Дорога цариц - Прозоров Александр Дмитриевич (читать хорошую книгу полностью .TXT, .FB2) 📗
– Кажется, брод… – Паренек поставил корзинку на землю.
– Боря, мы ведь в него не полезем? – зябко поежилась девочка. – Лед ведь токмо-токмо сошел!
– Литовский тракт на той стороне. – Борис начал расстегивать кафтан. – Иначе нам до Москвы не дойти.
Сбросив одежду, он присел, подсадил сестренку на плечо, выпрямился, быстро и решительно вошел в воду, торопливо пересек реку, ссадил девочку на берег, повернул назад, перешел, забрал корзину и одежду, снова перебрался через Вязьму.
– Вай-вай-вай. – Стуча зубами от холода, паренек завернулся в тулуп, подобрал корзинку и вещи, свернул с дороги в растущий слева осинник, углубился на два десятка шагов, присел на ствол упавшего зимой дерева, поставил лукошко между ног. – Давай посмотрим, чего я там впотьмах прихватил?
В ивовой емкости обнаружилось примерно с полпуда отборной репы, каждая с кулак размером, и пять упитанных, как поросята, копченых сазанов.
– Пообедаем?
Щедрой рукой паренек разломал надвое одну из рыбин, половину протянул девочке, спину взял себе. Ира отказываться не стала, быстро набив рот сочной белой мякотью, утробно прочавкала:
– А куда мы идем, Боря?
– В Москву, – пожал плечами паренек.
– А куда в Москве?
– Ну-у… Найдем куда. Москва большая, там для всех место найдется. Коли дядюшка Дмитрий устроиться сумел, нешто мы не сможем? Двор царский там, приказы все. Князья родовитые.
– И сколько нам добираться?
– Батюшка сказывал, двести верст по тракту. Десять дней пути… – Борис опустил глаза к корзинке. – Коли припасы беречь, дней на шесть хватит. Дня четыре, я так мыслю, вытерпим. А там уже и Москва!
Поев и обсохнув, паренек оделся. Брат с сестрой вернулись на дорогу, с полверсты прошли по ней на юг и оказались на чистеньком ухоженном тракте, ведущем из столицы великой православной Руси на запад, в земли немецких схизматиков. Дорога примерно трех саженей в ширину – четыре телеги бок о бок легко помещались – была усыпана желтым речным песком, и потому на ней не застаивалось ни луж, ни слякоти – в любую погоду спокойно ездить можно.
Однако в сии майские дни тракт все едино оказался совершенно пуст – в весеннюю распутицу путники не рисковали отправляться в дальнюю дорогу даже по такому сказочному и удобному тракту, как этот. И потому до самых сумерек сироты не встретили здесь ни единого попутчика, разминувшись всего с тремя встречными возками.
Вечером дети свернули в лес, выбрали вековую ель, высоченную и разлапистую, забрались под нижние ветки, завернулись в пахнущий солеными огурцами, старый и истрепанный до дыр овчинный тулуп, прижались друг к другу и крепко, спокойно заснули.
Новый день не принес никаких неожиданностей: чистое небо, теплое солнце, свободная дорога – и никаких признаков погони. К вечеру сироты добрались до могучей и богатой Вязьмы, но входить в город не рискнули – обогнули твердыню вдоль бревенчатых стен и двинулись дальше по тракту. Снова заночевали в лесу, завернувшись в тулуп и укрывшись еловыми лапами.
Так же благополучно протекли еще два дня – не считая того, что к вечеру второго закончилась рыба, а репы осталось только половина корзины. После этого Борис начал беречь припасы, доставая лишь по две репы на завтрак, обед и ужин, но к седьмому дню пути корзина все равно опустела, а юные путники не дошли еще даже до Можайска. И ночевать на восьмой день пришлось на голодный желудок.
Судороги в пустом животе разбудили сирот еще до рассвета. Борис поднялся первым и, чтобы хоть как-то заглушить голод, ощипал с еловых веточек молодые хвойные кисточки, сжевал их почти полную горсть, закусил растущей на прогалине кислицей. Еда не самая сытная и вкусная – но хотя бы не отравишься.
– Боренька, кушать очень хочется, – жалобно шмыгнула носом сидящая на тулупе девочка, зябко потирая плечи. – Неужели совсем ничего не осталось?
– Я сейчас чего-нибудь найду, – пообещал паренек. – Ты только не плачь, Иришка, хорошо? Здесь подожди. Капусты, вон, заячьей пощипать можешь.
Борис решительно положил ладонь на рукояти отцовских ножей, отошел от ели, под которой они ночевали, и в задумчивости замедлил шаг.
У него не имелось с собой ни лука, ни рогатины, ни даже простого кистеня. Ни лошади, ни веревки для силок. Посему рассчитывать на охоту младший потомок из рода Годуновых никак не мог. Не с чем охотиться! Да еще в чужом лесу, где ни тропы звериные неведомы, ни овраги и водопои, ни угодья помещиков местных. Про грибы в мае вспоминать еще рано, про птичьи гнезда тоже…
В животе от таких мыслей снова тревожно забурчало, остро кольнула судорога. Паренек двинулся вперед, глядя по сторонам в надежде высмотреть хоть что-нибудь. По левую руку блеснул просвет, паренек повернул туда. Сделав несколько шагов, он увидел впереди речную излучину. Не иначе петлистой Вязьмы.
– Есть! – обрадовался мальчишка, быстро пробился вперед, спустился к влажному, заболоченному берегу, заросшему рогозом, забрался в самую гущу растений, выхватил косарь [1], рванул под основание самую крупную камышину, резанул переплетение дерна над лентой корневища, потянул дальше, еще и еще. Добыв хвост пяти шагов в длину, обрубил его, быстрыми ударами срезал зеленые стебли, отбросил в сторону и взялся за растущие чуть в стороне растения. Когда в мутной жиже перерытой болотины набралось с десяток корневищ, собрал их все в пучок, прошел по реке чуть выше, к сухому берегу, тщательно выполоскал, забросил на плечо и отправился в обратный путь: – Эй, Иришка, ты где?! Отзовись!
– Ау! – прозвучал из лесной гущи девичий голосок. – Я здесь!
– Иду-у!!! – Двигаясь на голос, паренек вскоре выбрался к ели, сбросил добычу на землю. Одно из влажных рыжих корневищ тут же порубил на куски в локоть длиной, пару штук очистил от тонкой шкурки и протянул белое рыхлое нутро сестре: – Вот, пожуй пока. Манку с корешков глотать можно, а мочалку выплевывай.
Малышка тут же жадно вцепилась в угощение, а Боря снова отправился в лес, собирая хворост и валежник. Притащив несколько охапок, расчистил место на прогалине между деревьями, сложил шалашик из самых тонких веточек, подсунув в середину горсть прошлогодней сухой травы, добавил тертого сухого мха, достал из поясной сумки кресало. Привычно высек искру, раздул огонь, немного выждал, давая заняться веткам, бросил сверху хворост.
– Как хорошо, костер! – обрадовалась девочка. – Боря, а мы что, сегодня никуда не пойдем?
– Я так мыслю, сегодня не получится, – покачал головой паренек. – Пока угли нагорят, пока корни запекутся… Полдня пройдет.
– Ой как славно! – Ира села рядом с братом, зацепилась за руку и крепко-крепко прижалась к его боку. – У меня от этой ходьбы ужо все ноги болят!
Поверх тонкого хвороста легли толстые ветки соснового валежника. Когда он прогорел, паренек покидал в угли порубленные куски рогоза, набросал сверху веток. Костер полыхнул снова, а когда прогорел, Борис выгреб из углей запекшиеся корни. Выждав, пока они немного остынут, сироты стали чистить получившееся угощение и жадно есть. На вкус оно оказалось совершенно никаким – просто вязкая, слегка пахнущая дымом масса. Однако в животе очень быстро возникло подзабытое ощущение сытости.
Паренек бросил на угли оставшийся хворост, принес и расстелил тулуп. В тепле сироты быстро сомлели и задремали.
– Как славно, что мы вместе, Боренька, – неожиданно пробормотала девочка. – Мы ведь с тобой никогда не расстанемся, правда? Никогда и ни за что!
– Никогда, Иришка. – Младший Годунов нащупал ладонь сестры и крепко ее сжал. – Одни мы с тобой теперь на всем белом свете. Нам друг друга терять нельзя.
Ближе к вечеру паренек сходил к реке еще раз, добыв несколько плетей рогоза, каковые сироты тоже запекли на углях. И потому утром они не только хорошенько наелись, но и почти наполовину загрузили корзинку едой.
Этого запаса юным путникам хватило на два дня. Но зато вторым вечером детям повезло остановиться на краю небольшого клюквенного болота – и они вдосталь наелись оставшейся после зимы ягоды.
