нибудь слышал его? И что значит для князя де Карини имя простого крестьянина из Баузо?
— Но я-то родилась в том же краю, что и вы. Мой отец был графом де Кастель-Нуово и жил в небольшом замке неподалеку от деревни.
— Мне все это известно, сударыня, — глухо проговорил молодой человек.
— Так вот, я должна знать, кто вы. Скажите, как вас зовут, и я решу, что мне надлежит делать.
— Верьте мне, ваше сиятельство, вам лучше не знать моего имени. Не все ли равно, как меня зовут? Я честный человек, Тереза будет счастлива со мной, и, если понадобится, я отдам жизнь за князя и за вас.
— Не понимаю вашего упорства. Я хочу знать ваше имя, тем более что Тереза тоже отказалась сказать, как вас зовут, когда я спросила ее об этом. Предупреждаю, я ничего не сделаю для вас, если вы не назовете себя.
— Так вы этого желаете, сударыня?
— Не желаю, а требую…
— Умоляю вас в последний раз…
— Скажите, кто вы, или уходите, — проговорила Джемма, повелительно подняв руку.
— Меня зовут Паскаль Бруно, — ответил молодой человек ровным, тихим голосом; могло показаться, что он совершенно спокоен, если бы внезапная бледность не выдавала его душевной муки.
— Паскаль Бруно! — воскликнула Джемма, отодвигая от него свое кресло. — Паскаль Бруно! Уж не сын ли вы Антонио Бруно, чья голова находится в замке Баузо, в железной клетке?
— Да, я его сын.
— И вам известно, почему голова вашего отца находится там? Отвечайте!