Карденио - Эмар Густав (читать книги без .txt) 📗

Тотчас по высадке на берег дон Мельхиор отправился к мексиканскому губернатору. Что было предметом их продолжительной беседы — осталось неизвестным. Но дон Бартас и вся его семья, разместившись в губернаторском доме, провели там десять дней, причем им оказывались всевозможные знаки внимания.

Семья эта в то время состояла из самого дона Мельхиора Бартаса, которому было около сорока лет, его жены доньи Хуаны, прелестной, кроткой, болезненного вида двадцатилетней женщины, его сына Карденио, которому было лет пять, и грудной шести— или восьмимесячной девочки, которую мать кормила сама. Остальные шестеро были мексиканцами — безгранично преданные своим господам слуги.

Спустя дней десять-двенадцать по прибытии в Галвестон дон Мельхиор нанял двенадцать проводников, прихватил несколько быков и баранов, загрузил четыре повозки всем необходимым для разработки плантации и двинулся в дебри Техаса. Несколько мулов, сопровождаемых погонщиками, были навьючены какими-то таинственными предметами, назначение которых трудно было разгадать.

Караван двигался к фронтиру [3] короткими переходами; ему потребовалось более месяца для достижения цели. Наконец, не доходя двух лье до индейской территории, дон Мельхиор остановился, расположился лагерем и тотчас же принялся по всем правилам закладывать плантации.

Прошло несколько лет. Любопытство, вызванное прибытием в Техас дона Бартаса, давно улеглось, и о нем совершенно забыли.

Карденио вырос, сделался молодым человеком, и отец его, изрядно состарившийся, поручил ему управление плантациями, которые все расширялись и стали приносить немалый доход. Деятельный не по годам Карденио вполне оправдывал доверие, оказанное ему отцом.

Старый колонист, нелюдимый и мрачный, не завел близкого знакомства ни с одним из соседей плантаторов, ближайшие из которых жили на расстоянии шести-восьми лье.

Таковы были обстоятельства жизни этой семьи к тому времени, когда случай свел нас с главным героем нашего повествования.

Миссионер расположился за столом рядом с молодым человеком, ласково смотрел на него и каждый раз, когда Карденио из вежливости прерывал ужин, снова заставлял его приняться за еду.

Наконец, когда наш герой утолил голод, аббат напил ему стакан вина и заметил дружеским тоном:

— Дитя мое, а теперь выпей этот стакан. Очень полезно при сильной усталости. Потом помолишься и поговорим.

Молодой человек послушно выпил, произнес короткую молитву и только после этого обратился к священнику:

— Вы действительно святой человек, отец мой. Почему не все священники похожи на вас?

— Тсс, дитя мое, — проговорил с кроткой улыбкой священник. — Не будем худо говорить о служителях Бога. Лучше пожалеем тех, кто не исполняет своих обязанностей. Но судить их не станем: один Господь на то имеет право. А теперь, — продолжал священник, — объясни мне причину своего приезда.

— Отец мой, — начал молодой человек, — сегодня случилось несчастье: когда моя сестра Флора утром играла в саду, она хотела сорвать цветок, и вдруг ее ужалила ядовитая змея, которая спала под листьями.

— Боже милостивый! — воскликнул миссионер. — Неужели милое дитя в опасности?

— Да, к несчастью, отец мой. Когда я вернулся с пастбища, — а это было около половины пятого — моей сестре, несмотря на принятые меры, было уже очень плохо. Отец с горя почти потерял сознание. Он не отходит от постели Флоры и беспрестанно шепчет: «Боже мой, Боже мой! » Мать в отчаянии. Когда я вошел в комнату и Флора увидела меня, она сказала мне: «Карденио, мой дорогой брат, поезжай скорее за добрым отцом Мигуэлем. Господь любит его, и он меня спасет. Родители утешатся, когда Бог вернет им дочь». Я бросился вон из дома. Ее слова казались мне голосом свыше. И хотя ураган уже начинался и обещал стать ужасным, я вскочил на лошадь, которая еще не была расседлана, другую схватил за повод и поскакал, повторяя вслух: «Флора права, отец Мигуэль ее спасет». И вот я здесь, сеньор падре. Во имя Бога, спасите моего отца и мою мать от отчаяния, спасите мою сестру!

— Несчастное дитя! — с волнением проговорил священник. — Что могу сделать я, ничтожное создание? Один Бог может совершить чудо, которого ты у меня просишь. Во всяком случае, я исполню свой долг и отправлюсь на призыв умирающей. Встань, Карденио! Ты — храбрый юноша, и я готов следовать за тобой!

— Увы, мой отец, как пустимся мы в дорогу, если ураган свирепствует с такой силой?

— Ничего, сын мой.

— Падре, чтобы добраться сюда, мне пришлось преодолевать смертельные опасности. Реки разлились, превратившись в бушующие потоки. Они несут в грязных волнах вырванные с корнем сломанные деревья.

— Так ты колеблешься, дитя мое, тебе не хватает веры?

— Нет, отец мой, я не колеблюсь, и мое сердце полно веры. Но в такое время начать путешествие — значит идти навстречу верной и ужасной смерти!

Миссионер встал и вдруг словно преобразился. Глаза его сверкали, бледное лицо сияло.

— Зачем же ты здесь, — произнес он громовым голосом, — если у тебя нет ни решимости, ни веры? Или ты сомневаешься в Божьем могуществе? Ты сам сказал, что ждешь чуда! Неужели Богу труднее исполнить два, чем одно? Господь всемогущ, пути его неисповедимы; если он помог тебе добраться сюда, это значит — он хочет спасения твоей сестры. Если она умрет, ты — запомни это хорошенько, Карденио, — один ты будешь ее убийцей!

— О, мой отец, — в отчаянии воскликнул юноша, — не говорите так, заклинаю вас. Убить сестру, мою дорогую Флору! Отец мой, вы сведете меня с ума! Я, видимо, еще ребенок, который не понимает, какие произносит слова. Едемте, отец мой, я готов следовать за вами. Конечно, Бог спасет сестру и приведет нас к ней целыми и невредимыми. Что нам ураган, если Бог с нами!

— Хорошо, хорошо, дитя мое, — проговорил кротко священник, — теперь ты говоришь как мужчина и христианин. Кстати, — добавил он, прислушавшись, — кажется, буря стихает. Вот — и раскаты грома тише, и ветер не так воет, и дождь больше не льет с такой остервенелой силой. Бог услышал твою молитву, сын мой! У нас ведь есть вера, и теперь нам нужна только храбрость. Да будет благословенно имя Господне! Да исполнится его святая воля! Аминь! — тихо прошептал священник.

Воцарилось короткое молчание.

— Твое платье, наверное, высохло. Пойди переоденься, а я в это время приготовлю все для нашего путешествия.

— Бегу, мой отец!

— Подожди, у тебя, кажется, две лошади?

— Да, две. Разве их недостаточно?

— Достаточно, если лошадь твоя вынослива.

— Это мустанг, которого я сам объездил. Он молод, полон сил и мог бы легко, если понадобится, везти двоих.

— Это как раз то, что нам нужно, особенно если у него твердый шаг.

— Он, отец мой, может бежать не спотыкаясь по льду. Но к чему, позвольте вас спросить, эти вопросы?

— Милое мое дитя, судя по твоим словам, мы отправляемся к умирающей, — ответил священник, — Может быть, нам придется ее причастить. В этом случае необходимо присутствие Фраскито.

— Вы правы, отец мой, — пробормотал юноша. — Но вы вполне можете довериться моей лошади. Она доставит нас обоих в целости, если, конечно, не случится ничего непредвиденного.

— Хорошо! Переоденься и приготовь лошадей. Отправляемся через десять минут. Всякое промедление может стоить жизни твоей сестре.

— О, мой отец! — воскликнул юноша, заливаясь слезами. — Как вы добры и как я вам благодарен! Я буду готов через десять минут.

— Иди же! И поскорей!

Молодой человек поцеловал аббату руку и, едва сдерживая рыдания, бросился из комнаты.

Сборы аббата были недолгими. Он захватил с собой саквояж с лекарствами и несколько необходимых ему вещей. Молодого же человека он выпроводил из комнаты с единственной целью остаться на несколько минут в одиночестве и собраться с мыслями перед выполнением предстоящей тяжелой миссии.

Несмотря на непродолжительное пребывание в Кастровилле, аббат был довольно дружен с доном Мельхиором Бартасом. По странной случайности, дон Мельхиор оказался обязанным миссионеру. Они быстро сблизились, и человек, который до тех пор жил на своей плантации практически отшельником, вдруг почувствовал доверие и дружеское расположение к молодому священнику, честность и откровенность которого сквозила как в его манерах, так и в речах. После нескольких дружеских бесед со старым плантатором аббат понял, что в сердце этого скрытного и мрачного человека есть какая-то давняя, тайная, но до сих пор не зажившая рана. Побуждаемый состраданием и любовью делать добро, миссионер хотел узнать причину, чтобы, если возможно, устранить ее и таким образом возвратить спокойствие несчастному человеку. Несмотря на глубокое сострадание, которое он испытывал, невольная радость (если это выражение здесь уместно) закрадывалась в его сердце, радость при мысли о том, что Бог посылает этот неожиданный случай, чтобы дать ему возможность осушить слезы несчастного.